Газаев укрывался под соседней елью. Выбравшись из "шатров", капитаны поднялись к тропе, откуда предстояло стартовать почти готовой "осадной башне". Прячась за стволами, они смотрели, как ливневая вода, где потоком, где мелкими ручейками мчалась по тропе. Та, как русло реки, собирала их вместе. На повороте, где невысокий останец торчал, словно камень из сказки, только без надписей, чем рискуешь на том или ином маршруте - поток вздыбился и разделился. Большинство воды ушло под гору, а часть свернула и весёлыми бурунчиками запрыгала при входе в пещеру.
- Мухин, - окликнул пограничника капитан Газаев, - там второго выхода точно нет? Значит, теперь у него и вода про запас... Скверно. Знаешь, если он слезогонку перетерпел, то вонь от падали ему совсем без разницы...
Оба замолчали, не собираясь озвучивать общеизвестную истину, что мокрая тряпка на рот и нос - сильно ослабляет естественные запахи. Пограничник глянул на небо:
- Скоро солнце будет с нашей стороны. Пару часов подожди, засветку используй... А мы попробуем подавить его, будем по входу стрелять. Жаль, пулемёта нет.
- Угу, - согласился командир сомов.
Капитаны замолчали, вернулись в лагерь. Штабной майор и сестра Магдалена прятались от солнца в палатке. Орденка допрашивала Хурхэнова, добиваясь точного описания удивительной вещи, которую тот обнаружил при досмотре контрабандистов и даже подержал в руках. Бурят, прежде невозмутимый, сейчас почти кипел. Он говорил быстро и горячо, что делало его акцент более заметным:
- Говорю вам, плоская коробочка, сверху стекло, гладкая. Чёрное, но как зеркало. Я пальцем провел по боку, там кнопка. На медальонах такие делают, нажал-открыл! Она не открылась, а стекло светлое стало. И картинка живая. Я чуть не выронил! Сунул урянхайцу назад, отскочил, и тут ходок меня ногой сбил, а нас в наряде трое было - он и тех... Что как? Руками и ногой!
- Не кричите, а вспоминайте. Точнее, - ледяным тоном рыкнула орденка, - какой рукой и какой ногой, что за слова сказал. Припоминайте!
- Он мало сказал. Когда мы из секрета выскочили, заставили ружья на землю положить и отойти от лошадей, сперва выругался нехорошим словом. Бля, сказал, вы, с это... э-э-э... как из женщины, из... как рожает... на лыжах... Непонятно, но ругался и на проводника крикнул, что делать. Нет, монгольский не знаю, но он похоже спросил. А я им - досмотр! И седельные сумки стал проверять, где она, плоская шкатулка лежала... Тогда он подпрыгнул и меня ногой...
- Что сказал ходок потом?
- Плохо помню, я лежал, голова кружилась. Он ружьё свое схватил, на вьюки запрыгнул, как верхом скакать собрался. Лошадь понесла вниз, а проводники остальных и бегом увели. Но ходок перепутал и прямо к пещере, а назад не успел, как он повернул, я уже винтовку взял и выстрелил. Но голова кружит, не попал в него, лошадь ранил, впереди седла, может, в сердце. Кричала она сильно... А проводники ушли. Кого догонять? Кто ближе. Мы все пещеру караулили, а один на заставу...
- А ходок?
- Он вьюк срезал, заволок, а сам у входа спрятался и уговаривал отпустить. Ты, говорит, чурка, я заплачу. Бери деньги или ханку, так и сказал, сам торганёшь и озолотишься. Угрожал, что потом перетрёт с начальником, и мне ... как женское ... мне конец придёт.
- Ты уверен? С начальником... - в голосе майора Воронова прозвучал восторг рыбака, выловившего стерлядь вместо уклейки, - вот даже как!
Орденка тоже встрепенулась:
- Припомни слово в слово! Имя было?
Хурхэнов почти взвыл:
- Не помню! Что вы мне - точнее, точнее? Я всё сказал!
Мухин вмешался:
- Прерву вашу беседу. Есть более важные дела, - опустил руку на плечо бурята, повернул к себе, приказал. - Свободен, - бестрепетно принял яростный взор орденки и как отрубил. - Он снайпер. Сейчас нужен на позиции. А допрашивать станете, когда с ходоком закончим.
Сестра Магдалена не вскипела, как ожидал капитан, напротив, улыбнулась и подначила:
- Это не вы тот самый начальник? С которым ходок перетереть что-то собирался?
*
Хурхэнов от удивления раскрыл рот - он никак не ожидал, что его слова будут истолкованы настолько превратно, против начальника заставы. Майор Воронов злобно улыбнулся после слов орденки, но смолчал. Ласковая тональность обращения сестры Магдалены не обманула Мухина - та явно провоцировала его на взрыв негодования, на скандал. Но времени для словесных пикировок у капитана не было и он поступил проще - нагрубил красивой стерве:
- Сестра Магдалена, такие подозрения оскорбительны для офицера. Жаль, что вы не мужчина. С удовольствием бы вызвал на дуэль!
- Они запрещены. Поэтому вы такой грозный, Мухин, - красотка состроила презрительную мину, обильно источила словесный яд, надеясь острым язычком всё-таки задеть капитана и дополнительно уязвить, - жаль, не для врага. Боже, какая незадача! Ходок забился в норку, и никак его оттуда не извлечь, не выкурить. А на мой взгляд, это не сложнее, чем суслика из норы вылить!
- Вылить? - Капитан сдёрнул фуражку, шлёпнул себя по лбу и радостно воскликнул. - Ну, конечно же!
И вместе с бурятом, безмерно счастливым, что допрос закончился, он побежал делиться с Каиркеновым возникшей идеей бескровного захвата ходока. Начальник Томской канцелярии мгновенно проникся предложением Мухина, затребовал сигнальный ратьер, но передавать сообщение на дирижабль поручил сигнальщику. Когда тот резво отщёлкал шифрованный текст и получил подтверждение, хромец от руководства отстранился:
- Я не военный, а командовать надо чётко. Так что вы уж сами, Дмитрий Сергеевич, идею суслика реализуйте.
Пожарные отрядили в помощь одно судно. Мухин, задрав голову, смотрел, как подплывает к вершине цилиндрическая ёмкость, закреплённая на внешней подвеске громадины пожарного дирижабля. Когда тот завис, отрабатывая пропеллерами против ветра, командир заставы скомандовал сигнальщику:
- Красную!
Ракета ушла вертикально, вспыхнула на середине пути. Как условлено, на счёт "пять" с трёх сторон вылетели такие же, скрестились над входом в пещеру, промчались дальше, ударились о скалы и погасли. С дирижабля мигнули, сигнальщик прокричал капитану перевод морозянки на человеческий язык:
- Отметку засекли!
Пропеллеры зашумели сильнее, могучая туша осторожно двинулась. Вблизи и сам воздушный корабль и гигантское "ведро", заполненное водой, впечатляли гораздо больше, чем издали. Многие бойцы впервые видели такого монстра вблизи, с каких-то полста метров. Ткань, которая обтягивала величественную рыбину, крепилась изнутри к рёбрам жёсткости, а те становились заметны под толчками ветра. Гондола, небольшая по сравнению с размерами всей махины, казалась игрушечным железнодорожным вагоном.
Но сильнее всего впечатляли винты. Шесть длиннющих лопастей каждого из четырех пропеллеров, разнесённых по бокам толстенного веретена дирижабля, рассекали воздух, порождая низкий рокот.
Он звучал, как музыка, мощно и основательно, напрочь исключая любые подозрения о суетливости воздушного гиганта. Благоговейное молчание воцарилось с появлением дирижабля. Казалось, голос не способен пробиться сквозь могучий гул, но сигнальщик как-то понимал крики Мухина, который следил за падением жиденьких струек, сочащихся из "ведра", и корректировал:
- Чуть правее! Так держать! Стравить цистерну ниже! Еще ниже!
Сомы капитана Газаева рассредоточились за стволами деревьев, в готовности к рывку. Ильгиз Кадырович и сестра Магдалена стояли дальше, на безопасном расстоянии от пещеры, впереди пограничников, чтобы не упустить ничего из диковинного зрелища. Суров тоже пялился вверх, не пытаясь разгонять бойцов.
Мухин, волнуясь, как никогда прежде, крикнул в ухо сигнальщика:
- Открывай!
Тот защёлкал ратьером, отправляя приказ на дирижабль. И вот - свершилось!
Конус цистерны распахнулся настежь. Водяной столб выпал, кудрявясь по бокам пылью. Пять тонн воды гигантской каплей неслись к земле, набирая скорость.