- Да брось ты, в самом деле, - засомневался я, мне совсем не хотелось тащиться в подвал, пахнущий кислятиной. - Кладовщик давно всё забыл.
- Тебя никто не просит туда идти, - возразил Лёша. - Вы все можете оставаться здесь, я сам схожу. Ведь я же давал честное слово коммуниста.
- Это совсем другое дело! - сказал Вадик Савченко. - Но я пойду с тобой, всё же квитанция имеет прямое отношение ко мне.
Через четверть часа они вернулись обескураженные.
- Ну что? - спросил Толя Дрынов.
- Что-что! Ничего! - ответил Вадик. - Сначала он не понял, решил, что мы пришли забирать свои вещи. А когда Лёша объяснил, что мы ему возвра-щаем старую квитанцию, разозлился, обозвал нас какими-то грузинскими словами, квитанцию разорвал и выбросил в мусорную корзину.
- Что и следовало ожидать, - заключил я.
Вскоре подошла замызганная электричка. Мы заняли в вагоне две сво-бодные лавки, засунули под них свои лыжи, а рюкзаки закинули на решетча-тые полки над головой. Пассажиров было немного, мы обратили внимание на молчаливую группу молодых грузин, расположившуюся недалеко от нас. Время от времени они что-то говорили.
- Может мне кто-нибудь толково объяснить, - проворчал с брезгливым видом Вадик Савченко, - почему эти электрички всегда такие грязные?
- Говори потише, - одёрнул его Лёша Куманцов, - ты своими неосто-рожными замечаниями можешь обидеть местных жителей и возбудить меж-национальную рознь. Осторожно обернись и взгляни, как на нас смотрят те грузинские ребята из соседнего отсека.
Действительно те ребята поглядывали на нашу компанию, как нам по-казалось, задиристо и что-то громко обсуждали между собой по-грузински. Электричка тронулась и поехала, сильно раскачиваясь из стороны в сторону.
- У меня осталась бутылка вина, - сказал Толя Дрынов. - предлагаю её распить для храбрости и в ознаменование окончания конца. - Он засмеялся.
- В ознаменования чего? - не понял Вадик.
- Чего-чего! Окончания нашего путешествия.
- Путешествие ещё не закончилось, - возразил Вадик, - впереди у нас ещё Тбилиси. Я там никогда не был, но слышал, что город очень красивый.
- Всё равно давайте её разопьём, а то у меня после вчерашнего сушняк.
- А как же без стаканов? - засомневался Лёша.
- Как-как! Из горла обыкновенно. Сразу видно, что ты не парусник.
Мы на яхте всегда из горла пьём. - Толя забрался ногами на лавку и вытащил из своего рюкзака бутылку вина, принесённого ещё из посёлка Бакуриани.
- Вы как хотите, а я из горла пить не буду, - заявил Лёша Куманцов.
- Не будешь, не надо. Вольному воля, спасённому рай, - сказал Толя. - Нам больше достанется. Ха-ха-ха!
Лёша стал смотреть в окно, а Толя, Вадик и я стали прихлёбывать из бутылки, делая вид, что нам это очень нравится. Бутылка осушилась, и Толя поставил её под лавку. Но долго она стоять не смогла из-за качки электрички, повалилась на пол и стала кататься между нашими лыжами.
В головах зашумело, и мы начали с некоторым даже вызовом погля-дывать на молодых грузин, которые показались теперь нам не такими страш-ными, как при первых столкновениях взглядами.
Один из грузин вдруг поманил меня рукой в свой отсек. Я потыкал пальцем себя в грудь, как бы спрашивая: ты приглашаешь именно меня, ты не ошибся? Он покивал головой, как бы отвечая: да-да, я зову именно тебя.
Я не хотел идти, в хмельном сознании возобладала фанаберия: если те-бе надо, ты сам ко мне должен подойти. Но меня словно кто-то подтолкнул под зад, я поднялся со своего места и, сильно пошатываясь, храбро напра-вился в соседний отсек, сгоряча вспоминая, как наносится хук справа. Там звавший меня грузин шлёпнул ладонью по лавке, предлагая сесть рядом. Я садиться не хотел, но почему-то сел.
- Вы москвичи? - спросил он с сильным акцентом.
- Да, москвичи! - гордо ответил я.
- Это хорошо! - сказал грузин. - Мы москвичам всегда рады. - Он про-тянул мне руку. - Меня зовут Ираклий.
Я назвал своё имя и вяло пожал ему руку. Сильно отвечать на его ру-копожатие я почему-то считал зазорным, мы же не знакомы.
- Я и мои хорошие друзья предлагаем тебе выпить вместе с нами за дружбу между русскими и грузинами. Гамарджоба!
Только теперь я заметил, что на лавке лежал волосатый бурдюк, похо-жий на шотландскую волынку, которую я никогда в глаза не видел. Ираклий достал гранёный стакан и нацедил в него красного вина, почти чёрного цвета, из бурдюка. То же он проделал ещё с несколькими стаканами и роздал их своим молчаливым друзьям, один взял себе, ещё дин протянул мне.
- Ну, что, генацвале, выпьем за дружбу? - предложил Ираклий, высоко подняв свой стакан. - Это хорошее вино из винограда Напареули.
Я замялся.
- Извини, Ираклий, но я не могу без своих друзей.
- Не волнуйся, кацо, всё будет нормально, всем достанется. Мы тебя позвали, потому что ты сидел с краю. Сначала с тобой выпьем, потом с ними. Не волнуйся, умоляю тебя. Всё будет хорошо. Я тебе обещаю.
Пришлось выпить. Затем Ираклий наполнял очередной стакан и шёл к моим московским друзьям и предлагал каждому из них выпить за дружбу между грузинами и русскими. Незаметно бурдюк оказался пустым, пошли разговоры. Я совершенно не помню, о чём мы говорили, но помню только, что нас охватила хмельная бесшабашная весёлость, мы обнимались, пели какие-то песни. Мне пришла в голову мысль, что мы обязаны отблагодарить своих новых грузинских друзей.
На очередной остановке электрички я, никого не поставив в извест-ность о своей задумке, поспешил, сильно пошатываясь, наружу и там, в пер-ронном киоске, купил две бутылки теперь уже белого вина. Моё возвращение в вагон было встречено криками "Ура!". Мы быстро его распили, каждому досталось по стакану. Но мне и этого показалось недостаточным.
Я с трудом стащил с полки свой рюкзак, долго неверными руками ша-рил в нём и, наконец, извлёк из него складной нож с костяной ручкой, кото-рая, конечно, была пластмассовой, но выглядела, как костяная. Нож был не-простой, он раскрывался нажатием кнопки, как стилет, и я им очень гордил-ся, хотя никому не показывал. Мне этот нож подарил Виктор Парфёнов, ко-торый учился в Праге и там его купил на каком-то блошином рынке.
Впрочем, я уже об этом, кажется, писал раньше.
Я спьяну расщедрился и подарил этот стилет своему новому грузин-скому приятелю Ираклию. Он был потрясён и почти утратил дар речи, а я потом всю жизнь жалел о своём пьяном благородном поступке.
- Это ты мне? - изумлённо вопросил Ираклий.
- Тебе! - ответил я заплетающимся языком.
- Ты теперь мой кунак, - сказал Ираклий. - Проси что хочешь!
