- Фу! Как тебе не стыдно! Не забывай, что ты разговариваешь со своей мамой. И что, Людмила тоже едет?
- Нет.
- Почему?
- Не знаю, - ответил я, широко зевая и начиная задрёмывать.
- Странно. Я привыкла к тому, что муж и жена всегда вместе, особенно на отдыхе. Ты же знаешь, муж и жена - одна сатана.
- Она на лыжах не катается.
- Это неважно. - Мама помолчала, думая о чём-то своём, потом спросила: - И где это Бакуриани? Недалеко от Баку?
- Причём здесь Баку, мама? Баку - это Азербайджан, а Бакуриани - это в Грузии, в горах.
- В Грузии красивые девушки, - сказала мама, вздохнув.
- Не говори глупости, пожалуйста! - сказал я, глаза мои сладко слипались. - Девушки здесь не причём.
- Я просто так сказала. - Мама пожала плечами, складывая своё шитьё натруженными пальцами. - Если бы ты объявил, что вы собираетесь ехать в Польшу, Болгарию, Румынию, в Закарпатье, или куда-нибудь ещё, я бы сказала то же самое.
- Девушки всюду красивые, - философски заметил я, клюя носом.
- Это как сказать! Что-то ты здесь никак не можешь найти для себя подходящую.
- Дело не в них.
- А в ком же?
- Наверное, во мне.
- Я почему-то подумала, что именно так ты мне и ответишь. Счастье ты моё - несчастье луковое! И когда же вы едете?
- Как только оформим отпуска. Самое трудное заключается в том, что это надо сделать одновременно. К тому же на разных работах. А начальники всюду тупые, как на подбор.
- Я думаю, что это будет не так сложно. Насколько мне известно, охотников уходить в отпуск зимой мало.
- Ты забываешь, что нам нужно умудриться получить половину отпуска. А это почему-то вызывает у начальства непонятную оскомину и даже раздражение. А что ты шьёшь? - спросил я, меняя тему разговора и пересаживаясь со стула на свой диван.
- Да вот папе воротничок на рубашке перелицовываю. С лица весь истёрся до неприличия, а с изнанки ещё вполне сгодится. Ужинать будешь? У меня есть макароны с зелёным сыром. Осталось только их разогреть на керосинке и выложить в тарелку.
- Нет, спасибо, я холодного молока с вареньем надулся. Чуть шевельнусь - и булькаю, как будто скаковой мерин ёкает селезёнкой. Сейчас - только спать. А то завтра рано вставать. Надо как следует выспаться перед надоевшей, как зубная боль, работой. Не то не смогу грамотно поставить перед начальством вопрос ребром относительно отпуска.
- Ты что же, совсем отупел в своём Туристе?
- Нет, не совсем. Ещё кое-что соображаю. Иногда. Но всё же, думаю, лучше выспаться.
- Ну, ложись. Я уже заканчиваю своё шитьё и тушу свет. На завтрак как всегда овсянка, два яйца всмятку, кусочек жареного бородинского хлеба и кофе со сливками без сахара? Ничего не забыла?
- Умница... Я тебя люблю, - пробормотал я уже сквозь сон, натягивая на голову лоскутное ватное одеяло - уютный тёплый подарок моей деревенской бабушки, папиной мамы - бабушки Саши.
III
Через неделю мы вчетвером (как уже было сказано), все вместе в одном купе, ехали скорым поездом "Москва-Тбилиси". Я вскочил в тамбур вагона на ходу, когда поезд уже тронулся, набирая скорость, за что получил ворчливое замечание от миловидной рыжеволосой проводницы, с причёской "частый перманент", державшей в вытянутой из вагона наружу руке свёрнутый в трубочку жёлтый сигнальный флажок, означавший, что всё в порядке:
- Вы чего же опаздываете, молодой человек? - спросила она игриво, кривясь ярко напомаженными полными губами.
- Ничего, всё нормалёк, - ответил я, улыбаясь неизвестно чему и переводя дух. - Я всегда так, в последнюю минуту. Привычка такая. Ничего не могу с собой поделать. В риске есть безумство храбрых.
- Ну, и очень плохо, - проговорила проводница, стоя ко мне спиной и запирая пыльную дверь вагона. - Когда-нибудь отстанете - поумнеете.
- Да ладно, девочка, всё путём! - легкомысленно произнёс я, с трудом протискиваясь с набитым рюкзаком и лыжами сквозь узкий проход между кипятильной колонкой и купе проводников.
- Я вам не девочка! - почему-то обиделась проводница и демонстративно задвинула перед моим любопытным носом резким сдвигом катучую дверь в своё купе, едва не прищемив свои роскошные волосы цвета окислившейся медной проволоки сечением 0.75 квадрата.
У меня действительно есть такая, мягко говоря, странность: люблю приезжать в аэропорт или на вокзал, когда до вылета самолёта или отправления поезда остаётся критическое время - ещё чуть-чуть и опоздал. Но всегда успеваю. Что это? - нелепое удальство, блажь неустоявшегося характера или молодецкая игра, связанная с глупым риском, я объяснить не могу.
Когда я, с возгласом: "Привет храбрым лыжникам!", ввалился в нужное купе, все наши уже успели распихать свои рюкзаки под диванные полки, засунуть лыжи в багажный отсек над головой и сидели, с озабоченным видом на лицах, возле откидного столика под окном, не зная чем себя занять. Лыжи были намного длиннее глубины багажного отсека и торчали, грозно нависая оттуда, будто собирались вот-вот свалиться мне на голову в наказание за рискованное опоздание, не имеющее разумного оправдания.
- Запихни лыж наверх! - скомандовал Вадик Савченко, рукой и глазами показав, куда именно их следует запихнуть.
Вадик любил распоряжаться, давать советы, делать замечания, не обращая внимания на то, что все вокруг него к этой его командирской манере относятся насмешливо и вообще воспринимают его персону с юмором. Ко всему прочему Вадик бы загадочно невезуч и напоминал трагикомический персонаж конторщика Епиходова из Чеховской пьесы "Вишнёвый сад". Там, где обычный человек проходил беспрепятственно, Вадик непременно за что-нибудь цеплялся носком ботинка и, в лучшем случае, спотыкался.
Он и Толя Дрынов оба имели звание яхтенного рулевого первого класса и оба носили одинаковые усы, которые делали их молодые лица похожими на подвальных котов, озабоченных поисками сговорчивых кошек. Если Толя был крутолоб, имел длинные, чуть вьющиеся волосы, отличался стеснительностью, смешливостью и говорил тихим голосом, то Вадик был лыс, любил командовать и говорил всегда громко, точно те, к кому он обращался, были если уж не совсем глухие, то сильно туговаты на ухо. "Ты что, Вадика не знаешь?" - говаривал близко знавший его Толя Дрынов, если кто-либо выражал удивление, сочувствие либо даже недоумение, в связи со странным высказыванием или неожиданным поступком Вадика Савченко.
- Слушаю и повинуюсь! - бойко отрапортовал я в ответ на приказ Вадика, забираясь с лыжами на края нижних полок, чтобы дотянуться до багажного отсека. - Как хорошо, что есть люди, которые всегда готовы придти к тебе на помощь дельным советом в трудную минуту жизни.
