- Благодарю, - слабо и хрипло произнес Один, глядя на свою спасительницу. Та лишь тихо посмеялась и бесшумно ушла из его поля зрения.

Один смог вдохнуть полную грудь воздуха, впервые за такое долгое время. Вода оживила его внутри, но тела он по-прежнему не чувствовал. Попытался двинуть пальцами, да безуспешно. Он задумался о том, как ему высвободиться после всего этого... чем бы это ни было. Через пару минут он решил, что подумает позже. Он даже не знал, чего ждал и сколько еще оставалось ждать. Он заставил шею двигаться и огляделся вокруг.

Сколько времени прошло? В этом лесу не наступала ночь, но он знал, что уже несколько дней успели минуть, пока он висел на Древе Ужаса. Он попытался вспомнить свои видения, но те ускользали и расплывались. Они останутся в его снах.

Боль вернулась. Это был хороший знак. Это значит, что Один еще жив и у него есть шанс. Он закрыл глаз и начал наслаждаться болью, голосом жизни.

Что-то было не так. Эта боль была другой. Не далекое и натянутое нытье уставших мышц. Не острый и резкий крик копья. Один открыл глаз.

В его животе бушевало пламя, жаждущее вырваться наружу. Вода. Та старуха дала ему яд! Теперь...

Он не успел закончить мысль, как его желудок взорвался, выплескивая воду на волю. Мгновенно все кости и мышцы вернулись к жизни, наполненные горячей болью. Копье сдвинулось, и кровь фонтаном вырвалась из раны. Одновременно с ней из его рта вышел поток отравленной жидкости. Молочно-белая, без запаха и без вкуса. Она всегда была такой?

Один не знал, сколько его рвало. Вскоре, он увидел, как вместе с густой жижей из его рта показалась горстка крошечных, таких же белых червей. Он побледнел, глядя на этих существ. Откуда они в нем? Что это? Что здесь происходит?!

После очередного порыва, он не выдержал и потерял сознание. Когда он очнулся, ни дерева, ни леса больше не было.

Он стоял на краю бездны, бесконечной тьмы, ведущей в неведомые ему места. Перед глазами снова промелькнули зеленые реки, но образ исчез так же быстро, как и в прошлый раз. Один был не один. Он повернул голову, на что ушли годы, и увидел окружающих обрыв могучих женщин. Их было девять, и каждая возвышалась, словно статуя, вырезанная из самого прочного дерева во всей Скандинавии. Их лица были скрыты за раскрашенными узорами масками, головы были лысыми и венчались крупными рогами. Женщины стояли неподвижно, скрестив четыре пары рук на груди, и смотрели вниз, в мрак Гиннунгагапа.

Здесь когда-то было море, понял Один. Море, в котором обитал непобедимый зверь, чудовище, рожденное задолго до народов Скандинавии. И когда он пал, весь мир сотрясся, и пропасть разверзлась на месте, где воды коснулась его голова.

- Что нам делать? - спросила одна из женщин. Ее голос шел отовсюду, от самой земли, вибрацией сдвигая камни и сотрясая небеса. На ее маске было лицо волка.

- У нас нет выбора, - медленно покачала головой другая, с оскалом медведя.

Другие женщины тяжело вздохнули. Один знал, что в этот момент, где-то вдалеке начался шторм.

- Мужчина, - стоящая рядом великанша посмотрела на него. Один почувствовал себя младенцем, провинившимся перед матерью. - Ты должен спуститься вниз.

У него не было слов. Он пытался сказать хоть что-то, но смог лишь открыть рот и стоять неподвижно.

- Возьми, - продолжала женщина из дерева, протягивая ему одну из своих огромных рук. В ней лежала железная сфера, гладкая и идеальная. Один дрожащими руками коснулся подарка. Тот был горячий на ощупь.

- Отнеси семя на дно пропасти, - сказала другая. - Посади его в той почве. Только это дерево может нас оберечь.

Один сглотнул, пытаясь унять дрожь в ногах. Он посмотрел вниз, во тьму. Оберечь от чего? Он не посмел задать этот вопрос.

Все это уже когда-то произошло. Он был чужим в этих местах, но у него не было выбора. Он стоял на земле древних, живущих посреди океана еще до рождения его страны. И теперь он должен был стать тем, кто породит свою страну.

Не смея возразить гигантам, Один шагнул на каменную ступень, ведущую в глубины мировой пасти. Шаг за шагом, он спускался глубже и глубже, туда, куда не доходят лучи Орлиных крыльев, куда не распространяется власть Йормунганда и где нет место ничему, рожденному от этого мира. Над ним, великанши медленно разошлись по девяти концам света. Ему казалось, он знал их имена, но не мог вспомнить.

Тьма окружила его, и он был готов поклясться, что чувствует ее прикосновение на покрывшейся мурашками коже. Он задумался, видение ли это? Занял ли он чужое место в этом времени, или сам отправился в далекое прошлое, чтобы помочь древним? Его босые ноги ступали по лестнице, каждая ступень которой была покрыта невидимыми во мраке символами. Он остановился и провел стопой по прямым линиям, но знак был ему неизвестен.

Спускаясь по спирали, он и не заметил, как темнота сгустилась, заслонив собой небеса вдалеке. Он не видел, куда шел, но глубоко внутри знал, что это была идеальная спираль, ведущая туда, где нет ничего святого. Он дотронулся до стены ямы и тут же отдернул руку. Она была мягкая.

Один не заметил, когда появились голоса. Но вскоре шепот окружил его, говоря на неизвестном ему языке. Чья-то рука скользнула по его плечу. Она была горячая, длинные пальцы оканчивались острыми когтями. Смех прозвенел в его ушах. Тысячи глаз уставились на чужеземца, осмелившегося нарушить границы их царства.

Ноги Одина ступили на мягкую землю. Лестница закончилась, и он стоял на почве, такой же черной, как и все вокруг. Он мог бросить стальной шар прямо здесь и побежать обратно. Но он сглотнул и заставил себя идти дальше. В центр всего. Где блистала крошечная павшая звезда, застрявшая в земле. Ему не хотелось приближаться к ней, но он должен был. Иначе быть не могло.

Прошлое невозможно изменить.

Звезда была единственным источником света, но ее лучи не могли пронзить плотную мантию тьмы вокруг. Она плотно застряла в почве, и Один сразу понял, что должен был делать. Отложив семя в сторону, он потер руки и как можно крепче ухватился за звезду. Изо всех сил он потянул за нее, разрывая дыру в земле, пока светящийся камень не выскочил, разбрасывая клочки почвы вокруг. Переведя дух, Один поднял семя и осторожно положил его в яму. Забросал его землей. Разгладил горку. Все было готово.

Он поднялся на ноги, глядя на проделанную работу. На его губах появилась искренняя улыбка. Через много тысяч лет, царь асов вернется сюда и пронзит себя копьем, в поисках ответов. Дерево обязано ему ответить. Оно перед ним в долгу.

Быстрым шагом он начал подниматься по лестнице-спирали, не обращая внимания на смеющиеся голоса невидимых существ вокруг. Он уже мог видеть далекий свет неба, когда что-то заставило его остановиться и бросить взгляд обратно во тьму. Его единственный глаз остекленел и расширился. Его челюсть упала вниз и он попытался закричать, но ничего не вышло.

Во тьме что-то двигалось. Что-то огромное. Что-то, что в его глазах предстало размытым и неясным, ведь его мозг отказывался принять существование подобного в этом мире. И не зря. Это существо было далеко не из этого мира.

Это дерево - единственное, что может нас оберечь. Теперь он понял, от чего.

Существо извивалось, словно змея. Его тело, обрекающее все вокруг на судьбу вечной тишины и чего-то хуже смерти, двинулось вверх, спиралью взлетая по лестнице. Шепчущие тени замолкли и разошлись, уступая дорогу своему хозяину.

Наконец, Один пришел в себя. Он закричал и бросился вверх, отчаянно надеясь, что еще мог обогнать чудовище. Но он знал, что надежды были тщетны. Его запах разбудил зверя из иного мира, и теперь ничто не могло его спасти. Ему конец, а вслед за ним в тишину погрузится и вся Скандинавия. А затем и все остальное. Из его глаза потекли слезы. Что он наделал?

Глаз Одина открылся резко, и лучи бледного солнца ослепили его. Когда он пришел в себя, то увидел, что снова был в лесу и висел на дереве. На дереве, которое он же и посадил.

Он огляделся и попытался вспомнить, что произошло. Он помнил старуху, давшую ему ядовитую воду. Но под ним не было никакой рвоты и никаких червей, а горло было мягким и влажным, живым. Он мог дышать. Не теряя ни секунды, Один воспользовался этой возможностью и начал жадно глотать воздух. Образ живой тьмы, летевшей за ним из бездны, уже растаял и исчез в далеких уголках его разума, и он никогда больше не вспомнит об этой части своего видения.