Убрали еще много чего! Да, мир перевернулся и в сторону какой-то регрессии на западный манер.

Почему развалился СССР? Может тому виной громкое, самодовольное вранье глупых партийных чиновников? Мы с верными друзьями на кухне нередко говорили о кризисе власти Брежнева. Говорили вполголоса, и нас устраивала половинчатая мысль о том, что так вечно продолжаться не может! Наконец появилась Джанет в длинном платье, закрывающем всю ее фигуру, то во мне вспыхнула какая-то надежда. На что? Не знаю!

Может быть, я ожидал от нее такого рассказа об этом мире, который объяснит все без особых потрясений? Если Джанет так внешне повторила свою мать Майю, то, может, все остальное в их жизни прошло без потрясений? Именно эта надежда на разрешение конфуза и удерживала меня здесь.

Джанет как-то почувствовала мое присутствие. И остановилась почти рядом с модулем и стала осматриваться.

- Спасибо, что вы пришли, - сказал я, слегка приоткрыв дверцу модуля.

Джанет испуганно отшатнулась.

- Я мог бы и не появляться, чтобы не причинять вам неудобств, - почему-то вырвалось у меня. - Наверное, я думал о себе.

- Нет, вы расскажите, о том, что происходит? - Джанет держалась молодцом и чувствовался майкин характер. - Ведь вам должно быть уже под шестьдесят лет, но вы не постарели? Как такое возможно и откуда вы прибыли?

- Джанет, - сказал я, стараясь вложить в свой голос как можно больше убедительности, - скажу одно: я в машине времени.

Джанет с ужасом рассматривала небольшую вертикальную полоску, в которой виделась часть моего лица, точнее только рот. И он говорил...

- Это правда, не фокус, а машина времени? Такая, о которой пишут фантасты?

Прошла какая-то пожилая туркменка. Я быстро прикрыл створку. Она подозрительно посмотрела на Джанет, говорившую вслух. Когда женщина чуть прошла, я снова открыл модуль. А прохожая издали стала что-то с чувством говорить, размахивая руками и сумкой в одной из них.

- О чем она говорит? - спросил я.

- Вы не знаете туркменского?

- С таким ее произношением? Нет! У нас были хорошие учителя туркменского языка.

- Она ругает меня за то, что я появилась на улице одна. Что у меня открыто лицо. Она подозревает, что я замужняя женщина.

- Вам, Джанет, грозит опасность?

- Да, если позовет кого-нибудь из полиции. Нельзя восточным женщинам ходить одной по городу...

- У вас здесь деспотическое ханство Востока? Не может быть, так не поступают с просвещённым народом!

- Ах, не шутите, я лучше уйду!

- Подождите! Ничего не бойтесь! Я спускаю модуль, открываю дверцу, и вы быстро входите! Места здесь хватит!

Что я и сделал, повернув модуль 'спиной' к пожилой туркменке. И Джанет, войдя в машину, как бы исчезла на глазах той. Я быстро приподнял машину на два метра.

Прохожая обезумела от страха и бросилась к идущему навстречу полицейскому, указывая на место, где только что была Джанет.

- Ек! Вах-вах! Шайтан! (Нет. Вах-вах. Дьявол).

Женщина, схватила сопротивляющегося полицейского за руку и потащила его к нам под модуль. Мужчина вырвал свою руку и повернулся прочь, а фанатичка строгости нравов подняла голову и увидела мое ухмыляющееся лицо. От страха она упала на асфальт, запричитав:

- Шайтан, шайтан, шайтан!

Полицейский подскочил к ней. Джанет не выдержала и засмеялась в узкую щель, через которую мы наблюдали за происходящим.

Здесь и полицейский побледнел, услышав нежный смех!

- Ты что, старая, - вдруг заговорил он по-русски, - животом смеешься? Сама ты шайтан!

Дальше он выругался на чисто русском и ушел.

Джанет так смеялась, что невольно заставила вторить ей. Женщина под нами совсем обезумела от сочетания двух голосов. Вдруг она узрела пятно, оставленное голубем на модуле. Это выглядело ужасно: висящий в воздухе птичий помет, который смеялся на все голоса!

Мы сидели в модуле в двух креслах и рассматривая друг друга.

- Что произошло с Вашей мамой, - спросил я, - и откуда появились зеленые флаги над городом. Где кумач СССР?

- Мама умерла сразу после того, как Туркмения отделилась от СССР...

- Отделилась? Да все руководство республики сразу же пряталось под стол, как только начинали чихать в Москве!

- Я не люблю политику, не знаю, кто, когда чихал. Но это все сделал Горбачев...

- ?

Майя начала рассказывать мне о Горбачеве, отозвавшись о нем, как о предателе.

- Все началось после смерти Брежнева. Это так мама рассказывала.

- А когда он умер?

- В 83, нет, в 82 году. Не знаю точно, это был такой полный мужчина с густыми бровями. Когда в Москве начались какие-то брожения, я была подростком. Мама умерла в 91 году от рака груди. А через два года тетка отдала меня замуж за Мурата. Сначала он был инструктором ЦК, а чуть позже министром социальных преобразований. Сейчас он тоже министр, но экономики. Может оно по-другому называется, но я не вникаю в дела мужа...

Майя долго мне рассказывала о новой жизни в Туркмении. Часто останавливалась. Вздыхала и с какой-то надеждой смотрела на меня.

Я был раздавлен всеми ее новостями. Она родилась позавчера... Это если говорить о времени, когда я сел в модуль - 25 июля. Да, я видел Майю в положении.

А еще вечером, накануне похода в гараж, услышал от матери, что Майя родила. Я собирался поздравить её.

- А дом? Когда его снесли?

- Это все мой министр. Он получил разрешение от властей города о сносе дома еще в 1995 году. Но это произошло двумя годами позже. Людей разбросали, куда только было возможно и невозможно! В основном выселили в пригороды: Безмеин и Аннау, в старые блочные дома, бараки. Никакой компенсации! Никакой жалости! А мы жили у отца мужа, а он начал строить дом именно на этом месте... Не могу больше жить здесь! Что мне делать дальше?

Джанет вдруг зажала себе рот, словно не захотела выпустить все свое отчаяние! И посмотрела на часы:

- Мне надо возвращаться! Я готовлю и убираю в доме все сама.

- Подожди, ты не рассказала, что случилось с моей мамой.

- Она не долго прожила, после того, как вы исчезли... Я была совсем маленькой. Много лет спустя о вас мне рассказывала моя мама.

Я поник головой. Потом долго смотрел на город, никак не желая поверить, что оставил мать одну со своим горем. Нет, когда вернусь, я обязательно избавлюсь от этой машины! Зачем она мне! Я буду жить нормальной жизнью, как все!

Мне стало жалко не только маму, но и всех обитателей нашего дома, которых новая власть не пощадила.

- Послушай, Джанет, - я взял ее руку в свою, и она вздрогнула, почему-то оглянувшись, - я могу отправить тебя к твоей маме, когда она была жива. Это в моих силах.

- Разве ты Бог? - Она очень естественно перешла на 'ты', вероятно принимая меня все-таки за своего сверстника с небольшим перевесом в годах. - Это же машина! Кто изменит во мне меня саму? Кто исправит всю боль, что я испытала за эту жизнь? Или у тебя есть для этого средство?

Я опустил голову. Ну, какой я Бог? Я просто воспользовался чужой машиной, чтобы 'проветриться' перед работой. Надо возвращаться и сделать все, чтобы мама еще долго жила! Пора вперед, в прошлое! Но на прощанье мне хотелось как-то утешить несчастную дочь Майи:

- Но я могу вернуть тебя чуть раньше, до того, как прилетел сюда. Это запросто...

- Запросто?

Джанет склонила голову. Ну, чистая Майка! Она казалось, соскучилась по этому русскому слову.

- А ты можешь вынести меня до того времени, как меня зачали?

Джанет покраснела. Как бы ни была она воспитана в европейском духе, но обсуждать с мужчиной подобные вещи не принято на Востоке.

- Могу, но это изменит, наверное, весь мир.

- Пусть изменит! Может тот Брежнев умрет, успев подготовить новую команду, а Андропов проживет чуть больше, как какой-то китайский коммунист, который не позволил Китаю стать буржуазным?