Флавия Юлия Елена, Никомедия, провинция Вифиния, май 293 года
Перед глазами мелькали яркие солнечные блики. Светило нещадно заливало своими лучами дворик, вымощенный белым камнем. Листья на ветвях сикоморы, посаженной прямо у ворот двадцать лет назад, слабо трепетали от дуновения ветра. К вечеру он усилится и принёсет с моря долгожданную прохладу.
- Ты не хочешь дождаться Константина? Он должен вернуться из казарм вечером, а послезавтра отправляется с войском Диоклетиана в Персию!
Муж сидел на скамье, стоящей рядом с распахнутой дверью, и я вынуждена была смотреть на него, щурясь от солнца. Приехав из Рима, Констанций Хлор буквально с порога заявил, что к вечеру отправится обратно, так как он нужен Максимиану Геркулию для важного дела.
- Елена, я ведь сказал, у меня очень мало времени. Присядь, нам нужно поговорить, - муж указал на скамью.
- Тебе известно, что 7 лет назад была утверждена новая система правления империей, тетрархия, согласно которой Римом управляют два старших императора-Августа и два младших - Цезаря. Вчера Август Максимиан выбрал меня в качестве своего преемника. Он поставил условие - я должен взять в жёны его дочь, Феодору, - Констанций произнёс всё это, не отрывая взгляда от моего лица.
- Ты так хочешь стать Цезарем, что ради этого готов перечеркнуть двадцать лет нашей совместной жизни? - эти слова первыми пришли мне в голову. Сердце охватили обида, боль, гнев - я поняла, что говорить о нашей любви Констанцию бесполезно.
- Елена, это всего лишь политика! Ты сохранишь своё положение при дворе императора, а перед нашим сыном Константином откроется перспектива стать императором!
- Сколько ей лет? - я старалась не смотреть на мужа.
- Какая разница? Восемнадцать или двадцать.
- Она красива?
- Елена, я не знаю, может быть...
Я встала и молча направилась в свои покои. В глазах закипали слёзы.
Обернувшись у самой двери, я тихо сказала мужу: - Ты сделал свой выбор, Констанций. Я не держу тебя, можешь быть свободен...
Так в сорок лет я осталась одна. Отныне моя жизнь сосредоточилась на Константине, который не слишком баловал мать своим вниманием. Воинская карьера отнимала у него слишком много времени, но я всегда старалась находиться к нему поближе, разве что не сопровождала его в походах на Персию и Египет.
Констанций вспомнил о сыне спустя 12 лет, перед самой своей смертью. К тому времени Константин уже успел жениться, и Минервина произвела на свет прекрасного мальчика, моего первого и самого любимого внука, Криспа.
Став Цезарем, Константин был вынужден заниматься большой политикой, которая вершилась на полях кровопролитных сражений. Мой сын вступал в союзы, раскрывал коварные планы врагов и бывших союзников и затем снова воевал с ними. Он оказался достойным наследником полководческого гения своего отца и даже превзошел Констанция Хлора. Он, наконец, победил врагов и взял власть над Римской империей своей могучей рукой, но, управляя огромной державой, по-прежнему был слишком занят, чтобы уделять достаточно внимания своим близким.
Воспитание Криспа я взяла на себя. Я помню и бессонные ночи, когда он болел, и счастливые дни, когда он радовал меня своими успехами. Мой внук вырос честным и отважным юношей. Его любили друзья, солдаты, и даже самые уважаемые сенаторы считались с его мнением. В 18 лет он стал консулом, и после того, как одержал победу над флотом Лициния, никто в Риме не сомневался, что именно Крисп унаследует императорский трон.
Я гордилась Криспом и любила его, может быть, даже больше, чем сына. Гибель внука стала для меня настоящей трагедией.
Ульрих Шмидт. Вадуц. Лихтенштейн. 25 февраля 1980 года.
Я дописал фразу "...стала для меня настоящей трагедией" и смачно затянулся длинной и пряной сигариллой "Зино Давидофф".
Когда я работаю, то обычно отключаю телефон от телефонной розетки и отсоединяю клеммы дверного звонка. Моя добрая жена, видя, что наступает очередной приступ моего писательского трудоголизма, тоже старается досаждать как можно меньше. Детей у нас нет, так что в таких случаях она обычно, прихватив с собой ирландского сеттера Герцога, навещает свою матушку в Бад Рагаце, либо едет к младшей сестре на чудесное озеро Бодензее. Приносит продукты и делает уборку в квартире молодая кареглазая словацкая горничная Агнешка - у нее есть свой ключ. Я с трудом сдерживаюсь от соблазна закрутить с ней интрижку, глядя на ее вызывающе торчащие и крепкие, как половинки яблока, грудки и вертлявую пышную задницу. Однако, приблизившись к сорокалетию, я остепенился и холодным умом понимаю, что это только добавит мне ворох ненужных проблем. И вообще сорить в своем доме - это моветон. Поэтому-то все мои сексуальные притязания выражаются лишь изредка в звонких шлепках по крутой пятой точке Агнешки, которую та, смеясь, соблазнительно выгибает в ответ.
Я предпочитаю крепкое курево, когда пишу, и сто грамм хорошего коньяку - это приводит мозг в состояние легкого дурманного тонуса, помогая погружаться в неведомые миры моих дорогих героев. В обыденной жизни я пью в основном красное вино или виски и курю "Мальборо". Сделав две затяжки, я хотел вернуться к Елене Августе, но тут раздался настойчивый раздраженный стук в дверь, наверное, моему незваному гостю уже надоело давить кнопку немого звонка.
На пороге стоял Джон Смит, и смотрел на меня с плохо скрываемым негодованием. Я впервые видел, чтобы этот молодой человек, можно сказать, почти юноша так явно выражал свои эмоции.
- Здравствуйте, герр Шмидт, я могу войти, - этот был скорее не вопрос, а утверждение.
- Да, конечно, - я отстранился от двери, пропуская его.
Мой гость порывисто вошел внутрь. Я достаточно хорошо изучил Странника за десять дней нашего совместного с Гербертом общения в замке Альтес Шлосс. У него есть довольно редкая черта, которая бы ему очень пригодилась, будь он разведчиком, заброшенным глубоко в тыл противника. Дело в том, что он, довольно привлекательный молодой мужчина и, естественно, видный, но, когда ему нужно, становится совершенно незаметным - и твой взгляд скользит через него и насквозь. Он может быть очень харизматичным и ярким, но, когда того хочет, как будто растворяется на месте. Джон Смит почти всегда скрытен и себе на уме, но при необходимости очень убедителен в разговоре и хороший рассказчик. Он бывает, вставляет в диалог весьма уместные и точные замечания, но никогда не перебивает собеседника. Временами глубоко посаженные глаза выдают сосредоточенную работу ума, но лицо его при этом может казаться простоватым и расслабленным. Однако таким возбужденным я его еще никогда не видел!
- Извините за бестактное вторжение, - начал он, - но вы не оставили мне другого выхода. Зачем вы искали Герберта, и как вам удалось найти замок? Что вы еще узнали о нас? Разве в нашем контракте не оговорены условия строжайшей конфиденциальности? Предлагая вам эту важную для нас работу, мы принимали во внимание не только ваше портфолио и очевидный литературный талант.
До нашей встречи мы внимательно изучили ваше досье. К вашим детям от предыдущих жён вы не испытываете никаких отеческих чувств и практически не видитесь с ними. Вы живете со своей третьей женой и вашим любимцем Герцогом, и вас, по-видимому, это устраивает. По линии жены у вас тоже нет близких родственников, и вы считаете двух ее племянников неучами и лоботрясами. Наконец у вас пошаливает сердце, и по этому поводу вы раз в год проходите курс лечения на водах в Баден-Бадене. Мы полагали, и видимо ошибочно, что вы не станете излишне любопытствовать!
В ответ на это я вкратце рассказал историю моих дедуктивных опытов. По глазам моего молодого посетителя я увидел, что он заметно успокоился.
- Поймите же, уважаемый господин Ульрих, наши шпионские страсти - это не просто детская игра. Оглашая родственникам свое завещание о передаче им контрольного пакета акций и, соответственно, руководства своим крупным промышленным концерном, Герберт взял с них письменные заверения, что они ничего не будут требовать сверх того, что там написано. Но мы не можем взять подобные обязательства у всех их потомков, которые еще не родились или не являются совершеннолетними. Если всему миру станет известно о том, кто есть на самом деле Герберт фон Шлиссен, как на самом деле называется трастовый фонд, который мы называем "Фонд Небесного Принца" и где он расположен, то наша игра сразу прекратится. Даже одного только точного названия концерна "Шлиссен" будет достаточно для того, чтобы все тайное стало явным. Начнутся долгие судебные тяжбы, и любой прямой наследник нашего героя даже через тридцать лет отсудит деньги фонда в свою пользу.