2 Вечер дышит как магнит, лампа тлеет оловянно. Киприн за столиком сидит, улыбаясь грядущему туманно. Петрова входит розовая вся, снова плещет самоварчик, хозяйка, чашки разнося, говорит: «Какой вы мальчик! Вам недоступны треволненья, движенья женские души, любови тайные стремленья, когда одна в ночной тиши сидишь, как детка, на кровати, бессонной грезою томима, тихонько книжечку читаешь, себя героиней воображаешь, то маслишь губки красной краской, то на дверь глядишь с опаской — а вдруг войдет любимый мой? Ах, что я говорю! Боже мой!» Петрова вся зарделась нежно, Киприн задумчивый сидит, чешет волосы небрежно и про себя губами шевелит. Наконец с тоской пророка он вскричал, от муки бледен: «Увы, такого страшного урока не мыслил я найти на свете! Вы мне казались женщиной иной среди тех бездушных кукол, и я – безумец дорогой, — как мечту свою баюкал, как имя нежное шептал, Петрову звал во мраке ночи! Ты была для меня идеал — пойми, Петрова, если хочешь!» Петрова вскрикнула, рыдая, гостю руки протянула и шепчет: «Я – твоя Аглая, бери меня скорей со стула! Неужели сказка любви дорогой между нами зародилась?» Киприн отпрянул: «Боже мой, как она развеселилась! Нет! Прости мечты былые, прости довольно частые визиты — мои желанья неземные с сегодняшнего дня неизвестностью покрыты. Образ неземной мадонны в твоем лице я почитал — и что же ныне я узнал? Среди тех бездушных кукол вы – бездушная змея! Покуда я мечту баюкал, свои желанья затая, вы сами проситесь к любови! О, как унять волненье крови? Безумец! Что я здесь нашел? Пошел отсюдова, дурак, пошел!» Киприн исчез. Петрова плачет, дрожа, играет на рояле, припудрившись, с соседями судачит, и спит, не раздевшись, на одеяле. Наутро, службу соблюдая, сидит с машинкой, увядая, стучит на счетах одной рукой… А жизнь идет сама собой. 11 – 15 ноября 1928 Из стихотворений 1932 – 1958 гг. Утренняя песня Могучий день пришел. Деревья встали прямо, Вздохнули листья. В деревянных жилах Вода закапала. Квадратное окошко Над светлою землею распахнулось, И все, кто были в башенке, сошлись Взглянуть на небо, полное сиянья. И мы стояли тоже у окна. Была жена в своем весеннем платье, И мальчик на руках ее сидел, Весь розовый и голый, и смеялся, И, полный безмятежной чистоты, Смотрел на небо, где сияло солнце. А там, внизу, деревья, звери, птицы, Большие, сильные, мохнатые, живые, Сошлись в кружок и на больших гитарах, На дудочках, на скрипках, на волынках Вдруг заиграли утреннюю песню, Встречая нас. И все кругом запело. И все кругом запело так, что козлик И тот пошел скакать вокруг амбара. И понял я в то золотое утро, Что смерти нет и наша жизнь – бессмертна. 1932
Лодейников 1 В краю чудес, в краю живых растений, Несовершенной мудростью дыша, Зачем ты просишь новых впечатлений И новых бурь, пытливая душа? Не обольщайся призраком покоя: Бывает жизнь обманчива на вид. Настанет час, и утро роковое Твои мечты, сверкая, ослепит. 2 Лодейников, закрыв лицо руками, Лежал в саду. Уж вечер наступал. Внизу, постукивая тонкими звонками, Шел скот домой и тихо лопотал Невнятные свои воспоминанья. Травы холодное дыханье Струилось вдоль дороги. Жук летел. Лодейников открыл лицо и поглядел В траву. Трава пред ним предстала Стеной сосудов. И любой сосуд Светился жилками и плотью. Трепетала Вся эта плоть и вверх росла, и гуд Шел по земле. Прищелкивая по суставам, Пришлепывая, странно шевелясь, Огромный лес травы вытягивался вправо, Туда, где солнце падало, светясь. И то был бой травы, растений молчаливый бой. Одни, вытягиваясь жирною трубой И распустив листы, других собою мяли, И напряженные их сочлененья выделяли Густую слизь. Другие лезли в щель Между чужих листов. А третьи, как в постель, Ложились на соседа и тянули Его назад, чтоб выбился из сил. И в этот миг жук в дудку задудил. Лодейников очнулся. Над селеньем Всходил туманный рог луны, И постепенно превращалось в пенье Шуршанье трав и тишины. Природа пела. Лес, подняв лицо, Пел вместе с лугом. Речка чистым телом Звенела вся, как звонкое кольцо. В тумане белом Трясли кузнечики сухими лапками, Жуки стояли черными охапками, Их голоса казалися сучками. Блестя прозрачными очками, По лугу шел красавец Соколов, Играя на задумчивой гитаре. Цветы его касались сапогов И наклонялись. Маленькие твари С размаху шлепались ему на грудь И, бешено подпрыгивая, падали, Но Соколов ступал по падали И равномерно продолжал свой путь. Лодейников заплакал. Светляки Вокруг него зажгли свои лампадки, Но мысль его, увы, играла в прятки Сама с собой, рассудку вопреки. |
