- Вам, конечно, смешно, я понимаю, - уныло протянул Вадик. - А в чём теперь я буду ходить, совершенно себе не представляю.

- У тебя же есть горнолыжные ботинки! - не унимался Дрынчик, хохо-ча пуще прежнего и чуть ли не рыдая от этой идеи. - Будешь в них по утрам обливаться холодной водой. По-моему, это очень удобно.

- У меня есть запасные кеды, - вспомнил тут Лёша Куманцов. - Хо-чешь, возьми, мне не жалко. В Тбилиси купишь мне новые. Сорок четвёртый размер. Запиши, чтобы не забыть.

- Вот это я понимаю! - восхитился я. - Настоящий и преданный друг. Готов отдать последнюю рубашку.

- Не рубашку, а кеды, - уточнил Лёша.

Отодвинулась дверь, и в купе без стука впёрлась проводница, не та, ко-торая рыжая, а другая - чернявая и толстая. С белым воротничком.

- Стаканчики забрать, - пояснила она своё вторжение и сладко зевнула.

И тут она заметила совершенно голого пассажира, который на глазах у всего поезда по маршруту "Москва-Тбилиси" минут десять тому назад, как простой хулиган, нахально купался в зимнем Чёрном море, а теперь сидит тут, развалившись, как в бане, голый, в чём мать родила, и не стесняется ни капли посторонней замужней женщины, которая на работе. Хоть бы прик-рылся чем-нибудь, бесстыдник херов! Ни стыда, ни совести! Прости господи!

Она опрометью выскочила из купе, забыв про стаканчики, прошипев на ходу по-змеиному: - "Гос-споди! Совсем всякий стыд потеряли. Интеллиген-ты чёртовы! Шпана столичная!".

Вадик интеллигентно, приказным тоном, попросил меня отнести ей стаканы. И я понёс послушно, едва удерживая неловкими пальцами восемь мельхиоровых подстаканников с вставленными в них тонкими стаканами, в которых болтались и позвякивали блестящие чайные ложечки. "Как эти де-вахи могут носить наполненные чаем стаканы, уму непостижимо", - рассуж-дал я, пока меня швыряло от одной вагонной стенке к другой.

Когда побеседовав в воспитательных целях с толстой проводницей при передаче стаканов о превратностях жизни вообще и закаливания организма в частности, я вернулся в купе, Вадик уже полностью обсох, был одет и сидел глубоко на своей полке, прислонившись спиной к перегородке и скрестив вольно ноги. Розовощёкий, чистый, причесанный (если можно так сказать о лысом человеке), гладкий и важный, как свежий жених. У него был необык-новенно довольный вид, как будто он только что выиграл парусную гонку и получил золотую медаль чемпиона. На ногах, которыми он хвастливо болтал, перекладывая одну на другую, красовались Лёшины кеды, почти совсем но-вые, с заметными прорехами на сгибах. Я не знал, что в таких случаях следу-ет говорить, и принуждённо, неожиданно для самого себя, немного запи-наясь, спросил первое, что пришло мне в голову:

- Хорошие кеды! И что, в самый раз?

- Немного великоваты. Но я потом подложу в носки скомканную газе-ту "Правда", и будет в самый раз.

Я растерялся от такой смелости и находчивости и задал ему ещё один дурацкий вопрос, просто машинально:

- А куда ты дел свой жёлтый полуботинок, который с каблуком? Неу-жели выбросил в окошко? Никогда этому не поверю.

- Зачем? - искренне удивился Вадик. - Я его сохранил. Я человек бе-режливый. Может быть, в Тбилиси мне посчастливится найти где-нибудь та-кую же пару, тогда этот будет запасной.

- Как в дворовой футбольной команде любителей-профессионалов, - вставил, покатываясь со смеху, Толя.

И мы все дружно расхохотались. Громче и дольше всех смеялся Дрын-чик, утирая слёзы тыльной стороной руки и шмыгая носом. Лёша Куманцов сделал вид, что ничего не расслышал про газету "Правда", но на всякий слу-чай потрогал перегородку в соседнее купе, как бы проверяя её опасную зву-копроницаемость.

VIII

Потом мы ехали просто так, покачивались вместе с вагоном и нудно напряжённо молчали. Всем стало скучно от липкого страха из-за этой про-клятой газеты, и я решил, что нужно каким-то образом оживить ситуацию, а то можно просто помереть со скуки.

- Между прочим, - сказал я загадочно, или, как иногда говорят, с тон-ким намёком на толстые обстоятельства, - именно в Хосте случилось моё первое грехопадение. Мне было тогда, братцы, двадцать лет. Или около...

Лёша, Вадик и Толя продолжали молчать, как будто я ничего такого не говорил.

- Если вам неинтересно, - картинно поник я, надув для наглядности губы, - могу и не рассказывать. Мне это до лампочки и в то же время по барабану.

- Нет уж, - сказал Лёша Куманцов, - раз начал, давай трави. Ты интересно иногда рассказываешь, надо прямо заметить.

- Валяй! - поддержал его Толя Дрынов и заранее засмеялся, ещё не зная, будет ли смешно. - Про это самое люблю внимательно послушать и подремать.

- Только, пожалуйста, без скабрёзностей, - предупредил Вадик.

- Хорошо, - согласился я, - без скабрёзностей, так без скабрёзностей. Нам, татарам, один хер-с.

- Причём здесь татары? - поморщился Лёша Куманцов.

- Ты прав, - сказал я, - татары здесь не причём. Её звали Изольда.

- Ха-ха! - хохотнул Дрынчик. - Тристан и Изольда. У Рихарда Вагнера есть такая классная опера.

- То, что ты о классической литературе знаешь по названиям опер, де-лает тебе честь, - съязвил я. - Однако не будем отвлекаться. Собственно, СА-мый пик грехопадения случился чуть позже, в Москве, но начало было поло-жено именно в Хосте, где в санатории "Имени 2-ой пятилетки" я лечил свой полиартрит. Дело было летом, я успешно сдал экзамены за вторую сессию и получил от профкома бесплатную путёвку в санаторий, поближе к Мацесте.

- Давай ближе к телу, - сказал Вадик.

- Потерпи! - одёрнул я его. - Скоро будет тебе и тело, будет тебе и душа. Терпенье, мой друг, терпенье. Не перебивай, пожалуйста.

- Чтобы тело и душа были молоды, были молоды... - попытался

пропеть Вадик, но тут же Толя Дрынов показал ему здоровенный кулак.

- Могу продолжать? - деловито поинтересовался я с ядом в голосе.

- Валяй! - снизошёл Вадик.

И я небрежно продолжил свой рассказ.

- Практически все дни моего пребывания в санатории были совершен-но одинаковые, как под копирку: ночью беспрерывно лил дождь, как из вед-ра, а утром небо очищалось, и быстро устанавливалась несусветная африкан-ская жара. От испарений духота стояла страшная - как в парилке на верхней полке. Я спасался только тем, что бегал с горы, где лежал наш сиротливый санаторий, через всю Хосту, на тот самый пляжик, где Вадик сегодня купался в ледяной воде. А когда возвращался к обеду или к ужину, то обязательно заходил в душевую, чтобы смыть соль и пот с тела. - В конце предложения я сделал голосовой нажим и выразительно посмотрел на Вадика.

- Я совсем не это тело имел в виду, - живо отпарировал Вадик.