— Успокойся, — ласково произнес я.
На глаза Лайзы вновь навернулись слезы, но она все же сумела сдержать себя.
— Гев, ты не будешь смеяться, когда я скажу, для чего мне нужны деньги?
— Конечно не буду.
— Я хочу исправиться. Я хочу пойти в церковь, припасть к каменному полу и молиться до тех пор, пока не изотру в кровь колени и не упаду в обморок. И больше никогда не иметь дела с мужчинами. Я хочу дать обет молчания и стать невестой Христа. Ну что же ты не смеешься?
— Не вижу здесь ничего смешного.
— Как ты думаешь, на следующей неделе я смогу перемахнуть через стену, отделяющую меня от богатства?
— Все зависит от тебя.
— Если я что-нибудь начинаю, то уже не отступаю. Главное для меня — собраться с духом. Ты своим обращением со мной заставляешь меня чувствовать себя полным ничтожеством. Ничтожеством, каким я была все эти годы.
— Никто, появляясь на свет, не знает, что ему в этой жизни уготовано. Люди делают то, что им больше всего нравится. И не важно, что именно: грабят ли банк, возводят ли часовни из пустых пивных банок, набивают ли чучела птиц или сочиняют пошлые анекдоты. Жизненный путь человек выбирает себе сам.
— До двенадцати лет я чувствовала себя чистой и непорочной. Тогда Бог любил меня. Это я точно знаю.
— Во всяком случае, ты только сама могла решить, поддаваться соблазну или всю свою жизнь бороться с ним.
Лайза снова надела очки.
— Много ты в этой жизни понимаешь. Ишь праведник какой выискался. Поехали быстрей в отель. Мое место на пляже.
Глава 17
После поездки поведение Лайзы Диссо круто изменилось. Она больше не пыталась объяснить, что с ней происходит. Теперь она относилась ко мне как к соседу, только что переехавшему в ее квартал. При встрече мы лишь обменивались легкими кивками и улыбались. Я видел, как к ней, прогуливающейся по пляжу, липли матросы и пассажиры с теплохода «Королева Елизавета», но, пройдя рядом несколько шагов, отходили. Здесь были молодые женщины и красивее, чем Лайза, но они мужчин к себе почему-то так не притягивали, как она. Я долго наблюдал за ней и наконец понял причину ее магнетизма. В легком наклоне головы и едва заметной улыбке, игравшей на ее губах, проглядывало высокомерие и презрение к окружающим. Всем своим видом Лайза как бы взывала к мужчинам: «Ну, вы, ублюдки, хотите познакомиться? Так подходите. Посмотрим, что у вас получится!»
Я не мог поверить, что делала она это специально, поскольку твердо знал, что единственным мужчиной, которого она хотела, был я. Нет, Лайза не ждала от меня любви — ей сейчас требовался тот, кто мог бы ею повелевать.
Она рано созрела и была настолько затюкана нравоучениями, что, когда ее соблазнили, посчитала себя воплощением зла и объектом всеобщего презрения. Поняв, что чистоту и невинность восстановить нельзя, Лайза сбежала из монастыря и все последующие годы предавалась разврату. Не любя себя, другого полюбить невозможно. Теперь, желая замолить хоть часть своих грехов, она была готова всю жизнь стоять на коленях и молиться.
Все это время, что я наблюдал за ней, меня не оставляла тревога. В субботу я переговорил по телефону с Мейером и попросил его побольше узнать о Поле Диссо. Для того чтобы Мейер разобрал его фамилию, я несколько раз повторил в трубку: «Детройт, Индиана, сахар, сахар, Оклахома».
— Диссо? — переспросил Мейер. — Пол Диссо?
— Да. И прошу тебя, будь с ним предельно осторожен. Он кусается.
— Мэри там? С ней все в порядке?
— Да. У нее все хорошо.
А что еще я мог ему сказать? О том, что Мэри мертва и кто в этом повинен, я обязательно должен был рассказать Мейеру, но несколько позже.
В ту же субботу я поехал на пристань, у которой стояли яхты. Пройдя по длинному пирсу, я разыскал «Дульсинею». Это была довольно широкая яхта, добротно построенная, но некрасивая. Благодаря стараниям Рупа Дарби и Арти она сияла чистотой.
Руп, встретив меня, сказал, что Арти отправился на шлюпке в Каренаг за покупками, и пригласил меня осмотреть мощные дизели яхты и установленную на ней электронику. Он пожаловался мне, что никак не может получить запчасть к одному из двигателей. Ее должны были прислать самолетом. Поскольку без этой детали выходить в море нельзя, Руп боялся, что опоздает на Доминику. А там его будут ждать владельцы яхты. Покинуть Гренаду он планировал до среды.
Я спросил его о Карле Брего, и он ответил, что тот повел яхту с одной богатой хозяйкой и ее гостями на Гренадины.
Загорелая и крепко сложенная женщина в голубых джинсовых шортах и белой майке подошла к борту «Дульсинеи» и, улыбаясь, помахала Рупу. Лицо ее, как у бывалого моряка, было обветрено, а голову венчала копна золотисто-рыжих волос. Руп пригласил ее на чашку кофе, и она с радостью приняла его приглашение. Эта женщина, которую звали Мики Ленер, оказалась капитаном и владелицей «Хеллз Белль», большой чартерной шхуны, стоявшей неподалеку от «Дульсинеи». С того места, где я сидел, это судно хорошо просматривалось. Подойдя к нам, Мики поздоровалась со мной, крепко, по-мужски, пожав руку. Говорила она с акцентом, типичным для жителей штата Мэн.
— Трев, у Мики самый прибыльный на островах бизнес.
— Да уж, конечно, — сказала женщина, и они оба засмеялись.
— Она так обожает море, что готова плавать целую вечность.
— Если долго находиться в плавании, то чувство радости начинает притупляться, — заметил я.
— Деньги за услуги она берет большие, — продолжал Руп, — сама подбирает команду и в рекламе не нуждается.
Мики и Руп вновь засмеялись.
— За сутки я беру пятьсот долларов США, а меньше чем на пять дней плавания не соглашаюсь. Меньше трех и больше пяти пассажиров на борт не беру. Стоимость услуг от количества пассажиров не зависит.
— Это довольно высокая цена, — заметил я.
— А я ее уговариваю снова повысить цену.
— Скажите, что вы все время смеетесь? — спросил я.
Мики откинула назад волосы и улыбнулась:
— Мистер Макги, просто мы с Рупом довольны жизнью.
— Еще бы ей не быть довольной. Ее дело приносит большие доходы. Берет к себе на борт пятерку преуспевающих бизнесменов лет под сорок или чуть больше. Они ловят рыбу, загорают, заключают сделки, обсуждают новые… Ну а потом сам знаешь как бывает.
Снова смех.
— Но почему все-таки вы смеетесь, а я нет?
— Да потому, что Мики берет к себе на шхуну пассажиров только мужского пола.
Так вот какова причина их веселья.
— Капитан, а ваша команда состоит только из женщин?
— Да, — ответил Руп. — И все как на подбор. Красивые, проворные и сильные, молодые буйволицы, да и только. От платиновой блондинки, окончившей Дублинский университет и говорящей на нескольких языках, до молодой красотки цвета кофе со сливками. Их у нее восемь.
— Семь, Руп. Барби мне пришлось уволить. Во время последнего плавания она вымогала у пассажира деньги. А я их всех постоянно инструктирую, как вести себя на шхуне. Закупив провизию, а покупаю я только самые высококачественные продукты и выпивку, я делю оставшуюся сумму пополам. Половину беру себе, а другую отдаю девочкам. Так что за пять дней плавания они зарабатывают больше трехсот биви. Разницы в их заработках нет. Все они, от блондинки Луизы до Эстер, чей отец занимает высокий пост в банке на Ямайке, получают одинаково.
— Мик, но тебе нужен экипаж из восьми человек.
— Знаю, знаю. В понедельник мы уходим в море на десять дней. Везем группу из четырех человек. Все — телевизионщики. Отличные парни. Это будет их третий круиз. Они старые приятели. А это значит, что мы еще не успеем выйти из залива Гранд-Мол, как мои девочки снимут с себя верхнюю часть бикини.
— А нижнюю — еще до того, как вы окажетесь напротив залива Дракона и горы Счастья.
— Возможно, дорогой. Луиза сегодня улетела на Барбадос. Сказала, что у нее там подруга, которой нравится управлять яхтой. Так что подруга Луизы может и удовольствие получить, и прилично заработать. Я беру на работу вежливых, веселых девушек и с хорошими рекомендациями. Только так мы сможем обеспечить нашим пассажирам хороший отдых.