После луга, где остался лежать генератор, непролазная тайга оставила один путь - по руслу. Хорошо хоть уровень понизился, снимать джинсы не пришлось, только закатать выше колен. Ледяная вода мигом выстудила ноги. Сначала их ломило где-то глубоко, а потом чувствительность вовсе пропала. Ступни скользили по камням, пальцы бились обо что-то, а боль, как в первую минуту - уже не приходила.

Что идёт он, как на ходулях, Руслана сперва не очень огорчало. Вот сопли - результат промёрзших ног - те стали проблемой. Шмыганье не помогало. Носовой платок промок мгновенно, а размазывать предплечьем - он что, ребенок? Приходилось отсмаркивать жижу по-деревенски, поочередно зажимая то одну, то вторую ноздрю, а потом споласкивать пальцы в ручье.

Однако холод из ног стал подниматься выше. Когда добрался до пояса, Руслан споткнулся об угловатый валун, рухнул, едва успев выставить руки. И понял - пора выходить. Иначе, упади он в глубокую воду - окоченевшее тело не подчинится - тогда кранты!

Так, на четвереньках, он и выполз на относительно свободный пятачок. Сел, принялся растирать ноги. Первой вернулась ломота и боль в костях, аж до слёз и мата. Ума хватило поступить, как лыжники - энергично махать ногой, загоняя в неё кровь.

Через полчаса и сопли подсохли. Обувшись, Руслан продрался в сторону от ручья. Много выше уреза воды обнаружилась странная тропинка. Трава на ней была существенно реже,  хотя идти приходилось в полуприседе, а местами на четвереньках, если путь преграждала поваленная лесина. И всё равно аспирант обрадовался. Пусть полусогнутый, лишь бы не вброд!

Ходьба в стиле шимпанзе не отвлекала от сетований на невезуху, которые перемежались мыслями типа: что бы такое съестное найти и сожрать? Самый каверзный вопрос - как ты, придурок, попал в незнакомое место? - ответа не требовал, но ощущался на заднем плане всех мыслей, и постоянно.

Впереди показалась поляна. Ручей Кадрин, наконец-то, уткнулся в небольшую речку, шириной метров десять, вдоль которой змеилась уже полноценная тропинка. Рослов отогнул последние ветки колючего кустарника, распрямился. Комары, которые в чаще назойливо звенели, но атаковать среди листвы не успевали, на открытом месте бросились кусать с лёту. От лица их удавалось прогнать ладонью, а вот уши мигом набухли, отекли и зазудели. Несколько веток, собранных в веники, принесли облегчение, но махать ими пришлось в темпе чарлидерши.

Солнце клонилось к закату, у реки становилось прохладно. Ходьба уже не согревала, сил хватало лишь тупо переставлять ноги и похлёстывать лицо веничками. Пока глаза различали тропу, Рослов брёл. Однако сумерки густели, заря покидала небо - он стал часто спотыкаться. Когда остановился - тело наполнилось усталостью, хоть падай, но ума хватило не поддаваться соблазну:

- Чтобы опять застыть? Хренушки, только на подстилку!

Веники пришлось отложить - комары радостно взвыли. Хвойные ветки поддавались плохо, поэтому Руслан измазал в смоле пальцы, и к ним прилипла всякая шелуха. Повозившись с четверть часа, он со стоном облегчения возлёг на ложе. Мелкие сучки тут же впились в спину.

Проклиная бизнесмена, которые дал заказ, себя, Алтай, комаров, грозу и тайгу, аспирант, в конце концов, скрючился в комок, накрыл голову лапником, уткнул лицо в порядком обтрёпанные веники и вырубился.

**

Роса, озноб, кашель - разбудили Руслана, когда свет только набирал силу. Чувствуя, что готов сожрать что угодно, он вяло побрёл вдоль реки. Та набирала силу, то расширялась, то сужалась, падала с водопадов, вскипала на порогах. Многие места приходилось обходить, теряя время. В одном месте удалось перебрести, держась за скалу, в другом он даже рискнул переплыть узость, что заняло минуту вместо длиннющего обхода вкруговую.

Но силы иссякали, пустой желудок терзали голодные судороги. Посчитав за лучшее наполнить его хоть водой, аспирант пригоршнями хватал ледяную воду, от которой ломило зубы. Солнце поднялось и не просто грело, пекло форменным образом, но простуда уже набрала силу. Из носа беспрерывно текло, в горле бился кашель, а в груди - хрипело и булькало. Жар пульсировал в голове.

Тропа тянулась бесконечно, вилась вместе с рекой, только никуда не выводила. Несчастному аспиранту казалось, что он всю жизнь будет идти вдоль реки, пока не упадет в изнеможении. Даже отмахиваться веничками от комаров он стал экономно, в ритме ходьбы. Долбаные горы всё не кончались, хотя речка стала полноводнее, хоть сплав устраивай. Он бы сделал плот, даже помечтал воспалённой головой, как ложится на брёвна, а те несут его вниз, чудом преодолевая пороги - но где взять топор?

На ночь аспирант устроился под шатром нижних ветвей ели, нащипал жиденькую лапниковую постель. Утром всё тело ломило. Озноб и кашель стали привычными, хотя мышцы живота чуть не рвались от потуг. Сопли текли ручьём, ноздри воспалились - сморкаться сил не было. Рослов так вымотался, что вперёд не смотрел, а, придерживаясь за ветви деревьев, тупо брел по тропе, которая вилась вдоль реки. От комаров он отбивался уже одним веничком.

К вечеру тропа превратилась в просёлок, лес отступил от неё, отделился лугами. Стало свежеть. Ознобное потряхивание и слабость превратили походку Руслана в старческое шарканье. Он переставлял ноги на упрямстве, как вдруг услышал стук топора. Невысокий коренастый мужчина в темном халате обтесывал березовый ствол.

- Здравствуйте, - Руслану хватило сил вымолвить это, - помогите.

- Вечер добрый, - мужчина воткнул топор в ствол, удивленно уставился на аспиранта. - Что с вами?

- Я заблудился, - кашляя, отсмаркиваясь, признался тот, - а надо в город. Вы на колёсах?

- На колёсах?

От энергичного сморкания у Рослова заложило уши, пылающая жаром голова, полная боли, закружилась. Но даже в таком состоянии он сообразил, что абориген тупит. Пришлось перейти на самый простой стиль общения:

- Мне в Горно-алтайск, - он бросил веник, жестикулируя, ткнул себя в грудь, показал за спину, - я был в тайге. Заболел. Идти не могу. Довезёте? - потом вынул бумажник, показал тысячную купюру. - Деньги есть.

Собеседник наморщил лоб, рассматривая деньги. Руслан потерял терпение, да и силы покинули его. Слабость заставила сесть на бревно. Он закашлялся, подумал: "Мало предложил... Пятёрку дам...", но потерял равновесие и стал заваливаться на спину. Абориген бросился к аспиранту, протягивая руки - схватить ли за горло, удержать ли?

И сознание Руслана померкло.

Поражение

Капитан Мухин перекатился очень вовремя - пули ударили рядом, в место, где он только что лежал. Тонко ойкнул особист, уронив фонарь. Луч упёрся в скалу, подсветил козырёк. Как раз оттуда и стрелял ходок - ему пришлось отвлечься от Мухина и Антона, расстреливая невыгодную подсветку. Капитану хватило этого, чтобы швырнуть на козырёк гранату со слезогонкой, выхватить пистолет и ещё раз перекатиться.

Опять своевременно. Короткая очередь простучала - пули прошли мимо. А потом ходок зашёлся в кашле, который сместился вниз и стал глуше. Мухин выпустил на звук все пули. Но короткие ответные очереди, по два, три выстрела, не прекращались. Затем раздался взрыв, второй, третий. И кто-то застонал.

- Кто жив, доложитесь, - вполголоса запросил капитан.

- Я Михеев, цел. Я Зинчук, цел. Я Липартия, ранен в плечо, - ответили трое.

Остальные молчали. Полевой агент шумно, с бульканьем дышал неподалёку от капитана. За спиной бухнул взрыв, осколок ударил капитана в руку. Боль не пришла, но рукав стал намокать.

- Липартия, ползти сможешь? Не очень... Да хоть на карачках, но ползком! Кто ближе, Зинчук? Перевяжи его. Михеев, проверь остальных. Если...

Близкий взрыв заставил Мухина распластаться. Ещё один громыхнул подальше, у скалы, и напрочь отбил желание продолжать штурм. Из пещеры доносился кашель ходока и хлёсткие выстрелы, два-три сразу. Пули щёлкали о землю или скалы в разных местах - значит, стрелял тот неприцельно, веером. Затем снова прозвучал взрыв. И короткая очередь. Мухин отбуксировал Антона к скальной стене: