— Да.

— Ну хорошо, не будем ворошить прошлое. В те времена Германия и не могла что-либо предпринять. Она сама была на пороге катастрофы, и эта катастрофа в ноябре восемнадцатого года разразилась. Сейчас наши доблестные войска находятся у ворот большевистской столицы. На пост начальника войск СС в Москве назначен группенфюрер СС фон дер Бах-Зелевски, который уже сформировал особую оккупационную команду во главе со штандартенфюрером СС Зиксом, тем самым Зиксом, который должен был стать немецким комендантом Лондона. Не нынче-завтра Россия развалится на части. От нее отколются Украина, Белоруссия, прибалтийские государства, Кавказ и, наконец, Средняя Азия.

Шелленберг встал и подошел к окну.

— Теперь вы понимаете, что нам от вас надо? Нужны солдаты, и эти солдаты не должны выглядеть наемниками Германии. Следовательно, прежде чем пустить их в ход, нужно дать политическое обоснование их действиям.

— Понимаю. Вот поэтому я и писал письма на имя Гиммлера и Розенберга. В них я излагал свой план подготовки кадров для так называемого Туркестана и просил только одного: помочь мне в этом вопросе. Если мне доверят, я выполню свои обещания. В короткий срок подниму против большевиков всех пленных мусульман, подниму всю мусульманскую эмиграцию.

— Ну хорошо. Мы создали организацию под названием «Туркестан». Только предупреждаю: используйте наше доверие разумно. Напоминаю, что в создании «Туркестана» заинтересованы несколько инстанций: Восточное министерство, Верховное командование германских войск… Но вы не должны забывать, что есть еще органы имперской безопасности.

— Понимаю. Слово офицера. Я обязуюсь не чинить вам препятствий в подборе необходимых людей из мусульманских сил.

— Хорошо, что мне не потребовалось разъяснять вашу ответственность перед СД, — заключил Шелленберг с улыбкой, мельком взглянув на ручные часы. — Считаю долгом помочь вам в этом трудном деле. Завтра самолетом будете доставлены в Берлин. Доктор Ольцша вас проводит. — Шелленберг поднялся с кресла в знак окончания разговора.

Чокаев и Ольцша вышли из кабинета.

— Ну, какое впечатление произвел на вас этот сукин сын? — обратился Шелленберг к генералу Мадеру. — Он всерьез надеется на завоеванных нами землях получить из наших же рук целое государство. За эту землю мы уложим сотни тысяч своих бесстрашных солдат, а он, видите ли, со своими пятью, десятью тысячами, если он их еще сумеет набрать, и если они еще сгодятся для боевых операций против советских войск, уже мнит себя ханом. Какое высокомерие! Какая наглость!.. Но пока мы вынуждены обращаться с ним как с джентльменом. Хотя надежды на него мало…

В Берлине Чокаева принял начальник первого отдела министерства по делам оккупированных восточных областей барон фон Менде. Носле бесед с ним был официально провозглашен комитет «Туркестан», а Чокаев назначен его председателем.

С этого времени военнопленных из народностей среднеазиатских республик направляли в отдельные концлагеря, где немцы с помощью Чокаева вербовали добровольцев в так называемый Туркестанский легион.

Пассажирский поезд подошел к Казанскому вокзалу. Молодой человек с небольшим чемоданом вышел на перрон. После душного вагона, в котором он несколько суток добирался из Фрунзе в Москву, приятно вдыхать свежий морозный воздух. Его привлекательное смуглое лицо с чуть выступающими скулами и раскосыми карими глазами было спокойно.

В здании вокзала он направился к закрытой билетной кассе № 18, где к нему подошел незнакомый мужчина.

— Ахмат Орозов?

— Да.

— Я от Коновалова. Вам, товарищ капитан, записка и билет в Расторгуево. Следует прибыть по этому адресу. Поезд отходит вечером с Павелецкого вокзала, — сказал мужчина и тут же удалился.

В киоске Павелецкого вокзала Орозов купил газету и, усевшись в глубине зала ожидания на деревянный диван, стал читать утреннее сообщение «Совинформбюро»: «В течение ночи на 29 октября наши войска вели бои с противником на Можайском, Малоярославецком, Волоколамском и Харьковском направлениях…»

Ахмат отложил газету. Волновала мысль: «Зачем вызвали?» Он знал, что разговор будет серьезным. Во Фрунзе специально предупредили об этом. Не зря, конечно, его ознакомили и с историей «Кокандской буржуазной автономии».

…В Ташкенте в конце ноября семнадцатого года заседал третий съезд Советов. Решался вопрос о власти. Националистическая контрреволюция созвала третий мусульманский съезд, который не признал Советской власти. Его лидеры заявили, что «пути к самоопределению мусульман не могут быть иными, чем те, которые указаны в коране и шариате…» Мусульманский съезд решил учредить правительственный комитет с условием, что в этом органе половина мест будет предоставлена местной буржуазии, а вторая поделена между русской буржуазией и Советами рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. Третий съезд Советов отверг требования буржуазных националистов. Потерпев поражение, они бежали в Коканд.

Этот город в то время являлся одним из важнейших финансовых, торговых и промышленных центров Средней Азии. Постоянными клиентами кокандских банков были коммерсанты США, Англии и Германии. Город наводнили агенты многочисленных разведок. И вот в Коканде 27 ноября семнадцатого года и был созван четвертый мусульманский съезд, который принял решение о провозглашении «автономии» в Туркестане. Было образовано буржуазно-националистическое правительство. Не получив поддержки народа, автономисты вступили в сговор с белоказачьим атаманом Дутовым… Но это не помогло. Красная Армия разгромила всю эту свору. Члены правительства были арестованы, некоторым удалось бежать. За границу скрылся и глава «автономии» Мустафа Чокаев…

В Расторгуево поезд прибыл вовремя. Дом, который искал Ахмат, стоял внутри двора, почти на самом краю поселка. На стук к калитке вышел коренастый пожилой мужчина, в котором Орозов узнал полковника Коновалова…

Орозов первым вошел в небольшую комнату, где, прислонившись спиной к голландской печи, стоял высокий мужчина с суровыми правильными чертами лица. Его небольшие, глубоко сидящие серые глаза проницательно и ласково, как показалось Ахмату, смотрели на него.

— Борис Федорович, вот капитан Ахмат Орозов, — сказал Коновалов, представляя его генералу Чарову. — Прибыл как раз к чаю.

— Хороший гость всегда вовремя, Петр Петрович. Здравствуйте, Ахмат. Раздевайтесь, будьте как дома. Как пережили воздушную тревогу?

— Спокойно.

— Спокойно… Это потому, что на этот раз ни одну бомбу немцам не удалось сбросить на Москву. А как вам после юга показалась московская погода?

— С утра было терпимо, а сейчас этого не скажу. Морозно.

— Вот мы ему сейчас крепкого чайку нальем, сразу согреется, — сказал Коновалов, ставя на стол самовар.

— Присаживайтесь, — предложил Чаров Ахмату. — Времени у нас мало.

Орозов сел.

— За самоваром и приступим к делу… История борьбы с басмачами в Средней Азии, не сомневаюсь, вам знакома?

— Так точно! — поднявшись со стула, ответил Орозов.

— Сидите, сидите…

— Изучал в школе, много читал. Отец мой погиб в боях с бандой Иргаша.

— Все знаем о вашем отце: и то, что он с пятнадцати лет жил в ореховых лесах Андижанского уезда. Знаем и то, что ваш отец защищал Коканд. И как не удалось его отряду поймать Мустафу Чокаева.

— Значит, Чокаев жив?

— Жив. В течение двадцати лет он обливал грязью Советский Союз. А сейчас замышляет с помощью немцев создать в Берлине «Туркестанское правительство» и войско из пленных мусульман в Легионово под Варшавой. Чокаеву нужны добровольцы из пленных мусульман. Вам, Орозов, мы решили поручить очень важное дело. Через фашистские лагеря военнопленных надо оказаться в Легионово, затем во что бы то ни стало проникнуть в «Туркестанский комитет». В чем его опасность? Немцы, создавая комитет, хотят повторить свой прием, который они применили перед войной с царской Россией. Тогда Вильгельм провозгласил себя покровителем ислама. Сейчас при формировании Туркестанского легиона и комитета они делают то же самое: разворачивают знамя ислама, только теперь против СССР.