Виктору Конецкому Да, маринистика, конечно, Пленила просвещённый мир. Грин, Станюкович и – Конецкий, Наш современник, мой кумир. Нелёгкая в морях дорога, Сквозь ярый шквал и полный штиль Прошёл он! Мало или много, Но больше сотен тысяч миль. Сказал бы не «прошёл» – «проплавал», Я б суть морскую исказил. Он много видел и по праву Всё в чудных книгах отразил. Другие, может быть, не хуже, Он в творчестве – неповторим. А я на море и на суше — Всегда зачитывался им. Простой, а для меня он – гений. В нём – сердца пыл и моря гуд. Все паруса его творений К великой радости зовут. * * * Отель «Дельфин». Совсем не спится. В отелях сон так неглубок. К тому же утром ждёт граница — Из Евроблока в Русский блок. Стремимся к Бресту неуклонно. Но на границе – чудеса: Не вылезали из салона При оформленье – два часа. За час проехать было можно, Я смело утверждать берусь. Нас – два! – держали на таможне Из Бяла Польска в Беларусь. Елена Медведева Героям блокады К 60-летию освобождения Ленинграда Когда-то в далёких военных вам детство и юность сожгли. Но светлые лики нетленно на сердце и память легли. Та жизнь словно сшита из клочьев то огненных зорь из парчи, то белых снегов с многоточьем следов торопливых в ночи. Глядят с фотографии лица — их времени пульс не затих! И память слетит на страницы слезами героев живых… Родные! Любовию вашей мы были на свет рождены. Не верьте, коль кто-нибудь скажет, что годы нам те не слышны. Они нам – бессонные ночи, как вахты под вражьим огнём. И теплится жизни росточек из детства блокадных времён. Улыбка из блокады Заковали в обруч железный в сорок первом году Ленинград. О, как станет ему полезным мой отец, точно добрый брат! Молодой боец, сердцем быстрый — родниковый ручей на лугу! Я любовь его влагой чистой Всю до капельки берегу. Сироту, паренька-связиста Что спасло под прицельным огнем в минном поле с травой росистой и с военным безжалостным днем? «Погляди, – папа скажет, – фото тех далеких блокадных лет». С мамой мне улыбаются кротко, и тревожней памяти нет. 9 мая
Май солнцем славен, звучен лирой, Победным воплощеньем мира И памятью в сердцах и грёзах, Ночных виденьях, часто слёзных. Но жизни новь весной ростки пускает! И ордена герои надевают! Их обнимаем – слабеньких, сутулых. А красота их – впадины на скулах И добрые печальные глаза, И к нам любовь, какой любить нельзя! Её, любви, и не бывает много. Она – нам жизнь и торная дорога, Где каждый шаг – усилие вдвойне, Но во сто крат труднее – на войне. Вячеслав Мельников Ода о несбывшемся подводнике Стоят на праздник субмарины Промеж мостами на Неве, Над водной гладью, выгнув спины, Что так знакомо было мне. Для флота я – не инородный, И я спускался в мир подводный, Но что-то, видно, не срослось, Отбыв к тому же срок короткий, Когда на дизельной подлодке Стажироваться довелось. Не став подводником по плоти, Я всё ж «присягу» принимал — Внедренный на подводном флоте Своеобразный ритуал: Хотя б глотком морской водицы Подводник должен причаститься, Как службы будущей пролог. Тогда, при первом погруженье, Я удивил всех «достиженьем» — Её полкружки выпить смог! Я этим хвастаюсь не часто — Так, между прочим, иногда. И не была судьба несчастной Все сухопутные года. Когда я числился по флоту И делал всякую работу, Одну имел всегда мечту. Я потрудился ей на славу, Но отношу себя к подплаву, И день подводника я чту! Номер первый Корабль не боевой, не на ходу, Но первый в списках номером и рангом, Хотя те дни, в семнадцатом году, Не возвратятся бумерангом. Я вновь стою на палубе его, К нему пришедший в этот день погожий. Чтоб с ним побыть у невских берегов, Внушив себе, что наши судьбы схожи. Прошли мы оба штили и шторма, Чужие страны, дальние походы, И пенный след чертила нам корма. Но все же несравнимы наши годы! Почти в два раза старше он меня. И не давалось мне того простора, Куда стремился, за собой маня, Ведущий крейсер с именем «Аврора». Хотя сейчас я вместе с ним стою, Но в наше завтра – разные дороги: На отдых – мне, ему – стоять в строю, Он – первый номер, я – один из многих. |
