Один прищурил глаз и увидел, что это был не змей. У существа не было чешуи, только черная, гладкая кожа, из которой тут и там торчали каменные кости, пробившие толстую плоть за долгие годы его жизни. Существо было медленным и старым, но его зубы по-прежнему сверкали. Червь поднял голову и впился клыками в корень могучего древа, и то закричало от боли, а с ним закричал и подвешенный на его стволе пленник.

Сколько раз он просыпался и засыпал за это время? За какое время? В этот раз его разбудил собственный крик. Он опустил взгляд на копье. Из раны текла кровь, обильно заливающая сухую траву под его обмякшими ногами. Крик расшатал оружие, рана стала еще больше. Сколько он еще выдержит? Один почувствовал влагу на щеках. Он хотел слизать ее, но у него не хватило сил.

Третий корень уходил к колодцу, выкопанному в незапамятные времена в пещере, куда обычным людям вход воспрещен. Над колодцем сидел, оперевшись на посох, старый великан. Когда Один видел его в последний раз, мудрец скакал по пещере и веселился. Сейчас же он смотрел в стену и на его покрытом мхом лице проявились морщины веков. Его глаза потускнели от боли и воспоминаний. Он напоминал Одину его самого, когда ас оставался наедине со своими мыслями. Не раз он тоже сидел так, глядя в никуда, переживая снова и снова старые дни, сжимая в руках кинжал, направленный острием на свою же шею.

Он был уверен, что зеленые глаза все еще смотрели на него. Их владелец чего-то ждал. Как же холодно. Один вспомнил бурю на горе Имира. Было ли ему так же холодно в те дни? Возможно. Он не мог вспомнить.

Когда война с великаном закончилась, и асы спустились с горы, распевая победные песни, Один вернулся за телами своих братьев. Он отнес их в пещеру, где они когда-то связали друг друга узами клятвы, и завалил вход камнями. Ту пещеру он назвал в честь младшего брата, Ве. В какой-то момент, имя стало важнее символа, и каждый храм в Асгарде и Мидгарде получил это название. Один не противился ходу событий. Лишь ему одному было известно, где стоял первый храм. Каждый год он спускался к пещере и говорил с братьями. Он надеялся, что когда - если - он вернется, больше ему не придется навещать родных. Надеялся, что они смогут спать спокойно.

В облачной кроне размахивал крыльями орел. Его тело было набито ржавыми механизмами и шестеренками, из огромных, круглых глаз вырывались лучи ослепительного света. В груди гремящей железными суставами птицы горело пламя, держащее его живым. Воздух из нескольких труб дул на факел, чтобы огонь не вышел из-под контроля и не испепелил механического орла. Он не был здесь всегда. Его корпус был построен древним существом, которое и сейчас бродило по девяти мирам, хоть его и принимали за старого цверга. В каком-то смысле, они были правы. Существо было одним из пяти легендарных безликих архитекторов, построивших залы Свартальфхейма. Он один остался жив, и теперь он один держит Скандинавию в равновесии. Один никогда не видел это существо, но понимал его тяжбы - ему самому много раз приходилось прикидываться бродягой, чтобы добиться своего.

На земле вокруг дерева лежали три тени без тел. Они смотрели на старика, готового покончить с жизнью ради ответов. Между ними пробежал шепот - все три говорили одним голосом. Они спорили недолго и сделали выбор. Но сперва, им нужно было разрешение. Тени бесшумно скользнули в сторону реки, где, несколько дней назад, Один омыл свое тело, очистив его от грязи внешнего мира.

Орел не был единственным существом, сидевшим среди ветвей железного древа. По тонким веревкам между ветками бродил туда-сюда четырехглавый олень с рогами, охваченными синим пламенем. За много дней пути от оленя исходил запах мертвых тел, а его дыхание уничтожило было любую жизнь вокруг, если бы она могла существовать в темноте бездны. Четыре головы оленя смотрели в разные стороны, выглядывая любое нарушение в совершенной тишине пространства вокруг. Иногда, одна из голов раскрывала пасть размером с Вальхаллу и вгрызалась в ветвь дерева, оставляя глубокий след, из которого брызгала белая жидкость без вкуса и запаха. Один не понимал, почему, но знал, что так было всегда и так должно продолжаться.

Иначе свет поднимется из темноты, и тогда уже ничто не спасется.

Владелец зеленых глаз устроился поудобнее. Холодный лес на краю света не был его территорией, но старый друг попросил его проследить за загадочным стариком. Возможно, ему придется работать и здесь. Когда-нибудь он точно припомнит это своему другу. А пока он лег и положил голову на лапы. Становилось интересно.

Много существ окружают железное Древо Ужаса. Но в них не было жизни. Один чувствовал это всем телом. Лишь его сердце билось в бесконечной тьме, где все живое было создано руками древних для какой-то непостижимой ему цели.

Эта тьма. Она стояла между всеми девятью мирами, глубоко под и высоко над Скандинавской землей. И Древо Ужаса соединяло их своими ветвями и корнями. И никто из девяти царей не знал об этом тайном месте. Месте, откуда все началось. Месте, где родился великан Имир.

- Гиннунгагап, - одними губами прошептал Один.

Владелец зеленых глаз слегка улыбнулся. В хижине на берегу реки, три женщины получили ответ от своего повелителя.

- Он сказал...

- ...можно...

- ...начинать.

Три тени бесшумно засмеялись. Лес вокруг замолчал в предвкушении.

V

Старик отчаянно боролся с собственным разумом, чтобы вырваться из темноты бессознания и ухватиться за ускользающую из его рук жизнь. Много раз он спускался в освещенные тусклыми свечами залы Хельхейма, где мертвые бродят в поисках врат из кости, что выведут их на волю в новом теле. Но сейчас он впервые задумался - что же ждет его? Пройдет ли он через эти врата и останется пустой тенью некогда великого аса, так же слепо бродящей по чернокаменным дворцам? Или он попадет в другое место? Перед его глазами промелькнули зеленые реки, протекающие в земле без солнца. Мужчина вздрогнул от этой мысли.

Он поднял веко и посмотрел на себя. Его тело исчезло, хоть он и видел его сквозь выступившие на единственном глазу слезы. Мир вокруг дрожал и плыл, не желая принимать твердую форму, не желая показывать себя пленнику. Боль тоже ушла. Единственным чувством, все еще напоминающим ему, что он жив, была горячая сухость в горле. Он попытался поднять язык и смазать рот слюной, но тот был слишком тяжел. Наконец, старик сдался и снова закрыл глаз. Может, подумал он, так будет лучше.

Кто-то позвал его по имени. Он решил, что ему показалось. Но голос повторил свой зов, и Один заставил себя снова открыть глаз. Перед ним была женщина, старая и дряхлая, ее глаза были завязаны грязной тряпкой. Старуха стояла прямо, на ее плечи был накинут черный плащ из мягкой ткани, какой он еще никогда не видел. Ему показалось, что ткань движется. Нет. Это тело под ней постоянно меняло форму. Один посмотрел на лицо существа, которое сперва принял за женщину.

Она улыбалась беззубым ртом. Ее черный язык пробежал по сморщившимся губам. Из-под плаща медленно появилась пара длинных, костлявых рук, сжимавших в бледных пальцах толстую кожаную флягу, все еще блестевшую от воды. Один почувствовал огонь в горле, как никогда прежде. Он попытался что-то сказать, но ни единый звук не сорвался с его посиневших губ.

Старуха засмеялась. Звук был острым и сухим. Один слышал больше жизни в голосах мертвецов. Она открыла флягу и медленно поднесла ее к губам аса. Ледяная, но такая вкусная жидкость наполнила его рот, пролилась по глотке, утоляя жажду нескольких дней. На секунду он даже потерял сознание, не в силах осознать свое счастье. Вода. Живительная вода! Ему даже показалось, что он сможет вернуться домой.

Он пил целую вечность, пока старуха не отобрала от него опустевший сосуд. Он прокашлялся и мысленно заставил себя наслаждаться каждой секундой, что вода стекала вниз в его живот. Несколько капель остались висеть на подбородке, и он жадно слизнул их.