Весь бой прошел так быстро, что кто-то из слегка запоздавших зрителей его уже не увидел. Но в основном было много шуму и разбрызгивания воды. Камни, в общем, тоже предназначались для поднятия брызг и фонтанов, друг в друга никто ими не кидался. Если бы иначе, дело бы не обошлось без раненых и убитых.

Ближе к обеду, когда ведра уже стояли на кострах, откуда-то сбоку, с восточной стороны прямо на нашу стоянку вылезло небольшое коровье стадо. Коровы вели себя спокойно и мирно, аккуратно обошли наши костры и только одна или две продвинулись ближе к палаткам. Но как можно было допустить такое вторжение?

Вперёд высыпали все, кто был в лагере. Кто с голыми руками, кто с ремнем или палкой. Коров, впрочем, бить никто не рискнул, зато шумели, орали, бегали и размахивали руками. Ремнями щелкали на манер кнутов, зная, что коровы подчиняются похожим звукам. Стадо постепенно миновало наше беспокойное шумное место, но мы продолжали с криками тянуться следом, пока за дальними кустами не скрылась последняя корова.

Прошло полчаса. С той же стороны, откуда пришли коровы, вынырнул заросший щетиной, приземистый мужичонка, в сапогах, длинном пиджаке и с кнутом на плече. Ясное дело, это был пастух.

- Ребята, коровы прошли?

- Прошли, прошли...

И пастуха понесло. Выкрикивал разные слова он минут десять, мешая отборную сплошную матершину с короткими смысловыми вставками. Можно было понять, что "какой-то черт их мотоциклом гонял" и "развели здесь курорты". В конце концов дядя выговорился и быстро засеменил дальше, что-то бормоча под нос себе на ходу. Нам настолько смешной показалась эта встреча, что долго еще этот нелепый пастух всплывал в веселых разговорах.

Ближе к вечеру все, кто хотел поплавать на лодке - наплавались. Лодка стояла одиноко, уткнувшись носом в песок. Стало ясно, что пришла наша очередь. В лодку забралось четверо: Вовка Галенков - Чинарик, Калитеевский Витька, я и местный мальчишка лет двенадцати. Кажется, его звали Сережка, он с недавнего времени ежедневно посещал нашу стоянку, и с благословения Алевтины с нами обедал и ужинал. Она его расспросила о жизни, и к чему-то в его рассказе отнеслась с сочувствием.

Мы довольно резво отрулили от берега, а потом, переглянувшись, налегли на весла. Лодка пошла к противоположному берегу Волги. Очень быстро мы поняли, что это действительно великая река. Наш берег стремительно удалялся, а тот и не думал приближаться. Зато с низовьев наперерез шел большой пассажирский теплоход. Шел он не шибко быстро, но и мы плыли, как нам казалось, еле-еле. Вот еще не хватало, попасть ему под киль или колеса. И вместо того, чтобы подождать в сторонке, мы гребли изо всех сил.

Но на волжском просторе для всех хватило места! В конце концов, мы конечно благополучно разминулись и даже не помню, успели проскочить или наоборот, удачно не успели.

На том берегу не нашлось ничего интересного. Какие-то ржавые трубы, намытый песок... Длительных экскурсий, разумеется, никто устраивать не собирался, опасались отойти от лодки. Но всё-таки немного передохнули, прежде чем возвращаться восвояси. Назад гребли не в пример слаженнее, весла четко шли в такт, особенно это хорошо получалось у Витьки с Чинариком. Хотя всё равно, легко и быстро пересечь Волгу было нельзя. Алевтина Васильевна стояла на берегу и время от времени то ли призывно взмахивала рукой, то ли грозила нам кулаком. Нас ждало, как минимум, строгое внушение...

А уже вечером к месту нашей стоянки, тоже на лодке, подъехали двое строгих вежливых мужчин. Они попросили проводить их к руководителю, а затем объяснили, что на первый раз в милицию решили не обращаться. Конечно, разговор шел о тех же лодках, которые, всё-таки, к счастью все оказались на месте. Правда, не все привязаны.

Алевтина, даже с некоторым злорадством вывела вперед Андрюшку и Серегу. С таким пояснением, что вот мол, забирайте этих и отпУстите только тогда, когда они сделают всё, что от них потребуется. Не помню, когда возвратились наши лодочники, но весь следующий день они дежурили на кухне.

Последний день на волжской стоянке был самым скучным. Купаться уже никто не хотел. Бродили, слонялись, время от времени усаживались в палатках и играли в карты. Гусева гадала по руке всем желающим. (Я, помнится, притворно ныл и страдал, когда Татьяна предсказала, что имя моей жены будет - Маня. Это было тогда на редкость непопулярное, немодное имя. Ныл я так, что Гусева из жалости внесла поправку, это предсказание приблизительное, было нечетко видно. А другая Татьяна, Ессе, прибавила, что действительно, ведь письменное "М" похоже на "Т". значит, может получиться - Таня. Смех смехом, но в этом варианте они угадали.)

Вечером в качестве развлечения сходили в ближайший поселок, в кино. Смотрели мы "Волчье эхо", фильм из жизни польских партизан и оперативников, во главе с паном Слотвиной... К ужину вернулись довольные, кино понравилось. Местный Сережка ушел от нас уже затемно, назавтра обещал прийти проводить. Но так и не появился.

Впрочем, было не до него. Паковались, сворачивались, и отправились уже протоптанной дорожкой в город Плёс. На этот раз Алевтина Васильевна шла замыкающей, чтобы никто не застрял по недоразумению или дури. На теплоход нельзя было опаздывать.

Впереди цепочки шагала Наталья с Сергеем, к ее рюкзаку была прикручена самая замысловатая из коряг, которую мне хотя бы раз случалось в жизни видеть. Не единожды, на фотографиях в журналах, на выставках, просто дома у каких-нибудь любителей я видел разные корешки-фигурки, но всё это было не то. Либо очень отдаленное сходство с обозначенным персонажем, либо значительная последующая доработка с добавлением дополнительного материала. Чаще же и то, и другое.

А тут всё сделала сама природа. Не требовалось необузданной фантазии, чтобы разглядеть глазастую, крючконосую бабку Ёжку в платочке, усевшуюся верхом на летящего дракона с длинным хвостом. Они нашли этот корешок в осыпи подмытого берега и только отпилили несколько лишних отростков. Я потом, завидуя их удаче, смотрел и там, и в других местах - другие корни не представляли собой ничего интересного. Но ведь и Сергей с Натальей нашли единственный!

В Плёсе мы без особой толчеи погрузились на теплоход "Лесков", который должен был довезти нас прямо до Москвы. Взрослые наши, как самые богатые, ехали первым классом, в каютах за полированными дверями. Мы, конечно, располагались почти в трюме. Если высовывали руку в иллюминатор, открывающийся у самого потолка, доставали до плещущейся воды. Больше, собственно, в это круглое окошко ничего нельзя было разглядеть - только воду и темный навес каких-то расположенных выше надстроек. (Впрочем, это был третий класс. В четвертом ездили вообще без кают, сидя среди своих узлов на нижней палубе).

Так что нам наша каюта очень понравилась. Четыре полки с почти мягкими тюфяками, столик, плотно закрывающаяся дверь. Под полками - настоящие спасательные пояса. К тому же ехали мы в этой четырехместной каюте втроем, своей компанией. Не знаю почему, но так получилось. Так что еще нужно? Рюкзак под голову, одеяло своё, байковое - и тепло, и мягко, и комары не кусают. (я говорил, что это просто люкс).

Нравились не только каюты, само судно - настоящий пароход - вызывало восторги всей своей обстановкой. Крутые лестницы-трапы, открытые палубы, возможность увидеть машинное отделение с огромными двигателями, лёгенькая качка... Помню, как уже на первом шагу на борт все мы восхищались дверкой с романтически-юмористической надписью - "Боцман". Кивали с ужимками, закатывали глаза. Конечно, воображали колоритного щекастого здоровяка, как в кино. Не могло же быть такое, чтобы боцман (!) и вдруг обычный человек, один из членов команды.

По каютам нас развела какая-то женщина (вроде проводницы, но как они назывались на судах, бог их знает). Соседняя с нашей каюта, где размещались Розов, Сорокин, Иванов и Дмитриев оказалась не готова. В ней чинили столик. Худенький подвижный дяденька быстро орудовал отверткой и при этом приговаривал, обращаясь уже к нам: