этих книг, конечно, не читал”. —Очень жаль, Лёня, очень. — Так восполни наш пробел, просвети, что там поет твой архи… Лазарь?

— Знаешь, надо мной потешайся, ладно, переживу, но над лицом священного сана не насмехайся. Это грех большой, кощунство называется.

— Вот как? — скривился Лёня. — Пусть почитает! Читай! — раздались голоса. — Тихо, вы, — окрикнул вожак. — Кто-то тут смелый очень? Кто сказал: читай?

Лёня испытующе посмотрел на всех. Его взгляд встретился со спокойным взглядом Николая.

— Я сказал. Да, читай, Серафим, читай, нам всем интересно. Всем, я не ошибаюсь?

— Да-да, пусть читает, — раздались робкие голоса.

— Ну, если всем, — вожак милостиво кивнул: — читай. — Я немного, только отрывки, — засмущался Серафим, но начал читать, четко донося каждое слово. — Книжка называется “Новые дороги в ад: рок-музыка. Наркомания”. Крайне разрушительно влияние на душу христианина джаз-музыки, рок-музыки, панк-музыки, диско-музыки и других подобных форм. Суть же ее всегда одна.

Весь путь, по которому прошла и идет эта разрушительная “культура”, направляя короткой дорогой огромные толпы молодых людей в кромешный ад — весь он покрыт срамом самых гнусных, самых страшных смертных грехов. Это всевозможные блудные извращения, полная “свобода любви”, то есть отвержение всякого стыда, полная распущенность всех самых низких страстей и похотей, наркомания, приводящая часто к самым ужасным последствиям, частым смертным случаям от чрезмерных доз наркотиков, случаям насилия, самоубийства и т. д.

Серафим остановился, решая, читать ли ему дальше или пора ставить точку.

Все напряженно ждали, и он продолжил:

— С целью развратить окончательно сознание молодежи и распространить демоническое влияние во многие записи вложены так называемые “подсознательные сообщения”, то есть страшные слова, призывы, заклинания, которые можно обнаружить при прослушивании записи в обратном порядке. — Но мы же не слушаем в обратном порядке! — попытался подорвать всеобщий интерес к читаемому Леонид. — Да, не слушаем, — согласился Серафим, — но… “Исследования показали, что подсознание улавливает такую фразу, услышанную наоборот, даже если оно сообщено на языке, неизвестном слушающему”. —Вот это да! — удивился Рыжий. — Помалкивай! — процедил вожак. — Примечательно, — продолжал читать Серафим, — что все производители рок-н-ролла являются членами сатанинских “церквей”. По окончании ритуалов посвящения, когда на пластинку накликано огромное количество демонов, им вменяется в обязанность производить определенное воздействие на тех, кто будет слушать ее.

Серафим приостановил чтение и, открыв другую книгу, спросил:

— А хотите узнать, каким было это воздействие? — Да-да, почитай, почитай, — зазвучало со всех сторон.

— Вот отрывки описания одного из концертов группы “Биттлз” в парижском Дворце спорта:

“Вся закулисная часть Дворца была окружена полицией и грузовыми фургонами. Внутри — полное впечатление подготовленного к осаде опорного пункта обороны: вокруг сцены три ряда металлических барьеров. Двести полицейских охраняли здание и зал, сто профессиональных борцов и боксеров стояли в проходах, прикрывая подступы к сцене. Листовки просили публику не сходить с ума, не убивать билетеров, не ломать стулья.

Концерт начался выступлением третьесортных ансамблей. Не успели они немного попеть, как какая-то девица, растрепав волосы и разорвав на себе одежду, с диким воплем кинулась к сцене… Ее перехватили телохранители, поволокли, как бревно, к выходу. Дел охранникам хватало. Истерические всплески волнами расходились в битком набитом громадном зале… Динамики работали на пределе, непереносимая сила звука давила на психику.

Но вот начали свое выступление “Биттлз”. Истерика стала всеобщей: визг, вой, истошные, как во время шаманского сеанса. Уже не одиночки, а целые группы девчонок по сто-двести колотились в истерике. Зал после концерта напоминал поле битвы: обломки стульев, обрывки одежды”. Ребята качали головами и слегка посмеивались. Серафим опять открыл книжечку архимандрита:

— Еще одна деталь: почти все рок-концерты сопровождаются многими жертвами — из-за огромного скопления безумствующей толпы бывают просто растоптаны или задушены в давке, погибают от больших доз наркотиков. Шестьсот

пятьдесят молодых людей погибли во время одного из таких концертов в Лос-Анджелесе. В уши журналистки Джуди Аргазоны, которая вела репортаж с места происшествия, сатана стал нашептывать такие слова: “Вот они! Смотри на них внимательно, они мои трофеи!”

Как в одной средневековой легенде о флейтисте, который с помощью колдовской игры на флейте избавил город от крыс, но, не получив платы, той нее сладкой музыкой увлек из города всех детей и завел их в расселину скал, откуда они уже не вышли.

Серафим перевернул страницу и завершил:

— Итак, даже самое “легкое” увлечение православного христианина рок-музыкой есть измена своей вере, есть явное оскорбление своего Господа, удаление от Него, есть общение с духами тьмы, заигрывание с сатаной.

Меня спрашивали девушки: а почему не стоит ходить на дискотеки? Может, ответом им будет такой случай. Группа десятиклассников попросила психолога объяснить, что было с ними на дискотеке. Обычно спокойная Надя вдруг исцарапала до крови лицо своей лучшей подруги Лены. Ребята вспоминали: “Мы чувствовали, будто кто-то вселился в нас, и мы уже не мы”.

А вот случай, о котором я узнал от знакомых. Один паренек, довольно крепкий, спокойный, оказался на дискотеке. Что там произошло, он никому не рассказывал. Только такие же парни выкинули его из окна второго этажа. Теперь он инвалид-колясочник. А впереди долгая жизнь. Есть о чем подумать, не правда ли? — Серафим вопрошающе взглянул на ребят.

— Спасибо тебе, чудик, — за всех ответила Рая.

Все были в сборе. Не хватало только Рыжего. Был и Николай, белокурый здоровый парень с приятной улыбкой. Он редко присоединялся к этой компании, считая тусовки пустой тратой времени, к тому же в последние месяцы у них не находилось общего языка с Лёней.

Разговор шел вяло. Серафим помалкивал, не желая быть назойливым. Возможно, он ожидал какого-нибудь вопроса со стороны вожака. Но тот медлил, словно взвешивая общее настроение. Новых задумок у него не было. Иссяк. Чем дальше держать интерес ватаги, он не знал. Пауза затягивалась. Возникала скука.

— Гришка, слетай-ка за самогоном. Возьми втихую у бабки, она же торгует им. Да стаканчики прихвати, — распорядился вожак, хлопнув по плечу сидящего рядом подростка. — А ты, Петька, — кивнул он другому, — что-нибудь пожевать раздобудь.

Подростки нехотя поплелись. Несколько взоров вопросительно устремились на вожака. Тот пояснил:

— Сегодня похоронили Ниловну. Хорошая была бабка. Помянуть надо, чтобы ей было легче на том свете, — он поднял палец, указывая на небо, и добавил с вызовом: — Если там есть что-нибудь.

- Ты считаешь, что все кончается на земле? — спросил Серафим.

— А то где же?! Все имеет конец, как ни крути. И наша жизнь тоже. Потому… — и он вдруг запел хрипловатым баритоном, перебирая струны гитары:

Не будем грустить, господа офицеры,

Чего потеряли — того не вернуть.

Уж нету Отечества, нету уж веры…

Он пьяно брякнул по струнам:

Ни Отечества, ни веры…

— Это у кого нет Отечества? У тебя, что ли? — спросил Николай. — Это же песня про белых офицеров, изгоняемых с Родины, но любящих ее. А тебя кто гонит с родной земли? — А где же было это Отечество, когда Ниловна, всю жизнь горбатившаяся на него, на старости лет осталась одна, на нищей пенсии, едва передвигая ноги, брошенная всеми? — заявил вожак. — Ну, не надо так передергивать, Лёня, — остановил его Николай. — Ей картошку готовую привозили, продукты выделяли, дрова. А что одна — кто виноват, что сынок выпивал да голову потерял. Ты вон мальцов за самогоном

послал — для чего? Их с детства пить приучаешь, да? Отечество — это мы. Разве не так?