А БРЕЖНЕВ — охоту. И всем играм предпочитал домино. Забить «козла» — это по-брежневски. Это при всяком удобном случае. И какой бы «балериной» (прозвище Леонида Ильича с днепропетровских времен, когда им вертел всяк, кому заблагорассудится) не представляли нам теперь генсека, домино в пору развитого социализма было самой востребованной игрой. Даже умница Косыгин никогда не отказывался от партейки. Брежнев приучил к домино не только политбюро: забитие козла сделалось неотъемлемой чертой быта большинства советских граждан (см. «Я шагаю по Москве», «Москва слезам не верит» и мн. др.). А играть на деньги можно во что угодно — даже в буриме…

О пристрастиях последующих руководителей Советского Союза не известно почти ничего. Ну, АНДРОПОВ регулярно проигрывал на бильярде жене Тихона Хренникова…

А вот ЕЛЬЦИН считался страстным бильярдистом. Хотя привычнее полагать, что по молодости Борис Николаевич играл исключительно в волейбол, к старости — в теннис, а карточным, бильярдным и доминошным столам предпочитал столы с закуской…

Дзюдоист, слаломист и бадминтонист ПУТИН, как говорят, балуется и бильярдом (балуется — в том смысле, что Зюганов, например, заядлый бильярдист). Что, впрочем, не мешает Владимиру Владимировичу владеть уникальным кием, сотворенным аж из 140 деталей древесины редчайших пород… Раз ВВП «застукали» за столом с Тони Блэром…

Вот, пожалуй, и всё… К чему экскурс? Да к тому, что византийский уклад нашего отечества весьма предполагает возможность расписать историю азартных игр на Руси одним лишь перечислением персональных наклонностей первых лиц. В странах т. н. демократии с этим немножечко не так…

И возвращаемся к герою, с которого мы так бесцеремонно переключились на общую картину. «Повеса, мот, буян, картежник», — говорил Державин о себе той поры. Что автоматически предполагает: даже на фоне всей играющей служилой России он казался себе существом порочным. «Но благодарение богу, что совесть или, лучше сказать, молитвы матери никогда его до того не допускали (Гаврила Романыч имел обыкновение писать о себе исключительно в третьем лице), чтоб предался он в наглое воровство или в коварное предательство кого-либо из своих приятелей, как другие делывали. Но когда и случалось быть в сообществе с обманщиками и самому обыгрывать на хитрости, как и его подобным образом обыгрывали, но никогда таковой, да и никакой выигрыш не служил ему впрок… Когда же не было окончательно на что играть и жить, то, запершись дома, ел хлеб с водой и марал стихи при слабом иногда свете полушечной сальной свечи»…

Стихи — когда «НЕ НА ЧТО ИГРАТЬ».

Он вообще относился к творчеству довольно несерьезно. Стихи были для него досугом и писались «для забавы в молодости, в праздное время и, наконец, в угождение домашним». Карты же в иерархии его ценностей стояли куда выше… В 1770-м, спалив ВСЁ, сочиненное к тому моменту, он занял 50 рублей и сорвался из опостылевшей Москвы в Петербург. По дороге «поистратился», одолжился в Твери еще полусотней, но и ее продул в новгородском трактире, сохранив один лишь мамашин рубль, крестовик, который и берег потом до конца жизни. В Петербурге опять залез в долг, опять засел играть и наварил двести рублей, из каковых расплатился с кредиторами и обустроился на новом месте. И, сделавшись офицером, сходился за картами уже токмо «с честными в игре людьми и по необходимости для прожитку, но благопристойно». Чаще всего «по маленькой». Вот, разве, у графа Апраксина выиграл раз 40 тысяч…

Игрывал Гаврила Романович и с нужными людьми. Так через одного из партнеров по столу он добился назначения в сенатские экзекуторы, женился (очень счастливо — на дочке камердинера Петра III) и впредь, не испытывая уже нужды, до карт наш герой стал не охотник и ставки делал на поэзию да госслужбу. И еще как знать, случилась ли бы «Фелица» и смог ли бы автор вручить ее императрице, не обучи его когда-то неграмотные сослуживцы дурацкой «ерошке»?..

Впрочем, рядом со следующим героем г-н Державин выглядит не больше чем полупрофессионалом…

В числе ста «неимущих», то есть, «перебивающихся картами» был выслан из Москвы в 1793 году 24-летний Иван КРЫЛОВ. Будущий наш великий баснописец не просто играл — он жил игрой. Во всяком случае, сообщается, что следующие за высылкой ТРИНАДЦАТЬ полных лет ему пришлось провести в провинции, «предаваясь карточной игре в сомнительных притонах». Правда, в письмах к брату «тятенька» (Иван Андреевич был младшенькому Льву за отца) бессовестно врал, что валетов в руки не берет…

Играл Крылов всегда осторожно, а других игроков неизменно презирал (примерно так же относился он позже и к собратьям по перу: вел себя с ними более-менее приветливо, но никогда никого якобы не читал). За неимением под рукою карт охотно резался в триктрак. Кстати, в это самое время им были сочинены лучшие из комедий и первые басни. Однако страсть к картам была его единственной отрадой. Помимо нее — разве любовь к скрипке: самоучка, Иван Андреевич весьма недурно и не без удовольствия пиликал квартеты.

По водворению в Петербурге он продолжал играть. Из намерения поскорее обогатиться и сделаться независимым. С каковой целью превратил свою квартиру чуть ли не в клуб, и вскоре пребывал «в значительном выигрыше» — до 70 тысяч рублей, а это уже состояние. Но остановиться не смог, пока снова не продулся чуть не до копейки. И лишь тогда поклялся себе бросить и садиться за игру только для удовольствия и времяпрепровождения. И не изменял этой клятве последние 35 лет жизни, оставаясь завсегдатаем Английского клуба, где любил плотненько отобедать (пятно на одной из стен, натертое его отваливающейся после трапезы головой, долгое время оставалось не закрашенным — там планировали поставить бюст «достолюбезного старца»). Заканчивал же Иван Андреевич вечер либо игрой в картишки «по маленькой», либо «держа заклады при бильярдной занимательной игре»…

Впрочем, Крылова можно и не записывать в гении. Эзопа — записывать, а Ивана Андреича — нет. Да?..

Страстным любителем покатать шары был Михаил ГЛИНКА. Его кабинет соседствовал с бильярдной комнатой, и еще вопрос, по какую именно сторону двери были созданы лучшие куски «Жизни за царя» и «Руслана и Людмилы»…

Сын тамбовского (а потом астраханского) губернатора, сподвижник Дениса Давыдова Александр АЛЯБЬЕВ снискал место в истории не только как видный композитор, но и как чрезвычайно скандальный картежник. После Отечественной войны он держал игорный дом, где и приключилась однажды скверная история. Раз в 1825-м, незадолго до знаменитого восстания (а многие из путчистов были близкими друзьями нашего героя) некий нечистый в игре помещик по фамилии Времев обвинил в шулерстве самого хозяина заведения. Господин Алябьев, естественно, вспылил, вскочил из-за стола и с помощью приятелей перевернул обвинителя вверх тормашками. Они трясли бедолагу до тех пор, пока из сапог того не посыпались золотые монеты. Вслед чему Алексан Александрыч вызвал пройдоху на дуэль, пройдоха насмерть перепугался, моментально признал вину и отбыл восвояси, где вскорости и отдал душу богу, успев, правда, написать на обидчиков донос. Алябьева судили, лиши дворянского звания и сослали в родной Тобольск.

«Вечерний звон» был сочинен именно там…

А знаменитый «Соловей» на стихи Дельвига — «вещица», которую Чайковский не мог слушать без слез — был написан им еще в Петербурге, непосредственно в камере, где наш картежник три года томился в ожидании результатов следствия. Кто-то назвал этот романс провозвестником тюремного блатняка — русского шансона…

Бессчетные ночи просиживал за картами тенор, дирижер и композитор Александр ВАРЛАМОВ. Не особо удачливый в игре, он то и дело влезал в долги, покрывать которые умел единственным — совершенно моцартовским способом: спешно сочинял что-нибудь за фортепиано (которым, кстати, владел весьма посредственно), и молниеносно отправлял написанное издателю… Он и умер скоропостижно — непосредственно за карточным столом…