— Рунай Вентдарр всегда был упрям. Я помню его доклад Руалу и Артх’хдеа Каш’шшоду, когда он вернулся с Кедат’стриа… — что-то неуловимое появилось и тут же исчезло из голоса тушд-руала. — Артх’хдеа и Руал сочли его действия чрезмерно рискованными, хоть он и имел право принимать любые решения. Это я помню… но не помню, что им удалось склонить Вентдарра к своей точке зрения. — Связь донесла до Марраша’атаха очередной вздох Рилл-саррата. — Почему он остался так близко от Изольды? Человека могли обнаружить где угодно в зоне конфликта. И ничто из случившегося на Кедат’стриа не говорило, что он попадет к нам. Или что попадет именно сейчас.

Марраша’атах постарался тщательно заблокировать собственный эмпатический фон, чтобы собеседник не почувствовал его раздражения от последнего разговора… нет, яростного спора с Вентдарром, когда он безуспешно пытался донести свои соображения, опасения до рассудка руная. Рилл-саррат был прав: прошедшие Обороты ни на каплю не смягчили упрямства молодого руная Стражей Небес.

— Рунай Вентдарр считал, что больше всего шансов там, где Конфедерации приступила к активным действиям.

— Или он знал что-то, чего не знаем мы. Что-то, что он вынес с Кедат’стриа, что-то, чем не поделился с Руалом и Артх’хдеа. Мы ведь до сих пор не понимаем, что в действительности случилось на Кедат’стриа.

— Вы знаете об этом больше меня, тушд-руал, — спокойно — хоть и далось это нелегко — признал феннаир.

— Значительно больше, — согласился тушд-руал. — Но и вы должны понимать достаточно, чтобы предположить: может ли рунай Вентдарр знать больше, что мы полагаем?

— Я не делаю предположений без фактов, которых у меня сейчас нет, — с легким всплеском недовольства ответил Марраша’атах. — В поведении или словах руная ничего не дало мне повода так полагать. Но такую вероятность я не стал бы оставлять без внимания.

— И такая вероятность беспокоит вас, феннаир, — резюмировал Рилл-саррат. Марраша’атах на миг прикрыл глаза:

— Мне страшно. Мне страшно от стремительности… всего.

Рилл-саррат молчал, и в этом молчании феннаир Тагар Дусит услышал безмолвный вопрос.

— Как все началось, как происходит… — Марраша’атах запнулся, в очередной раз жалея, что не может ни ощутить ментального поля Рилл-саррата, ни увидеть его образ. — Мы встречаем в общих информационных сводках Конфедерации имя человека, о котором узнали двадцать Оборотов назад. Мы сообщаем на Шенарот и Стражи Небес посылают рунай Вентдарра. Не проходит и нескольких дней, после его появления в зоне конфликта, как человек оказывается на борту полуразрушенного корабля, пережив, по воле Ушедших, и сам бой, и прямой удар ха’граш. Этого человека вместе с пленными доставляют на планету, которая в любой момент может оказаться в центре, возможно, самого крупного сражения за последние пять Оборотов. И, вместо того, чтобы дождаться, пока его перевезут на Тагар Дусит, рунай, выбравший окрестности именно этой системы, решает лететь на нее и самому забрать человека, чтобы доставить его на Шенарот. Вы отметили мой опыт, тушд-руал, и весь мой опыт говорит, что подобная цепь событий может быть чем угодно, но не совпадением. Если это тень Кедат’стриа, напомнившая о себе из прошлого, то мы по-прежнему не понимаем, что происходит. И мне страшно… страшно, что рунай Вентдарр не справится с потоком, в который позволил себя втянуть. Что рунай Вентдарр из-за того, что ему довелось пережить, не сможет объективно оценить ситуацию. Что рунай Вентдарр…

— …совершит ошибку, подобно совершенной вами тридцать четыре Оборота назад, феннаир? — холодно закончил фразу Рилл-саррат.

Марраша’атах вздрогнул, на секунду теряя контроль над своими эмоциями. Вспышка боли из глубины души, мимолетный шок от проснувшегося чувства вины, горечь от брошенного ему в лицо упрека, который, тем не менее, был более чем справедлив, — все выплеснулось вслед за тем, что он пытался передать тушд-руалу: убежденность в своей правоте, тревогу за будущее, тревогу за настоящее. Тяжело павшие слова лишний раз явили редкое даже по меркам Руалата Тэш’ша качество тушд-руала: Рилл-саррата никогда не был жестоким, но всегда был беспощадным. Как к себе, так и к другим.

— Вы говорите словами руная, тушд-руал, — загоняя обратно боль, пряча эмоции под щит спокойствия, тихо ответил Марраша’атах…

…

— Вы командовали разведкой в Яррее Хенсаба, феннаир, тридцать с половиной Оборотов тому! Вы встретили чужой корабль, опознанный как дракаш’ш-та Друма! Вы отдали приказ к атаке! — Глаза Вентдарра горели яростным, нетерпеливым огнем: казавшийся бесконечным спор изрядно утомил очевидной бессмысленностью Стража Небес.

Феннаир усилием воли сдавил в кулаге вспыхнувший гнев, одновременно гася порыв выпустить на всю длину когти. Шагнул вплотную к образу посреди зала.

— Ядро моего корабля-лидера подтвердило опознание. Никто не мог знать, что это случайность, нелепое совпадение! Вы бы поступили так же, рунай!

— Поступил бы, — сопровождавший слова ментальный фон стал чуть мягче, чего нельзя было сказать о звеневшем голосе. — Но, вернувшись с подкреплением, вы не стали искать подтверждения. Вы подошли к планете и вновь отдали приказ к атаке. И только после этого запустили зонды. Когда вы получили с них данные и поняли свою ошибку, семь ваших кораблей уже нанесли удар! Вы забрали двадцать восемь тысяч жизней, феннаир! Так что говорит в вас сейчас? Ваш опыт? Ваш талант феннаира Тагар Дусит? Или жгущая вас память о прошлом?..

…отбрасывая некстати всплывшее воспоминание. Воспоминание о словах, в которых было слишком много горькой правды, и которое сейчас могло лишь помешать.

Несколько секунд царила тишина.

— Я помню доклад рунай Вентдарра, — заговорил Рилл-саррат. — Я помню его самого. Вы говорите о собственном страхе, но я помню его страх. Страх перед тем, к чему он едва прикоснулся, попытался осознать, но не смог. Страх из-за того решения, что ему пришлось дважды принять. Страх перед ответственностью за грядущее, что Ушедшие возложили на него. Он достойно перенес случившееся, не колебался, принимая тяжелые решения, не позволял страху управлять его поступками. Артх’хдеа Каш’шшод очень высоко ценит и ценил рунай Вентдарра все эти двадцать Оборотов. То, что Стражи Небес послали его одного — лишь говорит, что они верят в его способности, в его необходимость быть здесь. Верят ему. Я не вижу причины, почему должны сомневаться мы.

— Феннаир, — устало, будто теряя всякий интерес к Изольде, Марраша’атаху, Вентдарру, продолжил Рилл-саррат. — Никто не знает, что произошло на Кедат’стриа. Это сказал я, это повторили вы. Все что у нас есть — слова человеческой женщины и ее последняя просьба. В конце ее слышал только рунай Вентдарр — и, можно полагать, знает, что делает. Возможно, вы правы, и рунай совершает ошибку. Возможно, прав он, и его решения — единственно верные. Все это не имеет никакого значения, поскольку что правильно, что нет, мы будем знать, когда все закончится. Вы, феннаир, не строите предположений без фактов — так не стройте и опасений.

Марраша’атах боролся с собой несколько мгновений, пока здравый смысл не победил. Здесь снова начиналась область, в которой равных Рилл-саррату почти не было: принимать странные, рискованные, подчас безумные решения, которые, в конце концов, оказывались правильными. Принимать — и идти до конца.

— Я понимаю вас, тушд-руал, — феннаир прижал кулак к груди, отдавая дань уважения брату Руала. — Я буду ждать известий с Изольды.

— Как и все, — голос Рилл-саррата причудливо задрожал, предвещая скорое исчезновение канала связи. — И не беспокойте меня больше, феннаир. По меньшей мере, пока я не решу проблему с Кунна’а Хенса.

По вихрю пробежала последняя, слепящая волна света, и, чуть опередив сигнал отключения передатчика, он развалился на резкие порывы ветра, унесшие с собой последние слова Рилл-саррата.

Феннаир Тагар Дусит остался один.