Мне исполнилось 35 лет, когда мои родители погибли в Альпах, попав под снежную лавину. Этот удар был настолько неожиданным и так ошеломил меня, что первые дни я находился в жутчайшем состоянии. Казалось, что вокруг постоянно собираются черные тучи, грозящие поглотить меня вместе с окружающим миром. Я думал о том, что так и не исполнил мечту матери понянчить внуков, что отец никогда уже не сможет отправиться на океанскую рыбалку к побережью Кубы, куда он стремился несколько последних лет. Я старался забыться всеми способами: погружался с головой даже в мелкие производственные проблемы, приходил с работы как можно позже, плакал, пил шнапс и водку, не пьянея при этом, смотрел старые любительские фильмы, снятые отцом на 16-тимиллиметровой плёнке, и снова работал и снова пил.

Мария приехала на похороны и оставалась со мной почти две недели. Она ухаживала за мной, как за ребёнком, отвлекала от тягостных мыслей рассказами о своей жизни, о няне Ольге Фёдоровне, которая научила её ни при каких обстоятельствах не предаваться унынию и уповать на помощь Господа. Чтобы отвлечь меня, она рассказывала о своей учёбе и подругах по колледжу. Её щебетание загадочным образом успокаивало меня.

"Герберт, ну же, Герберт, надо жить дальше! Прошу тебя, ты же взрослый человек, ты не должен бояться одиночества! Теперь у тебя есть я, готовая всегда прийти на помощь!", - говорила она, держа меня за руку и с тревогой всматриваясь мне в лицо. При этом она так по-детски морщила носик, так широко распахивала глаза, что в конце концов я начал улыбаться ей в ответ. Эта двадцатилетняя девушка семь лет назад смогла поставить на ноги меня, взрослого мужчину.

Вот и сейчас, узнав о катастрофе в Гималаях, Мария немедленно примчалась на помощь. Оказалось, что все эти годы Мария старалась быть в курсе моих дел и даже знала о Фелисити и о наших отношениях.

Джон Смит. Карсингтон, графство Дербишир, 10 октября 1973 года

- Джон, наше отношение к тебе резко изменилось, причем, в худшую сторону! Мы долго мирились с твоим неподобающим поведением, но эта выходка с классным журналом переполнила чашу нашего терпения! Не так ли, мистер Симмонс? - директор гимназии выразительно посмотрел на преподавателя математики.

- Да, Джон, взломать ящик стола, чтобы исправить отметки - это просто вопиющее безобразие! А ведь с моим предметом у тебя дела обстоят совсем неплохо. Вероятно, ты таким образом решил помочь одному из твоих не слишком успевающих друзей, для которых математика остаётся тайной за семью печатями?

Я молча стоял перед этими уважаемыми джентльменами. Охота на ворон с рогаткой, разжигание костра на чердаке гимназии и ядовитый дым на уроке химии казались просто шалостями по сравнению с попыткой взлома учительского стола. Я понимал, что следует заплакать и попросить директора о прощении, но не мог себя заставить. Стыдно плакать в 13 лет, ведь я уже взрослый.

- Печально, Джон, весьма печально! Не хочется огорчать твоего благодетеля, преподобного Олбрайта, но ведь я предупреждал викария - наша гимназия предназначена для детей определённого социального класса, и ты будешь чувствовать себя здесь весьма неуютно! Теперь же мне придётся поставить перед попечительским советом вопрос о твоём отчислении. Думаю, обычная сельская школа будет более соответствовать твоим наклонностям! А сейчас можешь отправляться домой, и смотри, не опаздывай завтра к началу занятий!

Дома я решил ничего не говорить мамочке, чтобы не расстраивать её заранее. Она так радовалась, когда по протекции викария меня приняли в гимназию. Эх, если бы найти способ задобрить мистера Дигби!

Наш директор был совсем неплохим человеком, но явно помешанным на дисциплине и археологии. "Без дисциплины не было бы цивилизации!". Директор преподавал нам историю древности, которая была делом всей его жизни. Он мог несколько уроков подряд рассказывать об археологических экспедициях, в которых провел всю свою молодость. Мистер Дигби участвовал в раскопках в Египте, Сирии, Греции и даже в Перу. Вместо семестровых экзаменов он устраивал нам "археологические экспедиции". Мы разбивали лагерь где-нибудь на опушке леса или в поле, и в течение двух-трёх недель занимались самыми настоящими археологическими раскопками там, где, по мнению директора, могли находиться исторические свидетельства времён римского господства в Англии. Более полутора тысяч лет назад римляне добывали свинцовую руду, в избытке содержавшуюся в холмах Дербишира, и вот прошлым летом у подножья мелового холма Равенсшилд нам удалось раскопать остатки какого-то древнего сооружения - ведущие вниз ступени и каменные блоки, образующие контуры стен.

Я верю, что моя мечта найти настоящие артефакты времён Римской империи ещё исполнится! Стать причастным к величавой поступи времён, держать в своих руках свидетельство былого могущества цивилизации - что может быть прекрасней!". В тот раз мы перекопали всё вокруг, но кроме искусно вытесанных камней, в торцах которых были выбиты латинские литеры, так ничего и не обнаружили. В качестве награды за усердие директор выставил нескольким мальчикам наивысшие оценки, ну а остальным пришлось отвечать на экзаменационные вопросы.

Помню, как после этих внеклассных занятий зудели мозоли на ладонях и болела натруженная спина! Что же, я бы снова попытал счастья - было бы очень здорово, если я бы смог найти для мистера Дигби хотя бы одну римскую монетку. Тогда директор наверняка простил бы меня и оставил в гимназии!

Помолившись перед сном, я лег в свою постель на чердаке и стал думать о том, куда могли вести найденные нами ступени. Возможно, это было хранилище инструментов или оружейная комната - ведь вооруженные римляне надзирали за работающими в шахтах местными жителями. Я представил себе воина в кожаных латах с железными пластинами, с коротким мечом и монетами в складке пояса - в те времена римский солдат носил все жалование с собой. Вот он стоит на вершине холма, древние доспехи блестят и сверкают на солнце, отражение дробится на тысячу лучей, образуя световое облако. Я почувствовал, что засыпаю, и в этот момент перед моими глазами возникла яркая картина!

Здание нашей гимназии, кабинет директора. Сидя за столом, мистер Дигби переворачивает листок перекидного календаря - 11 октября, пятница, и раскрывает чёрную кожаную папку с бумагами. Внезапно дверь распахивается, и в кабинет врывается мальчик, в котором я узнаю самого себя! Моя одежда перепачкана глиной, волосы намокли, с обшлагов куртки падают капли. Я подхожу к вскочившему из-за стола директору и начинаю доставать из карманов множество старинных предметов - монеты, наконечник стрелы, бронзовую пряжку и нечто, похожее на крест. Приглядевшись, я вижу, что это короткий бронзовый кинжал!

"Джонни, где ты всё это нашёл?", - слышу я голос директора, за которым следует мой ответ: "Под одной из ступеней, раскопанных нами у холма Равенсшилд!". После этих слов он дружески хлопает меня по плечу: "Молодец, Джонни, какой же ты молодец!", - и в восторге пожимает мне руку, - "Конечно, ты будешь наказан за свою выходку с журналом, но мы оставляем тебя в нашей гимназии".

За окном раздался удар грома, и я так и подскочил на своей постели. Что это было - сон или явь? 11 октября - это ведь завтрашний день! Картинка в директорском кабинете ещё стояла моими глазами, но я уже вскочил и стал одеваться. Нужно немедленно отправляться к холму и искать под ступенями - странно, почему это раньше не пришло в голову никому из нас!

Стараясь не разбудить матушку, я спустился в сарай за лопатой и керосиновой лампой - фонарика могло не хватить для долгих раскопок, схватил велосипед и под первыми каплями дождя помчался к меловому холму.

Стрелки часов, доставшихся мне от покойного отца, показывали 4:15. Гроза как будто прошла стороной, керосин в лампе заканчивался, я весь взмок и перепачкался, но упорно продолжал свои раскопки. Я копал под каждой из пяти ступеней сначала с одного края, потом с другого, беспокоясь, чтобы тяжелая балка не сползла и не придавила мою лопату. Работать несколько часов без перерыва оказалось слишком трудно, и я стер руки в мозоли. Болела натруженная спина, и я уже собирался бросить это занятие. Через час нужно было отправляться в гимназию, а переодеться я уже не успею.