- Я написал Книгу.

Гости недоуменно переглянулись, а Безумный поэт крякнул, запыхтел и дотянулся-таки до мисочки с финиками. Захватив сколько уместилось в горсть, он успокоился и поудобнее устроился на прежнем месте.

- Два года я прожил у развалин Вавилона. - заговорил он, чавкая финиками. - Пять лет я изучал руины Мемфиса, и десять лет бродил по Руб аль Кхалии. Там-то я и наткнулся на древний город. Под его руинами я нашёл святилище. О, это было жуткое место! Казалось, что со стен кто-то следил за мной, жадно, неотрывно ловя каждое движение...

Голос безумного поэта теперь сделался задумчивым, исчезла неприятная трескучесть, он звучал ровно и глубоко, и даже сам поэт точно преобразился. Гости слушали, не смея перебивать.

- Там, в святилище, я нашёл манускрипты. - после недолгого молчания продолжил поэт. - Эти манускрипты были написаны народом, который предшествовал на земле людям. Народ Древних. Они поведали мне истину...

- Вся истина в вине! - пьяно пролаял кто-то из гостей, не то купец, не то чиновник. Он загоготал и опрокинул вино из чашки на пол.

Абдул аль Хазред гневно сверкнул глазами, но, на удивление всем, даже ничего не сказал. "Чиновник-купец" что-то пробулькал и завалился на бок, видимо сражённый той самой истиной. Некоторые гости добродушно рассмеялись, а безумный поэт, уверившись, что перебивать его больше не станут, продолжил рассказ.

- Вы спросите, как мне удалось прочесть письмена? Да, они были написаны на древнем языке, но для меня они открылись. Я не переводил их. Дело в том, - он понизил голос, - что я нашёл в святилище Врата. С виду они были просто каменной аркой, и ничего особенного в них не было, но, когда я прошёл через них, то оказался в Странном городе. Он назывался Ирем зат аль Имад. В нём жили джины, духи, служившие когда-то Древним. Тени, они и сами не помнили прошлого, не знали, кто они, ничего не понимали. Но они перевили для меня тексты.

- Почему они это сделали? - осторожно спросил кто-то.

- Не знаю. - отозвался поэт. - Я попросил, а они не отказали. Думаю, они просто не увидели причины, почему бы этого не сделать.

Он замолчал, задумавшись. Было слышно, как стрекочут за окном насекомые; издалека доносился вой собаки. В жарком вечернем воздухе плавали запахи цветов и дыма от кальяна. На Дамаск опустились сумерки.

- Что же ты узнал? - не выдержав молчания, спросил Гарун аль Рашид, тронув поэта за рукав.

- Многое. - негромко ответил поэт. - Одной ночи не хватит, чтобы рассказать. Но эти знания способны любого возвысить до того пьедестала, которого он пожелает. Тот, кто умеет управлять властью, смог бы повелевать миром.

Эти слова поэта немало всех насмешили. Мираж пропал, перед ними опять сидел пьяный безумец.

- Почему же ты не правишь? - смеялись они. - Или эти "силы" тебе не подчинились?

Безумный поэт фыркнул, отёр с бороды остатки трапезы и вдруг поглядел на всех обжигающе трезвы взглядом, в котором не было и тени безумства.

- Я владею Властью истинной. - проговорил он. - Мне не нужно править миром, чтобы знать это. Я имею власть над собой. Я могу всё, что пожелаю, а мир в ногах мне не нужен.

- Счастливчик! - захохотали гости. - Видать, и сам султан ему не указ!

- Да мы сегодня с самым величайшим магрибом на земле, оказывается, за одним столом сидели!

- Сотвори нам чудо, и мы тебе поверим!

Абдул аль Хазред усмехнулся, и смешки сразу стихли.

- Чем вы слушали, почтеннейшие? - спросил поэт. - Разве не слышали, что я говорил? Я не имею желания доказывать, и ваше признание ничего для меня не значит. Вы, люди, вообще меня не волнуете.

Безумный поэт с трудом поднялся с подушек и на нетвёрдых ногах побрёл к выходу, по дороге прихватив кувшин с вином.

- Мир этому дому, - он приветственно махнул кувшином, - а я пойду к другому.

Он вышел, и через минуту с улицы раздалось его пьяное фальшивое пение, что-то про красавицу-вдову, любившую гулять по вечерам на окраине города, где водились охочие до утех гули.

- Ну и враль! - проворчал Гарун аль Рашид. - Но славно он нас позабавил.

Гости ещё посидели, но без сумасшедшего поэта быстро заскучали и начали расходиться. Последним остался гость, который провозглашал истину, так и оставшийся лежать на подушках.

- Разбудите его, - велел хозяин слугам, - и проводите до дома: ещё не хватало, чтобы он тут ночевал.

Но едва попытавшись поднять пьяного, слуги с воплями отскочили прочь -- человек был мёртв, а на посиневшем лице виднелись следы разложения, точно он пролежал здесь не меньше недели.

Спустя недолгое время после этого события Абдул аль Хазред покинул Дамаск.

6.

Костёр горел неохотно, точно через силу - сырые ветки оттаивали с трудом. Каетано протягивал руки к самому огню, но его все равно трясло от озноба, и в голове вертелись образы демонов и какие-то смутные видения. Он то шел по лесу, с трудом преодолевая бьющий в лицо ветер, то сидел в подземелье и рядом с собой видел Господина Башни, в кандалах, горевших от направленной сквозь них магии. Реальные воспоминания переплетались с историями, которые он читал в старинных книгах в подвалах университетской библиотеки, и он уже начинал путаться - где правда, а где - его воображение. "Что, что они узнали такого, что отказались от бессмертия? Что остановило их?.." - лихорадочно думал он, и ему казалось, что он шепчет это вслух, и вправду спрашивая у мертвых некромантов. Поэтому, когда в его мысли ворвался крик, он даже не сразу осознал, что это не часть миража. Но крик повторился, и Каетано поднял голову и прислушался: звук доносился с противоположной части дороги, и на этот раз он прозвучал ближе. Затоптав костерок и пригнувшись, Каетано украдкой выглянул из своего укрытия. Через несколько мгновений на дороге появились люди: молодая женщина, встрепанная, с непокрытой головой, которая тащила за руку девочку лет семи. По пятам за ними с гиканьем бежали пятеро мужиков, потрясавших в воздухе топорами и дубинками - нищие разбойники, выходцы из разорившихся крестьян. "Вот же принесло на мою голову..." - Подумал Каетано, стараясь сдержать рвущийся кашель.

Один из разбойников, забавляясь, обогнал женщину и, растопырив руки, рявкнул и захохотал. Женщина вскрикнула, метнулась назад точно перепуганная мышь, и угодила в лапы второго. Кричащую и извивающуюся девочку вырвали из ее рук. Женщина извернулась и попыталась укусить разбойника, но получила жестокий удар по лицу и свалилась в снег, выплевывая кровь.

И в этот момент Каетано скрутил-таки кашель. Мигом забыв о женщинах, разбойники обернулись на звук. Один, самый здоровый и бородатый, кивком головы показал другим, чтобы проверили. Пошептавшись, двое двинулись к краю дороги.

"Чтоб вас всех..." - со злостью подумал Каетано, тяжело дыша поднявшись на нетвердые ноги - теперь уже стычки было не избежать.

- Ты чего тут, нас выслеживаешь, а?.. Чего тут прячешься, а?.. - хрипло спросил бородач. - Чего застыл? Хочешь, чтобы топориком угостили?

- Убирайтесь ко всем чертям, и я вас не трону. - Четко выделяя слова, произнес Каетано.

Разбойники переглянулись и заржали. Колдун почувствовал, как внутри наливается ярость.

- Значит, подохните... - с едва сдерживаемым презрением прошипел он.

Все произошедшее следом случилось так быстро, что сторонний наблюдатель вряд ли сумел бы понять до конца, что же именно он увидел. Колдун коротким и быстрым движением ткнул в глаз первого из разбойников, шепнув при этом какое-то слово, вырвал у него из рук топор, ударил второго в основание шеи, так что кровь брызнула точно под напором из трубы. Первый, вереща, покатился по земле, зажимая ладонями глаз - из глаза хлестала черная кровь, разъедавшая кожу и мышцы на лице. Второй упал, не издав ни звука. Каетано присел и, скрестив пальцы, махнул левой рукой в сторону тех, что остались стоять. Что-то пронеслось в воздухе, с ближайших деревьев повалились снежные шапки, по земле пролегла глубокая борозда, а у крайнего разбойника отсекло половину тела. Другой, стоявшей на пути борозды, лишился руки почти по самое предплечье. Он упал, задохнувшись от крика, и снег вокруг немедленно окрасился кровью.