Перед глазами вновь предстала радостная физиономия директора, которая весьма прибавила мне воодушевления. Отбросив в сторону несколько крупных обломков известняка, я снова взялся за лопату. По спине ударили крупные капли дождя. Внезапно лопата ушла глубоко в землю, почти не встретив сопротивления. Я повернул древко, чтобы отвалить грунт, но лезвие лопаты застряло. Просунув руку в образовавшуюся под нижней ступенью нишу, я наткнулся пальцами на холодный тонкий стержень, осторожно потянул его и - о чудо! На моей ладони лежала цельнокованая стрела толщиной в четверть дюйма с зазубренным четырехгранным наконечником. Меня охватил лихорадка кладоискательства, подобно той, о которой писал любимой мною Джек Лондон! "Копай, Джонни, копай!".

Через полчаса я, совершенно обессиленный, рассматривал в угасающем свете лампы добытые сокровища - несколько почерневших монет с едва различимым мужским профилем, бронзовую пряжку с коваными литерами и кинжал с обломанным лезвием. Возможно, всё это лежало у подножия древней лестницы, но за прошедшие века ступени сползли вниз и погребли под собой римские артефакты. Посмотрев на часы, я понял, что времени на возвращение домой не осталось - до начала занятий оставалось меньше 20 минут. Я рассовал находки по карманам куртки, с трудом взобрался на велосипед, и, превозмогая боль в стершихся до крови ладонях, поехал в гимназию.

Дальше всё произошло так, как мне привиделось - мистер Дигби настолько обрадовался моим древнеримским находкам, что забыл о моём проступке. Он слово в слово повторил те слова, что я услышал в своем видении и даже пообещал наградить меня за успехи! Правда, медаль мне так и не досталась, зато гимназию я окончил с прекрасными оценками, в том числе и по истории...

Эрих Валленстайн. Советский Союз, Смоленск, 29 июля 1942 года

- Послушайте, гауптштурмфюрер, вы действительно считаете, что ваши исследования, в том числе и по истории этих славян действительно расширяют культурный кругозор? Ваши беседы с бургомистром Меньшагиным в компании с батюшкой Тихоном в конце концов заинтересуют гестапо!

Майор Крюгге поправил пенсне и отпил глоток горячего чая из белой фаянсовой чашки с красным петушком. В немецкой комендатуре Смоленска, расположенной в бывшем здании обкома партии, был обеденный час. Война войной, но во всем должен сохраняться порядок.

- К тому же я вижу, что ваши поиски редкостей не увенчались успехом. Слишком далеко от Москвы, и Смоленский Кремль совсем не похож на Московский. Кстати, пять лет назад мне удалось побывать в Москве на Красной площади и оглядеть это впечатляющее сооружение со всех сторон!

- Мой дорогой Франц, да будем вам известно, что здешний кремль спроектировал тот же русский зодчий, который построил третью крепостную стену Московского Кремля. Правда, её разобрали ещё в начале прошлого века, - я стряхнул пепел в такую же кружку с петушком.

Мне не хотелось продолжать беседу ни про редкости, ни про беседы с русскими. Через день я должен был отправиться в Мюнхен, повидать семью, а оттуда - в Берлин, чтобы встретиться с обергруппенфюрером СС Отто фон Штаймером. Глава одного из отделов Анненербе фон Штаймер очень заинтересовался опытами по биологической передаче информации, которые проводились в советских лагерях над заключёнными в 1937-1938 годах.

Я прибыл в Смоленск в ноябре прошлого года для того, чтобы оценить перспективы ведения сельского хозяйства на оккупированной территории и по возможности организовать необходимые работы. Через несколько дней после моего приезда гестапо арестовало здесь пятидесятилетнего Георгия Круглова - местные жители донесли, что до войны он служил в НКВД. На допросе выяснилось, что майор Круглов действительно работал в системе ГУЛАГ - Главного управления лагерей и мест заключения. Приехав в отпуск к родне 10 июня 1941 года, он из-за стремительного наступления немецких войск не успел отбыть обратно к месту службы и почти год скрывался от оккупационных властей в погребе своего дома на окраине Смоленска.

Круглов курировал новаторские научные исследования, которыми занимались советские учёные-биологи, осуждённые за контрреволюционную деятельность по статье 58 УК СССР. Как и я, русский майор имел учёную степень, и мне было интересно побеседовать со своим в некотором роде коллегой. Тот охотно и взахлеб рассказывал детали проводившихся тогда экспериментов. Один из рассказов майора настолько поразил меня, что я решил сообщить об этом в Берлин.

В конце тридцатых годов мне, новоиспечённому доктору биологии, удалось поработать в Советском Союзе - русские высоко ценили помощь немецких специалистов в области сельского хозяйства. Я достаточно выучил русский язык, чтобы вести с местным батюшкой разговоры о своем увлечении - древних религиозных и философских книгах. Еще в студенческие годы, познакомившись с книгой Германа Вирта "Происхождение человечества", я увлёкся оккультизмом, а в 1935 году посетил в Мюнхене организованную Виртом выставку "Наследие немецких предков". К тому времени я ознакомился с трудами Елены Блаватской и Альфреда Розенберга о расовой теории, вступил в СС и вскоре после создания Анненербе стал членом этой организации.

Не помню, кто из моих коллег впервые заговорил Либерее - византийской библиотеке, спрятанной в сокровищнице русских царей, в Кремле, в самом сердце Московии. Будто бы в ней могут храниться манускрипты, в которых предсказана судьба всего человечества и даже находятся точные сведения, кто победит в этой жестокой войне. Меня не слишком интересовали предсказания древних - воспитанный католиком, я верил в то, что хотя все на земле происходит по воле Всевышнего, Господь всё же дал нам свободу выбирать и принимать собственные решения. Поэтому никто, кроме самого человека, не ответственен за его поступки. Я старался вести себя так, как подобает верующему - следовать господним заповедям и помнить, что расплачиваться за свои поступки придётся лично мне, а не фюреру, Герману Вирту или нынешнему главе Анненербе штандартенфюреру СС Вальтеру Вюсту.

Сельскохозяйственная лаборатория располагались рядом со старой, обветшалой православной церковью, в которой бургомистр Меньшагин, естественно, по согласованию с оккупационными властями, разрешил проводить службы.

В храме батюшке Тихону помогала учительница русского языка и литературы Ольга Светлова. От него я и узнал её историю. Закончив перед самой войной Московский городской педагогический институт, Ольга была распределена в Смоленск, где стала классным руководителем младших классов. С началом войны занятия в школах были запрещены, и ей пришлось выживать при церкви. При поступлении в институт Ольге удалось скрыть, что ее отец был священником, расстрелянным большевиками в 1937 году. Ее однокурсники не догадывались о том, что еще до поступления в институт Ольга стараниями матери изучила в совершенстве немецкий и французский языки.

Легенда о Либерее прочно засела у меня в голове. Ещё перед приездом сюда я узнал, что архитектором стен Смоленской крепости был Федор Конь, тот самый, что во времена царя Ивана Грозного построил Белый город - третью стену Московского кремля. Согласно легендам, Федор был обласкан Борисом Годуновым, взошедшим на престол после Ивана IV, именно за Смоленскую крепость. Возможно, все это каким-то образом связано с византийской библиотекой? Может быть, он даже обнаружил Либерею во время строительства стены? Теория была не менее фантастической, чем другие, и я решил с пользой для себя использовать долгие, зимние русские вечера.

Разговоры с батюшкой ничуть не приблизили меня к тайне - древних книг в смоленской церкви не было, как, впрочем, и старинных икон. Наши беседы обычно проходили в присутствии Ольги, которая меня буквально очаровала своей начитанностью и религиозностью, столь неожиданной для страны победившего атеизма. О такой няне для своей двухлетней дочери я мог только мечтать. Моя жена Урсула не отличалась крепким здоровьем, родственников у нас не было, и я постоянно думал о том, насколько трудно приходится в Мюнхене моей семье.