Мне надоела эта бесполезная романтика, и я подумал про себя: не хо-чешь и чёрт с тобой! Без тебя как-нибудь обойдусь. Поднялся и ушёл обижегнный. Не стал даже кино досматривать. С тех пор у меня к женщинам такое отношение выработалось: дашь - спасибо, не дашь - пожалуйста.

- Я же просил без скабрёзностей, - сказал Вадик, изображая лицом деланное разочарование и оправданную скуку.

- Это не скабрёзность, Вадик, это жизненный принцип. Установка, так сказать, на всякий пожарный случай.

- Ну, так, где же твоя обещанная Изольда? - спросил Лёша Куманцов, теряя последнее терпение.

- Не торопись, - говорю, - не теряй терпение. Женщину, - говорю, - которая впоследствии оказалась Изольдой, я, признаться, давно заприметил. Можно сказать, с первого дня, как оказался в санатории. Наверное, мы и по-пали с ней в одну и ту же смену. Она была явно старше меня, лет эдак на де-сять. Но мне это даже нравилось: не какая-то молоденькая дура, а взрослая женщина, много повидавшая и на всё согласная. Она как магнитом притяги-вала мой заинтересованный взгляд, но он всегда был мимолётным и украд-кой, потому что долго глядеть на неё я стеснялся. Не говоря уже о том, чтобы близко подойти. Попробую вам нарисовать её разными словами, хотя совсем не уверен, что это у меня хорошо получится.

Высокая, худая, как жердь, и очень яркая. Волосы чёрные, смоляные, вьются по всей длине и крупными локонами ложатся на острые широкие плечи. А возле висков две заколки с голубыми розеточками из шёлка. Губы тонкие и густо намазаны яркой красной помадой. Глаза неопределённого цвета, тёмные какие-то, с широкой тушевой обводочкой. В ушах серьги в ви-де больших колец, наподобие тех, на которых люди ключи от квартиры носят. Только золотые, наверное.

- Странно, - удивлённо сказал Вадик. - Говоришь, что якобы украдкой, мимолётно следил, а разглядел её во всех деталях, как под микроскопом. Даже заколки с розеточками заметил.

- Ты редко бываешь прав, Вадик, но сейчас ты прав. Действительно, я разглядел её довольно подробно, но это произошло не сразу, не единым ма-хом, а как бы сказать, порционно: сегодня одна деталь, назавтра - другая. Я вам показываю уже законченный её портрет.

Так вот. Помню, меня удивляло, что она, такая красивая и эффектная, никогда не покидает пределы санатория, ни разу не видел её на пляже и был уверен, что она никогда не купается в море и не загорает на солнышке. Сидит день-деньской в шезлонге, в тени, или неторопливо прогуливается по тени-стым дорожкам санатория, держа над собою в бледной тонкой руке неболь-шой цветистый зонтик с оборкой. Она казалась мне недосягаемой, из какого-то другого мира, куда мне вход был закрыт. Этакая странная смесь Чехов-ской дамы с собачкой (только без собачки) и египетской Клеопатры.

Издалека можешь поглядывать и любоваться, а близко подойти не смей, опасно. За ней мужики, как кобели за течной сукой, хороводом вились. Куда мне, молокососу, с ними тягаться! Я, правда, тоже был крепкий парень, но из-за баб, начиная ещё с девчонок в школе, никогда не вступал в противо-стояние и не дрался. Из принципа. Этого ещё не хватало. Гордый был. Счи-тал, что это унизительно и глупо. Я придерживался такого простого правила: да - да, а нет - нет. И всё. И точка! И никаких запятых.

В какой-то книге по истории древнего мира я читал, что якобы у на-стоящей живой Клеопатры были чересчур волосатые ноги. Может быть, ду-мал я, и у этой дамочки из нашего санатория "Имени 2-ой пятилетки" ноги с таким же волосатым дефектом, потому что ходила она всегда в длинном, до пят, глухом платье или в таком же длинном лёгком халате. Так что ног её я никак не мог разглядеть. На пляж она не ходила, я уже говорил.

- Волосатые ноги были не у Клеопатры, а у царицы Савской, - сказал Лёша Куманцов. Всё-то он знал, собака, журналист чёртов!

- Да? - сделал я удивлённое лицо. - Я этого не знал. Но это неважно. Главное, скажу вам честно, ничего у меня с этой женщиной в санатории не было. Да и ни с какой другой - тоже. Это неоспоримый факт.

- Ну да, конечно, - встрял неугомонный Вадик, - если не считать носастой девчонки, к которой ты настырно лез под юбку во время просмотра советского передового кино. Тут тебе не отвертеться.

Мне надоело с ним пикироваться, я просто проигнорировал его очередной неумный выпад, как будто он ничего не говорил, и продолжил свой затянувшийся рассказ:

- Время пролетело быстро, как сон, как утренний туман. Наступил день отъезда. И надо же было такому случиться, что я с этой хостинской Клеопат-рой оказался в одном следующим в Москву поезде, в одном плацкартном вагоне и в одном купе на шесть полко-мест. Её полка была нижняя, с левой стороны по ходу поезда. А моя - с правой стороны, у противоположной пе-реборки, верхняя. Вот в вагоне как раз мы с ней и познакомились. По сути дела впервые. И без всяких этих скабрёзностей, которые так не любит Вадик.

IX

При посадке меня неожиданно остро кольнуло ревностью. Я раньше и не знал, что это такое. А тогда прямо как штопальной иголкой в сердце. Не-сильно так, но неприятный осадок всё же остался. И надолго. Её провожал какой-то смурной тип, с тонкими подбритыми усиками - типичный альфонс. По-видимому, он был тоже из нашего санатория, но я его не запомнил. Их было много, разных кобелей. Этот альфонс помогал ей запихнуть чемоданы под полку, а перед отправлением поезда поцеловал эту Клеопатру на проща-ние прямо у меня на глазах без всякого стеснения. И прямо в губы и долго так. Будто слюней напустил. Я сделал вид, что меня это не касается. Мало ли что бывает, может, он муж, брат, сват. Моё какое дело? Мне по барабану и мне до лампочки. Словом, дело ясное, что дело тёмное.

А когда этот гнусный тип покинул вагон, и поезд тронулся, мы с ней и разговорились. Типа того: как вас зовут? Изольда. О, какое имя древне-греческое! А сокращённо как? Иза. Можно я буду называть вас Иза? А то Изольда слишком длинно. Конечно, ради бога, называйте, как хотите. А вас как зовут? Женя. Тоже прекрасное имя: Женя, Женечка, Евгений. Как Онегин у Пушкина Александра Сергеевича. Ну, и так далее. Она узнала всё про меня. А я узнал, что она из Красноярска, замужем, и что ей предстоит в Москве пересадка. Наш поезд прибывает в Москву рано утром, а её поезд, в Крас-ноярск, отправляется поздно вечером того же дня. Я взял эту информацию себе на заметку (машинально), но никаких конкретных планов на тот момент у меня не возникало. Ещё, как говорится, рак под горой не свистнул.

Поезд двинулся из Хосты поздно вечером, поэтому скоро приблизи-лась вплотную, будто свалилась с неба, южная звёздная ночь. Все пассажиры дружно разлеглись по своим плацкартным полкам, не став, как обычно это бывает в пути, закусывать на сон грядущий. Я легко забрался на свою верх-нюю полку. Снял рубашку, остался в майке без рукавов и хлопчатобумажных штанах-трениках с растянутыми "пузырями" на коленях. И стал, совсем об-наглев, смотреть на Изольду, не отводя от неё пристального взгляда.

Она лежала вольно, на спине, в длинном ситцевом халате, вытянув вдоль тела тонкие руки. На пальцах, с длинными, продолговатыми ногтями, покрытыми черневшим в полутьме ярко-красным лаком, сверкали перстни. Их было много, я пытался их сосчитать, но не смог, потому что руки её нахо-дились в каком-то постоянном нервном движении. Она не стала накрываться простынёй, ни тем более одеялом, потому что было жарко. И тоже почти неотрывно смотрела на меня.