Снаружи раздался звук чьих-то шагов. Он быстро поставил бутылку на полку и задвинул ее за какой-то ящик. Когда вошла Бенедетта, он, склонившись над керосиновой бочкой, старался ее открыть.

Она принесла с собой пустые бутылки.

— Виллис сказал, что они вам нужны. Для чего?

— Мы будем делать своего рода бомбы. Нам нужны куски ткани, чтобы сделать из них пробки и фитили. Может, поищете что-нибудь?

Он начал наполнять бутылки керосином, а когда вернулась Бенедетта с куском материи, он показал ей, как надо затыкать бутылки, оставляя фитиль, который можно было бы без труда зажечь.

— Где остальные? — спросил он.

— У Виллиса возникла идея, — сказала она. — Армстронг и мой дядя помогают ему.

Он наполнил очередную бутылку.

— Вы не возражаете, если мы оставим вашего дядю здесь одного?

— А что еще остается! — сказала она и потупилась. — Он привык к одиночеству. Он не был женат, знаете ли. И потом ему знакомо чувство особого одиночества — одиночества власти.

— А вы чувствуете себя одинокой, с тех пор как…

— Как убили мою семью? — Она взглянула на него, и в ее темных глазах мелькнуло что-то странное. — Да. Мы с дядей два одиноких человека, скитающихся по разным странам. — Ее губы слегка искривились. — Я думаю, что вы тоже очень одиноки, Тим.

— Ничего, справляюсь, — лаконично ответил он и вытер руки куском ветоши.

Она встала.

— Что вы будете делать, когда мы покинем эти места?

— Вы, вероятно, имеете в виду, если мы покинем эти места. — Он тоже встал и посмотрел на ее обращенное к нему лицо. — Куда-нибудь двинусь. В Кордильере мне теперь делать нечего. Филсон ни за что не простит мне то, что я погубил один из его самолетов.

— И здесь нет ничего, что позволило бы вам остаться?

Губы ее были раскрыты, и он неожиданно для себя наклонился и поцеловал ее. Она прижалась к нему, и они стояли так некоторое время. Потом он вздохнул и, сам себе удивляясь, сказал:

— Да, наверное, здесь что-то есть, из-за чего можно и остаться.

Они помолчали. Если для возлюбленных вполне естественно строить планы, то какие планы могли быть у них? Наконец Бенедетта сказала:

— Надо идти, Тим. Надо работать.

Он разомкнул объятия.

— Да, пойду посмотрю, что там делают остальные. А вы тем временем выньте бутылки с алкоголем из ящика и положите в него бутылки с керосином. Мы сможем приладить его к требуше.

Он вышел из домика и зашагал к другому концу лагеря. На полпути внезапно остановился. Его поразила мысль, пришедшая в голову. Он понял странное выражение глаз Бенедетты — в них было сострадание.

Он глубоко вздохнул, затем распрямил плечи и опять пошел вперед, со злостью отбросив ногой попавшийся на дороге камень. Услышав слева от себя голоса, он повернул к склону горы и увидел Виллиса, Армстронга и Агиляра, стоявших около старого кабельного барабана.

— Что тут такое? — спросил он.

— Страховка, — весело ответил Армстронг. — Это на случай, если противник перейдет на эту сторону.

Виллис наклонился, постучал камнем о камень, и О'Хара увидел, что он поставил барабан на клин.

— Ну и что? — спросил О'Хара.

— Дерево, конечно, гнилое — барабан тут уж, наверное, много лет стоит, начал объяснять Виллис. — Но штука эта тяжелая и может катиться. Пройдите вниз несколько шагов и посмотрите. Что вы там видите?

— Ну, я знаю, там на крутом спуске дорога идет по узкому коридору в скале. Его пробили взрывчаткой, — сказал О'Хара.

Виллис продолжал:

— Барабан оттуда не виден. Мы ждем, пока там покажется джип или грузовик, выбиваем из-под барабана камни, и он катится вниз. Если все получится удачно, он может разбить машину и блокировать дорогу.

О'Хара взглянул на Агиляра, посеревшее лицо которого показывало, как сильно он перенапрягся. Внутри О'Хара весь кипел от гнева. Он кивком головы отозвал Виллиса и Армстронга в сторону и негромким ровным голосом, стараясь сдержаться, стал их отчитывать:

— Я считаю, что было бы неплохо, если бы вы не занимались самодеятельностыо.

Виллис страшно удивился и даже порозовел.

— Но… — начал он.

О'Хара резко прервал его.

— Да, идея чертовски хороша, но вы могли бы сначала и посоветоваться. Я помог бы вам прикатить этот чертов барабан куда надо, а старика можно было поставить наполнять бутылки. Вы же знаете, что у него больное сердце, и если он чего доброго умрет, то считайте, что эти свиньи на том берегу своего добились. Я не дам этому случиться, даже если придется лишиться жизни вам или любому другому члену нашего отряда, включая и меня, конечно. Надо спасти Агиляра.

Виллис выглядел потрясенным.

— Говорите за себя, О'Хара, — сказал он сердито. — Я лично сражаюсь за свою жизнь.

— Пока я командую вами — нет? И вы будете подчиняться моим приказам и советоваться со мной.

Виллис вспыхнул.

— А кто, собственно, вас назначал?

— Я, — отрезал О'Хара, прямо глядя на Виллиса. — Будете оспаривать?

— Может, и буду.

— Нет, не будете, — решительно заявил О'Хара, сверля Виллиса взором.

Виллис отвел глаза. Армстронг сказал:

— Было бы неплохо, если бы мы не дрались друг с другом. — Он повернулся к Виллису. — О'Хара, между прочим, прав. Не следовало привлекать Агиляра к этой работе.

— Ладно, ладно, — нетерпеливо проговорил Виллис. — Но меня не надо покупать на всякую геройскую чепуху. «Родина или смерть!» и все такое.

— Послушайте, — сказал О'Хара. — Знаете, что я думаю? Я думаю, что вот я, стоящий здесь перед вами, погибший человек. У нас нет ни малейшей надежды помешать этим негодяям пересечь реку. Мы можем только задержать их, но не остановить. И, когда они перейдут по мосту сюда, они устроят настоящую охоту за нами и перережут нас, как поросят. Вот почему я считаю себя уже погибшим. Я не могу сказать, что мне как-то особенно нравится Агиляр, но он нужен коммунистам, и я готов выступить на его защиту, поэтому я так забочусь о нем.

Виллис побледнел, как полотно.

— А что же Форестер и Родэ?

— Я считаю, что и они погибли, — холодно отрезал О'Хара. — Вы представляете себе хоть сколько-нибудь, что там такое, наверху? Знаете, Виллис, я возил альпинистов с их оборудованием — две американские группы, одну немецкую. И при всей их экипировке они, как правило, не достигали своих целей — в трех случаях из четырех. — Он махнул рукой в сторону гор. — Половина этих вершин даже не имеет названий, настолько они недоступны.

Армстронг не выдержал:

— Что-то уж больно мрачная картина у вас получается, О'Хара.

— Но это правдивая картина, не так ли?

— Боюсь, что да, — сокрушенно согласился Армстронг.

О'Хара нетерпеливо покачал головой.

— Знаете что, мы только зря теряем время. Давайте-ка доставим это сооружение вниз. — И он отошел, оставив Виллиса, в недоумении смотрящего ему вслед.

Спустить вниз требуше оказалось не так трудно, как вначале думал О'Хара. Виллис хорошо потрудился, чтобы поставить его для транспортировки на колеса, и весь путь занял у них только три часа. Главной проблемой было выруливание неуклюжей машины на крутых поворотах серпантинной дороги. На каждом повороте ему казалось, что вот-вот появится мисс Понски с сообщением о наступлении коммунистов, но все было спокойно, и за это время до них не донеслось ни единого винтовочного выстрела. «Быть может, у них не хватает боеприпасов, — подумал О'Хара. — Во всяком случае, беспорядочного огня, который можно вести с того берега все это время, сегодня не было».

Они подкатили требуше к месту, указанному Виллисом, в стороне от дороги. О'Хара сказал отрешенным голосом:

— Бенедетта, пойдите смените Дженни и пришлите ее сюда.

Она взглянула на него с удивлением, но он уже отвернулся, чтобы помочь Виллису и Армстронгу перемонтировать требуше. Они собирались соорудить его на небольшом возвышении, чтобы путь короткого плеча, на который будет падать вес, был большим.