«Зачем я не сказал правду? Зачем свалил на Стасика?.. — спрашивал себя Петя. — Ведь я забыл про эти пряники. Ну, честное, самое-самое честное…»

Маленькая льдина плыла и плыла, унося Петю все дальше в холодный океан.

…Среди дня пелена тумана разошлась, показав кусочек бирюзового неба. Из этого небесного оконца на море упали длинные солнечные стрелы. Потом небо совсем расчистилось, и вместо косматого тумана над морем повисло веселое солнце.

Солнце, вероятно, обрадовало морских зверей: они покинули свои глубины и теперь все время появлялись на воде. Но как ни ухитрялась Клара, ей ни разу не удалось даже дотянуться веслом до нерпы.

— Есть хочу, — уже не просто сообщал, а хныкал Вовка.

— Подожди, вот убьем нерпу… — в сотый раз обещала ему Клара.

Вовка обиженно топырил губы и, минуту помолчав, снова плаксиво тянул:

— Есть хочу…

И вдруг Вовка перестал хныкать. Вдруг он сдернул с головы малахай и заорал:

— Самолет, самолет летит!..

Стасик и Клара замерли, прислушиваясь. В самом деле откуда-то издалека доносился тихий рокот.

И вот он показался в небе, этот самолет — темная гудящая птица. Клара тоже сорвала с головы малахай, повесила на весло и замахала им.

Но самолет неожиданно изменил направление и ушел в сторону. Потом появился снова и опять развернулся, не долетев до них.

Так продолжалось много раз, пока, наконец, зеленая птица с красными звездочками на крыльях не пронеслась над головами ребят. Самолет описал над льдиной круг, а когда зашел на второй, из оконца вылетел белый сверток. Качнув на прощанье крыльями, самолет улетел.

Клара и Стасик развернули сверток. В нем были шоколад, колбаса, булочки и записка. Клара вслух прочитала ее:

«Ребята, держитесь! Сегодня вас снимут. С горячим приветом. Экипаж ледовых разведчиков».

А спустя какой-то час над льдиной повис вертолет. Из вертолета упала веревочная лесенка. По ней спустился пилот и сгреб в объятия всех троих — Клару, Стасика и Вовку.

— Ну, подрейфовали, полярники? Пора домой!.. — говорил пилот, а сам все прижимал и прижимал к себе ребят.

Когда Вовка уже был в вертолете, а Стасик взбирался вверх по лесенке, Клара сказала пилоту:

— С нами еще Петя был. Вчера его унесло на льдине вон туда. Его ведь тоже найти надо.

— Петя? — улыбнулся пилот. — Это тот, что с пряниками?

— А разве… откуда вы знаете? — запинаясь, спросила Клара.

— Полярные летчики должны знать, что делается в их владениях, — засмеялся пилот.

Поднимаясь по веревочной лесенке, Клара взглянула вверх и не поверила своим глазам: из кабины на нее смотрел Петя.

— Выходит, больше некого искать? — весело спросил Клару пилот, захлопывая дверцу вертолета.

— Некого, — серьезно ответил Вовка, уплетая за обе щеки медовый пряник.

Вовкин ответ рассмешил пилота.

— Недаром ты этот пряник сохранил, — сказал Пете пилот, кивнув на Вовку. — Видишь, как пригодился.

— Честное слово… пионерское… я забыл… Их всего три было, я ведь вам рассказывал. А потом просто сам не знаю… — покраснев, начал Петя.

— Да верим тебе, верим, — сказал ему пилот.

Спустя несколько минут, стальная стрекоза летела над морем, оставляя за собой льдины и айсберги.

Женька-капитан

Женька попал на катер случайно. Как-то раз, прибежав в порт к отцу и не застав его в конторе, он решил поискать его на пирсе, возле стоянки катеров.

Обогнув ремонтные мастерские, Женька вышел на берег залива. Был конец июня, но лед у берега лежал еще крепкий, как всегда бывает в эту пору на севере Чукотки. Нежаркое солнце успело растопить его только на середине залива, поэтому катера, как и зимой, стояли на приколе, терпеливо дожидаясь выхода из ледового плена. Всем своим парадным видом катера словно говорили: «Мы готовы в рейс!..»

Но вот беда — ни на катерах, ни на пирсе Женька не увидел ни одной живой души. Он хотел уже было повернуть назад, но раздумал.

Подошел к одному из катеров и крикнул:

— Эй, кто есть?

Из рубки показался пожилой усач в замасленной телогрейке, со слесарным ключом в руке.

— Тебе чего? — спросил он тоном человека, которого зря оторвали от дела.

— Бочарова не было здесь? — спросил его Женька.

— С утра заходил.

— Ну вот, нигде не найдешь, — пожаловался Женька.

— А зачем тебе стармех? — спросил усач, с любопытством оглядывая Женьку.

— Да так, — неохотно ответил Женька. — По личному делу.

— Может, на работу оформляешься? — неожиданно оживился усач и столь же неожиданно сказал: — Тогда вали ко мне. Тебе сколько лет?

— Мне?.. А что?.. — растерялся Женька. — Мне пятнадцать…

— Вот-вот, в самую пору плавать начинать. Я уже с четырнадцати юнгой на пароходе бегал. — Усач легко спрыгнул с катера, подошел к Женьке и доверительно сказал: — Мне, понимаешь, сейчас человек позарез нужен, и не дают. Тебя как звать-величать будет?

— Женька.

— Ну, а я Никифор Петрович Потехин, — отрекомендовался усач, — старшина этой посудины. Выходит, познакомились?

Потехин снова задержал взгляд на крепко скроенной Женькиной фигуре, кивнул в сторону катера:

— Пойдем, с помощником познакомлю. Он там над мотором ворожит.

Разговор со старшиной был настолько неожиданным и предложение настолько заманчивым, что Женька просто опешил. Переминаясь с ноги на ногу, он как-то неопределенно шмыгнул носом и, наконец, сказал:

— Я бы, конечно… даже с удовольствием… Только я ведь в школе, в восьмом классе…

— А-а-а, — разочарованно протянул Потехин. — А я, брат, думал ты для этого стармеха ищешь.

— Это мой отец, — помолчав, сказал Женька.

— А-а-а, — снова протянул Потехин, — тогда другое дело. Тогда давай ищи, он в порту где-то.

Потехин повернулся и пошел к трапу. У Женьки вдруг больно сжалось сердце.

— Никифор Петрович! — окликнул он его. — Никифор Петрович, а если я в самом деле к вам? Возьмете? Каникулы у нас до сентября, тогда и море уже замерзнет.

— А с папашей как? — спросил старшина. — Поди, не пустит?

— Я с ним договорюсь, — нерешительно пообещал Женька.

— Ну, давай-давай, — сказал Потехин, но Женьке показалось, что голос у него стал какой-то вялый, а сам Женька потерял для него всякий интерес.

Поднимаясь на катер, усач оглянулся на Женьку и добавил:

— Только на прогулку не рассчитывай. У нас, брат, потеть придется.

К великому удивлению, Женькин отец, несмотря на все протесты матери, поддержал его.

— Это лучше, чем летом по сопкам лазить, — убеждал он мать. — Пускай воздуху соленого хлебнет.

На том и порешили.

Спустя несколько дней Женька уже числился помощником моториста катера «Бесстрашный», а через две недели «Бесстрашный» взял на буксир баржу с цементом, и Женька отбыл в свой первый рейс.

Все казалось ему особенным в этом первом рейсе. День был не по-северному теплый, море спокойное. Из воды часто показывались нерпы, над катером кружились чайки. Неподалеку прошло стадо моржей, подняв фонтаны брызг.

У Женьки внутри все пело. С жаром хватался он за любую работу: топил «буржуйку» в кубрике, драил кастрюли, чистил картошку на суп, следил за буксирным канатом. Но что бы он ни делал, его, как магнитом, тянуло в рубку, к Потехину.

Несколько раз Женька порывался попросить у Потехина штурвал и не осмеливался. Ему казалось, что Потехин вот-вот сделает это сам и без всяких просьб начнет учить его, как управлять катером. Попросить об этом как-то несолидно, по-детски. А тут все-таки не детский сад, море… Но старшина катера, вероятно, не умел разгадывать чужие мысли, в том числе и Женькины. Он преспокойно крутил штурвал и преспокойно говорил Женьке: