– И ты удивляешься? Это нормально! Эндрю, ты в своей глуши забыл о суете мира. Конечно же, этот вопрос неотложный и важный! Пока не знаю, что там, но, видимо, ранее неизвестный факт о Уоллесе, а ни о ком другом там речь идти и не может, важен для всей Шотландии. Ну, вот ты и сделал открытие…

– Пока нет. В тексте свитка, в послании, я не увидел ничего такого, что требовало бы срочного созыва генеральной ассамблеи.

– Ещё вчера ты мне говорил, что мы… на пороге… великого открытия! – Скотт картинно делал в словах размеренные паузы.

– Я считал его великим для себя… и для тебя… Извини, если задеваю твои амбиции такими словами. То, что открытие может стать настолько масштабным, что будет рассматриваться на государственном уровне, я не предполагал.

– Эх! Не смог меня день подождать… Но что ты хочешь от меня сейчас? Чтобы я переводил текст по твоим книгам?

– Да. Я дал клятву. Значит, я её не нарушу. Я не покажу его никому. Но для себя я понял: его – это перевод. А не письмо на старогаэльском, – Эндрю протянул Скотту сложенный лист белой бумаги. Гость развернул его и увидел почти точную копию свитка. Буквы были выведены с такой же аккуратностью, как в оригинале, почерк почти не отличался, даже в конце, где буквы начинали нервно приплясывать.

– Есть ли смысл? Ты предоставишь свиток парламенту и ассамблее, а они уже подключат своих людей, – Скотт чувствовал себя расстроенным и ненужным: «Конечно же, именно я должен был заняться этой находкой! Житель Камелона, один из реконструкторов старой церквушки, историк со степенью магистра и настоящий патриот Шотландии. Но нет! Заниматься ей, скорее всего, будут посторонние люди! Мир несправедлив!»

– Наверняка ассамблея спросит моё мнение. Я могу порекомендовать тебя как профессионала, – приободрил его Эндрю.

– Ты только что увидел, какой из меня профессионал.

– Всё же я хочу, чтобы ты сделал перевод. Какой-то тайный смысл ускользнул от моих глаз, и я чувствую, что уже никогда его не узнаю.

– За свитком приедут?

– Да, сегодня. Модератор сказал, около восьми вечера.

Скотт посмотрел на часы:

– Успеем допить бутылку.

– Я подумал о том же!

Напрасно Скотт надеялся, что в процессе распития язык священника развяжется и он хотя бы своими словами опишет суть послания Виллема Смелого. Эндрю то молчал и нервно потирал руки, то на время забывался и пытался разговаривать со Скоттом об отвлечённых вещах; о том, что его не устраивает в семейной жизни, о том, почему работа не приносит ему удовлетворения и так далее. Но здесь уже Скотт шёл на разговор вяло, не хотел перетирать то, от чего убежал прошедшим утром. Внутри молодого человека боролись любопытство и апатия. Конечно же, ему было невероятно интересно узнать суть содержимого: «Какой факт о Уильяме Уоллесе может поставить на уши политическую и религиозную элиту Шотландии?» Но банальная человеческая лень со свойственной для себя тяжестью удерживала вторую чашу весов. Скотт с ужасом представлял шкаф с пожелтевшими книгами, которые нужно было перелистать, а может быть, и прочитать: «Все! И вряд ли хоть одна из них окажется словарём со старогаэльского на английский». Может быть, только сейчас Скотт по-настоящему осознал, насколько скучна профессия историка. «Действительно, получается, что быть историком – это не открывать сказочные замки с драконами и единорогами. Быть историком – это значит сидеть круглые сутки над пыльными книгами в поисках какого-то ранее неизвестного исторического события, описанного безымянным автором. И при этом непонятно вообще, происходило ли это событие на самом деле».

– А всё-таки возвращаться когда планируешь? – задал очередной вопрос Эндрю, и вдруг Скотта как ошпарило.

– Я же сказал, что насовсем! – чуть не вскрикнул он.

– Да, прости, подумал, что ты отказываешься…

– От чего? От перевода?

– От всего! – с какой-то несвойственной для себя жёсткостью отрезал Эндрю. Лень Скотта после этого моментально испарилась.

Снова вспомнив о тихом бирмингемском быте, молодой человек сказал самому себе: «И чего я боюсь? Я же приехал сюда насовсем и за другой жизнью. Может быть, этот свиток – подарок судьбы? Может быть, я открою что-то новое, причём открою это раньше официальной делегации!» Наверно, он не верил в это сам. Не верил, но знал, что у любого жизненного витка должно быть своё начало. Работа над переводом могла отвлечь его и на время заставить смотреть на мир по-новому. «А что будет дальше – покажет всё то же время! Сейчас же у меня есть неделя кропотливой работы! И нужно подойти к этому со всей серьёзностью».

– Поможешь донести книги до дома? – обратился он к Эндрю.

– Помогу, – согласился священник с почти ликующим выражением лица, – Давай прямо сейчас. Думаю, ассамблея может попросить предоставить источники перевода. Не хочу отдавать… Я эти книги десять лет собирал. Лучше сошлюсь на сомнительные ресурсы в интернете, а настоящие кладези знаний пока побудут под твоим присмотром.

Мужчины в два захода перенесли книги в дом Скотта, а затем вернулись к столу. Оставалась четверть бутылки.

– Как думаешь, текст свитка может опорочить Уоллеса или, наоборот, добавить славы его героическому образу? – говорить на отвлечённые темы у Скотта упорно не получалось.

– Я же говорил тебе, что не знаю! – с усталостью ответил Эндрю, – По мне, ничего не значащий факт. По их мнению, – священник ткнул пальцем в пустоту за спиной, – Значащий. Как я уже сказал, сам я вряд ли узнаю что-то новое. А вот ты не отставай!

– Не отстану! Завтра с самого утра сяду за перевод…

– Давай, давай… я верю…

Над столом нависло затянувшееся молчание.

– А! – вспомнив что-то важное, прервал тишину Эндрю и улыбнулся, – Хелен спрашивала про тебя!

– МакКинли?

– А ты знаешь здесь ещё какую-то Хелен?

– Она в городе?

– Да, представь себе, молодой девушке может быть интересно жить в Камелоне.

– Ты говорил, что она окончательно переехала в Эдинбург.

– А потом вернулась.

– А когда она спрашивала про меня?

– Вчера.

– Ни с того ни сего?

– Нет, конечно же! Мы встретились вечером после нашего с тобой разговора, и я не мог не рассказать последних новостей о тебе.

– Тогда так уж и говори: «Я рассказал Хелен МакКинли о твоём приезде!», а не: «Хелен про тебя спрашивала!»

– Просто она сильно заинтересовалась твоим приездом. Говорит, что очень бы хотела тебя видеть.

Скотт махнул рукой:

– Женщины!.. Сами не знают, чего хотят. Не вижу смысла встречаться. Я уже давно перегорел ей. Хотя… в Камелоне нельзя жить и не встречать знакомых на улице. Рано или поздно всё же увидимся. У неё кто-то есть?

– Ты же перегорел!

– Нет, просто ради интереса. Чтобы знать, чем может завершиться встреча.

– Насколько я знаю, здесь – никого.

– Это хорошо… Наверно…

Скотт бросил взгляд на часы на стене.

– Семь пятнадцать. Думаю, мне лучше пойти. Сильным мира сего явно не понравятся гости в твоём доме при их дотошном подходе.

– Верно!

– Позвони завтра, как освободишься!

– Обязательно!

– Друг, – Скотт положил руку на плечо священнику, – Я был очень рад увидеть тебя снова. Верю, нас ожидают интересные события! Прекрасные дни настали!

– Я тоже рад, – ответил Эндрю, и они обнялись, – Доброго вечера и спокойной ночи! Надеюсь, не в паб?

– Конечно, нет! Не собираюсь портить послевкусие. Лучше высплюсь!

Скотт вышел на улицу, захлопнув церковную калитку. Он не пошёл домой по прямой, а сделал небольшой круг. В теле и голове витала приятная пьяная расслабленность, при том что и тело, и голова всё ещё прекрасно слушались. В ноздри бил аромат июньских цветений: липы, вереска и чертополоха. Лёгкий ветерок также доносил с полей слабый запах скотины. Горные пейзажи сверкали изумрудной травой, а закат стал плавно перекрашиваться из светло-жёлтого в красный. Скотт чувствовал себя счастливым, и сейчас ему ничего другого не хотелось: ни думать о том, что будет завтра, ни вспоминать о том, что было вчера. Ему нравилось просто чувствовать себя счастливым здесь и сейчас, наслаждаться каждым мгновением этого вечера. Таким он дошёл до двери своего дома, скинул одежду и упал на диван, окружённый стопками древних книг.