За ужином о работе не говорили. Вообще. В какой-то момент мне показалось, что Дмитрий специально следил, чтобы разговор не касался нашего проекта. Он очень ловко переводил беседу на отвлечённые темы. Кажется, за вечер я успела рассказать ему всю свою жизнь. Провожая меня домой, Дмитрий пообещал как-нибудь свозить меня в старый дом, принадлежавший его семье. Я тактично не стала задавать вопрос, который так и вертелся на языке. Это тот дом, в котором всё произошло? Неужели мне доведётся побывать в месте, где произошло первое нападение гипноза? Наверное, на моем лице отразились все эти мысли. Дмитрий усмехнулся и сказал:

— Да, тот самый дом.

Очевидно, я покраснела:

— Прости.

— Все нормально, для меня это уже точно такая же история, которую я изучал по учебнику.

Поймала себя на мысли, что начала чувствовать себя неловко во время плановых осмотров Дино. Он совершенно невозмутим, как и прежде, выполняет всё, что говорит ему профессор Корсаков:

— Открой рот, высунь язык, подними левую руку, сжимай и разжимай кулак, протяни… готово…

Профессор передал мне образец крови, и я тут же вышла. Почему меня стала смущать нагота Дино? Я учёный, а он абсолем. Это всего лишь работа.

Когда я вернулась, Дино уже был одет. Он сидел за столом и чтото читал. Профессор Корсаков вносил его показатели в базу. Дино заметил меня, но отвлекаться от чтения не стал. Я снова вышла.

Вечером Дмитрий исполнил свое обещание и свозил меня в дом, в котором его бабушка, Лариса Корсакова, подверглась нападению гипноза. Понятно, что никаких следов того страшного события там уже не осталось, тем не менее мне там было неуютно. Чувствовалось, что дом давно покинут людьми.

Сегодня я опять пришла к Дино раньше обычного. Он был в душе. Я хотела уйти, но увидела на столе включённый манипулятор. Там была открыта книга. Это было произведение автора старого времени — Достоевский, «Братья Карамазовы». Если честно, то я не читала. Мало что знаю об этом романе. Я зашла в раздел прочитанных книг, и у меня глаза полезли на лоб: за последний месяц Дино прочитал триста сорок три книги. Достоевский, Толстой, Тургенев, Бах, Мильтон, Лондон, Бальзак, Гюго, Манн… Все это писатели старого времени, раньше некоторые из них даже входили в школьную программу. Откуда у Дино такая тяга к подобному чтиву? Что он черпает в этих книжках? Я уже хотело было открыть самую первую книгу в списке, но тут почувствовала на себе его взгляд. Я обернулась.

— У тебя очень развито то чувство, которое вы называете интуицией, — проговорил Дино.

Единственной его одеждой было полотенце вокруг пояса, которое он придерживал левой рукой. Он стоял в арочном проеме между ванной и комнатой. Кажется, я смотрела на него дольше необходимого.

— Одевайся, я подожду, — наконец проговорила я и перевела взгляд на манипулятор.

Дино вновь скрылся в ванной. Через несколько минут он появился одетый. Я пока не нахожу правильных слов, чтобы описать наше с ним дальнейшее общение. В голове какой-то сумбур».

Следующая запись была сделана Софией только спустя четыре недели.

«Если еще существуют какие-либо строгие законы природы, то они были грубейшим образом попраны. Даже сейчас, спустя какое-то время, осмыслив все произошедшее, я с трудом пишу об этом, потому что это не подвластно словесному описанию. Это не укладывается в голове.

Я даже не пыталась оттолкнуть его, я стояла… нет, даже не так, я воспаряла. Точно, именно это. И теперь даже не знаю, что пугает меня больше: то, что меня поцеловал абсолем, или то, что я не оттолкнула его. Но как можно, если это было самое сокровенное, чего я хотела. Когда он наклонился и медленно поцеловал, я почувствовала себя… как будто обрела дом, как будто так и надо и ничего более естественного быть не может. И как же хорошо было.

Отстранившись, он так улыбнулся, что я готова была разрыдаться от мгновенно утопившего меня чувства тотального “хорошо”. “Хорошо” было везде: в голове, в теле, в сердце… Он усадил меня в кресло, затем снял мои туфли и ловко размял ступни. Я молчала, не сопротивлялась, со смирением наблюдала за его действиями. Дино придвинул маленький столик и положил на него одну игру, которой научился по старым книгам, а затем обучил и меня. Не знаю, как долго мы играли, я потеряла счёт времени. Я просто знала и знаю, что мне было хорошо.

Никто даже не догадывается. Днём мы ведём себя, как и прежде. Но все вечера наши. Я жду, когда уходит последний лаборант, захожу в систему со стационарного манипулятора профессора Корсакова и от его имени совершаю необходимые манипуляции с камерами наблюдения. Нет, я не отключаю их, иначе утром охрана заподозрила бы неладное. Я просто проигрываю по кругу трёхчасовую запись какого-нибудь старого видео, на котором Дино безмятежно спит. Потом я иду к нему. Он уже ждёт меня.

Я счастлива.

Иногда мы лежим и просто разговариваем в темноте. Как же он умён. Да, возможно, в нём нет какой-то житейской мудрости, но он так прекрасен в своей научной наивности. Сегодня он изучал учебники по кинтроэнергетике и новейшей биологии, а вечером я застала его читающего труд о происхождении языка на стыке времён.

— Как ты можешь одновременно погружаться в столь разные области знаний? Неужели у тебя в голове не происходит смешение и путаница?

— Несопоставимые на первый взгляд вещи могут иметь общие связи. Если приложить немного усилий, то можно очень легко совместить потоки из различных областей знаний. По сути своей все проистекает из одного источника.

Я прижалась подбородком к его груди, слушая перестук его двух сердец, смотрела на очертания его лица в темноте, улыбалась — он это видел, он все видит, темнота ему не помеха. Он очертил пальцем контуры моих губ. Молчал. Затем потянулся и поцеловал меня в макушку.

— Мне нравится, как пахнут твои волосы, — сказал он.

— Это шампунь.

Он отрицательно качнул головой:

— Нет, мне нравится, как пахнут твои волосы. — На сей раз он выделил нужное слово. — Шампунь как раз маскирует их естественный запах. Первое веяние запаха нужно пропускать, твоё глубже.

Он потянул носом, и на его лице расплылась довольная улыбка. Я уверена, что никто и никогда не видел его улыбку, по крайней мере, такую. Днем он сдержан, молчалив, возможно, даже замкнут. Нет, он не отказывается от общения, идёт на контакт, выполняет то, что требуется для исследований, но не более того. Он не раскрывается. Он весь внутри. Не уверена, что когда-либо он полностью раскроется и мне, но я ценю и то, что есть. Я безумно счастлива.

Как-то я заметила, что Дино подозрительно в курсе всех результатов тестов, в которые его никто не посвящал. Но Дино даже и не думал скрывать от меня, откуда он все знает. Он рассказал, что уже давно обошёл все системы защиты на своем учебном манипуляторе и имеет доступ ко всем ресурсам личных манипуляторов профессора Корсакова, Дмитрия, Натана Ора и моего.

— Когда я только учился мыслить и рассуждать, я думал, что Иван Корсаков — гений. Но теперь я понимаю, что это не совсем так. У него хорошие способности, отличные задатки, но он слишком ограничен своим неверием в себя и страхом будущего. Собственные прорывы его же и пугают, вернее их последствия. Его сын ещё более слабое звено. Он хочет, чтобы окружающие признали его гениальность, ему важно, что о нём думают другие, но он сковал себя рамками узкой специализации и боится сделать хотя бы шаг за её пределы. Я испытал некоторое раздражение, когда оценил объём его знаний и навыков. Я почувствовал себя так, словно меня нагло обманули. Когда я читаю его отчеты, я вижу невежественность, ничтожный клеточный интеллект, пытающийся пробиться за рамки, в которые его стиснули. Очень много ошибочных выкладок и заключений. Меня это печалит, ведь в какой-то степени я сопричастен этому.