Каюм узнал об исчезновении своего заместителя ночью. Его поднял с постели телефонный звонок. Из Главного управления имперской безопасности звонил доктор Ольцша:

— Вам известно, что Алмамбетов сбежал?

Новость была такой ошеломляющей, что Каюм не нашелся, что ответить. Сбежал заместитель, кандидатуру которого навязал Остминистерству сам Каюм. Было от чего прийти в отчаяние.

— О! Бисмилло! — только и смог пробормотать он…

— Там, на Восточном фронте, день и ночь льется кровь лучших сынов Германии, а у вас измена! Кого вы набрали в комитет? Кого вы с Хаитовым назначаете на командные посты? Кого засылаете в советский тыл? Я не забыл Бахадырова и Ростов. Если бы не мы, он наверняка увел бы к русским взвод своих солдат. Курамысов? Этот негодяй увел целую роту. Асанов со своим батальоном перешел к партизанам. Теперь сбежал ваш заместитель. Кто следующий?

Лоб Каюма покрылся испариной:

— Алмамбетов — негодяй! Все они негодяи! Большевистские сволочи! Предатели! Дезертиры! — завизжал он, теряя над собой всякий контроль.

— Выходит, виноваты только они? До каких пор можно безнаказанно обманывать фюрера? Не пора ли держать ответ?.. Сбежать, да еще как раз после покушения![10]

— Послушайте!.. — крикнул в трубку Каюм. — Я чист перед фюрером! Все силы я… — он попытался встать.

— В вашей преданности я не сомневаюсь, но ставлю вас в известность, что мой шеф бригадефюрер СС Шелленберг двадцать третьего числа арестовал адмирала Канариса и препроводил в лагерь Фюрстенбург. Это для вашего сведения. Прошу простить, меня зовут к другому аппарату. До свидания.

Каюм так и остался сидеть с трубкой в руке.

Конечно, нелепо связывать воедино покушение на Гитлера и побег Алмамбетова. Но гестапо и органы СД теперь все события привязывают к этому покушению…

«Если добрались до Канариса, то уж доберутся и до меня, что я в сравнении с ним…» — От страха Каюма начало знобить. Из-за Алмамбетова все его усилия могут пойти насмарку. Каюм уже давно не верил в реальность воплощения идеи «Великого Туркестана». А теперь он вовсе может остаться не у дел, если не хуже. Канарис, и тот арестован… Алмамбетов пробил в комитете, в этом утлом суденышке, огромную брешь, которую бесполезно было латать. Своим побегом он свел на нет все значение Венского конгресса. Доверие немцев можно было считать утраченным. Эту ночь Каюм провел без сна.

Был конец октября 1944 года.

Утром в кабинет без стука вошел Баймирза Хаитов, его заместитель по военным делам. Он положил на стол перед Каюмом номер «Зари», газеты, издаваемой Власовым.

— Полюбуйтесь, ваше превосходительство! Власов выступил с манифестом. Призывает всех участников национальных легионов объединиться и войти в состав Русской Освободительной Армии.

— У него ничего не выйдет. Меня избрал конгресс.

— Канатбаева тоже избрал конгресс, но он готов поддержать Власова. По указанию Гиммлера 14 ноября состоится первое заседание Комитета освобождения народов России. Позиции Гиммлера с каждым днем укрепляются. Нам трудно будет возражать, ваше превосходительство.

— Дорогой Баймирза! Вы плохо ориентируетесь в вопросах политики, да и в военных вопросах тоже, хотя вы — мой заместитель по военным делам. Достаточно того, что Розенберг против власовского эксперимента. А Розенберга поддержат Геббельс и Борман, — назидательно продолжал Каюм. — В главном управлении СС тоже есть враждующие группы. Одна, во главе с доктором Крегером, считает, что власовская компания важнее всего на свете, что власовские войска обладают большим боевым потенциалом и этим выгодно отличаются от мусульманских добровольцев. Зато другая группа придерживается мнения, что Власов вообще не сможет рассчитывать на какой-либо успех. Его солдаты перейдут к русским, да еще с развернутыми белыми знаменами. К этой группе, как мне известно, относится заместитель Бергера доктор Альт. Его поддерживают некоторые офицеры, хотя сам Бергер сторонник Власова. В таких условиях мне нечего опасаться. Пока Розенберг держится за комитеты, Власову он нас не отдаст.

Казалось, он сумел успокоить своего заместителя. Когда же тот вышел, Каюм бессильно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза: будущее виделось ему ужасным…

В середине ноября 1944 года Каюм просматривал газеты «Новое слово», «За Родину», «Зарю» и был просто ошеломлен прочитанным. Власов именовался там «вождем русского освободительного движения». Был принят Геббельсом и Герингом. А он до сих пор не мог добиться встречи с Розенбергом. Для честолюбивого Каюма это был удар.

Следующий удар Каюм получил в новогоднюю ночь. Алимов, советник командира полка (оберштурмбанфюрер СС), воспользовавшись тем, что под рождество многие немцы выехали из Словакии на родину, перебил оставшихся офицеров и увел почти весь полк к словацким партизанам в район Мулявы.

Орозов сидел в кабинете Ольцши.

— Через неделю первый выпуск в школе мулл, — потирая ладони, произнес Ольцша. — Я поздравляю и вас, Орозов! Ваша десятка военнопленных, вывезенных из Прибалтики, показала хорошие результаты в учебе. Я доволен. Половину из них думаю оставить в школе, чтобы использовать в качестве вспомогательных преподавателей. Вы молодец, Орозов, у вас есть нюх разведчика. Вообще-то, вы заслуживаете поощрения, и я награжу вас, но только после одной операции… — Ольцша выдержал паузу. — Вы полетите в тыл к русским… Не вижу энтузиазма, Орозов!

— Это опасно, — сказал Ахмат, — но я готов! Видимо, там я принесу больше пользы Великой Германии, — он выжидающе посмотрел на Ольцшу.

— Да. В этом я вижу выход из тупика. С тех пор, как главное командование группы «Зюд» отступило на запад, связь с Кокозовым прекратилась. Мы потеряли ценнейший источник информации. Его надо восстановить. Вы отправитесь во главе снабженческой группы. Ваша задача — связаться с Кокозовым, снабдить его батареями, деньгами. Вот и все. Ну и, конечно, забрать у Кокозова накопленные сведения, — Ольцша улыбнулся. — Как вы посмотрите на то, что мы сейчас отправимся на Тегелерзее?.. Подышим воздухом, пообедаем и обговорим детали.

Уже сидя за столиком в ресторане, Ольцша вернулся к разговору.

— Все это я могу поручить, Орозов, только вам.

— Благодарю за доверие. Могу ли я сам подобрать для себя двух человек?

— Конечно. Но с одним условием — это должны быть казахи. Пункт назначения — Гурьев-Эмба.

— Я подумаю и завтра сообщу вам их фамилии.

— Отпускаю вас с неохотой. — Ольцша налил вина и пригубил бокал. — Я лишаюсь в «Туркоштелле» правой руки. Но эту временную ампутацию я делаю для того, чтобы жил весь организм. — С этими словами он резко отодвинул свою тарелку, опрокинул бокал, только что наполненный вином.

Ахмат почувствовал настроение Ольцши, безвыходность его положения: «Понимаю вас, доктор Ольцша. Вам нечего докладывать наверх. Как я вас понимаю! Если вы не возобновите связь с Кокозовым, вам ампутируют голову, но уже не символически…»

— Что молчите, Орозов? Почему не закусываете? Не волнуйтесь, я думаю, что с вами ничего не случится. Когда вернетесь, я предоставлю вам длительный отпуск. Съездим в Тироль, Швейцарию. Когда-то я слыл неплохим слаломистом. Моим соперником был доктор Шломс. Вы спросите его когда-нибудь сами. Он лучше меня расскажет об этом… Когда мы завоюем Туркестан, то в горах Тянь-Шаня непременно создадим первоклассную спортивную базу. Это уж я обещаю… Мы будем в Туркестане… Вы же знаете, что я всегда держу свое слово, — глаза его заблестели, но скоро угасли: реальность была слишком безрадостна. — Пойдемте отсюда, Орозов. У меня еще остались кое-какие дела… А вы отдыхайте. Жду вас завтра ровно в восемь.

Поздно ночью Шломса разбудил телефонный звонок. Звонили из Берлина.

— Алло! Доктор Шломс у телефона… Кто говорит? Рейнер? Не сразу узнал, что-то свистит в трубке. Здравствуй, здравствуй. Какие новости? Что? Завтра прибудут? Понял, понял. Орозов и два казаха… Да, да, я все понял… Будет исполнено. Кого? Гайнталь? Ну, до встречи. Хорошо…