- Нет, тут идеально, - говорит она это с нескрываемым восхищением, и я успокаиваюсь.

Когда Парадайз-сити накрыла пелена ночи, и город за стеклом вспыхнул миллионами огней, "Imperium" действительно превратился в какое-то сказочное и укромное место, одно из таких, которые не хочется покидать часами, где можно мечтать или мило беседовать.

Стейк в моей тарелке медленно остывал. После нескольких кусков ненастоящей еды, в горле застрял ком, и я почувствовал тошноту. Поэтому я отодвинул блюдо в сторону и далее сидел, временами лишь отпивая шампанское из бокала. На столе стоит открытая бутылка "Perrier Jouet Belle Epoque Blanc de Blanc". В реальной жизни мало кто может позволить себе испить этого чудесного напитка, который получают из особого винограда, растущего на двух небольших виноградных участках во Франции. Сколько бутылок выпустят в тот или иной год зависит от урожайности и потому шампанское это, судя по цене, самое редкое на всём земном шаре. Однако современные технологии позволили с высокой точностью передать его свойства и вкус жителям виртуального мира, где оно собственно находится в неисчерпаемых количествах и насладиться им может любой, в чьём бумажнике достаточно денег. А учитывая, что большую часть населения Аркадии составляет элита и миллиардеры, напиток этот, по моему скромному предположению, попробовал уже каждый второй. Вся его ценность в виртуальном мире давно потеряла свой смысл.

- Почему ты не выбрала для себя лучшую жизнь здесь? - интересуюсь я у Эммы.

- А что ты подразумеваешь под лучшей жизнью?

- Деньги, огромный дом с бассейном, гламурная тачка. Давно бы уже знала об этом месте, и мне бы даже не чем было тебя удивить, - лицо моё тронула улыбка.

- А смысл? Если я так сильно захочу всего этого, то всегда успею. Мы ведь никогда не состаримся в Аркадии, и тут ничего не бывает поздно. Если бы я и выбрала такую жизнь изначально, то вряд ли бы это избавило меня...

- От чего?

- От одиночества, - на её щеках на мгновение вспыхнул румянец, и она потупила взгляд. - Это не прибавило бы мне верных друзей... Любви... Мне гораздо приятнее не знать о подобной жизни и, гуляя с тобой по паркам и ресторанам открывать это всё постепенно. С тобой я чувствую себя иначе... А почему ты не выбрал такую жизнь?

Я лишь пожал плечами, глядя на пляску пузырьков в моём бокале.

- Но неужели за столько лет жизни в Аркадии у тебя, ни разу не было соблазнов пожить иной, роскошной жизнью?

- Соблазны были. Но я не знаю, что бы всё это дало мне.

- А друзья? У тебя наверняка есть друзья из "высших сословий", - говорю я, стараясь придать как можно больше иронии последнему словосочетанию.

Она молчит.

За стеклом город тонет в лучах красочного заката. Ленивые розовые облака румянцем облепили небо. В окнах соседних зданий уже загорается свет. Аркадия готовится встретить ночь. Этот мир красив и неповторим, как произведение искусства, но уродлив, как подделка настоящего. Я любуюсь нереальностью за тонкой гранью купола в ожидании ответа Эммы, но она не отвечает мне.

- Эмма... Ты...

- У меня нет друзей, - Эмма говорит это таким спокойным тоном, словно повторяла сказанную фразу уже миллион раз перед зеркалом, будто бы это в порядке вещей.

- Но... почему?

- Я не знаю. Мне тяжело даётся общение с людьми. С детьми всё намного проще, - её взгляд устремляется куда-то сквозь стеклянную гладь купола. - Дети, они ведь никогда не предадут, не обманут жестоко, не будут льстить и лицемерить.

- Тебе так часто встречались злые люди?

- А тебе так часто встречались другие? - парирует она. - Я выросла среди них. Иногда мне кажется, что все мы в этом мире чужие друг другу. Мне, порой так хочется вернуться в детство, скрыться от этой подлости и жестокости в то время, когда я ничего не знала о ней. Я сбежала в Аркадию в надежде, что если здесь притворюсь кем-то другим, то с людьми будет намного проще. Здесь на людей проще произвести впечатление. А от предательств и унижений будет не так больно, ведь, по сути, предадут и унизят не тебя, а твою ненастоящую оболочку.

- Для тебя так важно людское мнение? Разве это так обязательно, оказывать впечатление на людей, которые не ценят тебя настоящую? Ты такая, какая есть. И ты лучше их всех вместе взятых. Так почему же ты должна...

- Макс, - Эмма останавливает меня. - Послушай. Я не знаю каким было твоё детство, в каком обществе рос ты и какие были твои друзья... Но, когда растёшь среди жестокости, бездушья и лицемерия, когда в тебя тычут пальцем, шепчут про тебя гадости за глазами и предают даже те, кого ты считал самыми близкими, то это начинает иметь огромное значение. Я устала. Мне было необходимо это...

- И что? Аркадия помогла? Дала тебе верных и хороших друзей? Осуществила мечты? Тебя стали больше ценить? Хочешь сказать в этом мире меньше притворства и лицемерия? Оглянись на этих людей.

Я развожу руками по сторонам, указывая на окружившее нас общество псевдоолигархов, миллиардеров, не имеющих наяву в кармане ни гроша и их блещущих ненастоящей красотой подружек.

- Ну... Заводить друзей я так и не научилась, - она улыбается, но от улыбки её веет грустью. - Зато здесь у меня не было знакомых. Вокруг чужие люди, которые не знают обо мне ничего. Я могла побыть одна. Наедине с собой. По-настоящему. Впервые за долгое время.

- А мне кажется, ты просто променяла шило на мыло, - подвёл я итог.

Мимо нас проносится официант с накрытым подносом из под которого до нас доносится приятный аромат, какого-то блюда. Запах вызывает серию ярких вспышек в моей голове, и я чувствую, как во рту накапливается густая слюна. Эта какофония запахов и вкусов способна обмануть моё тело, но не обманет меня самого.

Я думаю о людях, привлекающих других своим внешним видом, ароматом своих духов, ухоженностью и сладкими речами. Они подобны этим блюдам. Вызывают эмоции, желание, интерес. Но внутри они такие же ненастоящие, также фальшивы и также пусты. Они вокруг нас. Он и есть мы - поставившие превыше всех ценностей материальные, лишившиеся сострадания, думающие лишь об утолении собственных эгоистичных и мерзких желаний. Сколько таких чистых душ как Эмма мы лишили веры в себя, затянули и перемололи внутри нашей огромной толпы? И если одни, выходя из этой мясорубки, уподобляются нам, то другие, сохранив в себе человека, оказываются сломлены. Они бегут, сами не зная куда, натыкаясь на стены, на выпущенные нами шипы, попадая в наши капканы.

- А что скажешь обо мне? - спрашиваю я. - Меня ты тоже боишься?

- Меня иногда пугает твоя прямолинейность, - она хихикает, словно мы говорим абсолютно не серьёзно.

- Так да или нет?

- Я не знаю, Максим. Я могу сказать лишь одно. С тобой всё по-другому. Все эти чувства, которые я ощущаю, когда ты находишься рядом, отличаются от всего того, что я испытывала раньше. И я не знаю бежать мне от этого или наоборот. Я знаю только то, что устала прятаться. Поэтому лучше ты мне скажи, стоит ли мне бояться тебя?

Мы смотрим друг на друга. Она выжидающе, я, погрузившись в мысли.

- Нет, - слышу я свой голос.

- Спасибо.

Мы сидим, молча ещё минуту.

- А до того как появился я...

- Пробовала ли я наладить контакт с другими людьми? - она читает мои мысли и мне остаётся лишь кивнуть. - Да. Но проблема в том, что мне тяжело даётся не быть самой собой. Я могу изменить внешность, могу притвориться стервой или оторвой, чёрт, да я могу даже стать мужчиной. Но это не изменит меня. Играть эти роли подолгу не для меня. Я посетила разные города Аркадии, каждый день, знакомясь с новыми людьми, оказываясь в эпицентре совершенно разных компаний, но не могла найти себе места в них. И я просто убегала. А потом мне всё это осточертело. В какой-то момент я поняла, что проблема, возможно не в людях, которые окружают меня, а во мне самой. Может я с другой планеты, Макс? Может быть всё дело во мне? - Эмма старается улыбнуться, но на глаза ей наворачиваются слёзы и она зажмуривается, закусывает губу, чтобы унять эти позывы.