Он вытащил из рюкзака матово-черную маску и набросил себе на шею, но не на лицо. Подойдя к изголовью кровати, он сорвал с шеи спящей девушки прозрачный лоскуток, потом вернулся в темные глубины комнаты, натягивая на лицо маску.

Используя прибор ночного видения, он поднял крышку блока управления системами безопасности и осторожно вытащил несколько небольших коробочек. Потом – очень тихо и медленно – подошел к порнографической картине, занимавшей всю стену. За картиной скрывалась потайная дверь, через которую можно было проникнуть в канализацию и на крышу дворца.

Он повернулся, посмотрел на кровавые ошметки, разбрызганные по головной панели кровати, и улыбнулся скупой, чуть неуверенной улыбкой.

Тихонько закрыв дверь, он нырнул в каменно-черное чрево дворца, сливаясь с мраком.

Плотина вклинивалась между лесистыми холмами, напоминая отколотый кусок огромной чашки. Утреннее солнце заливало долину, лучи его падали на серую вертикальную поверхность плотины и, отражаясь, превращались в белый поток света. Продолговатое водохранилище – некогда оно было намного обширнее – казалось темным и холодным. Вода не доходила даже до середины бетонной стены, и леса отвоевали часть склонов, прежде затопленных водой. Парусники стояли вдоль одного из берегов водохранилища, пришвартованные к причалам; волны ударяли в блестящие борта.

Высоко вверху птицы кружили, рассекая воздух, нежась в тепле солнечных лучей над тенью плотины. Одна из птиц спикировала к дугообразной плотине и пустынной дороге, проходившей по ее верху. Птица расправила крылья за миг до неизбежного, казалось бы, удара о белое ограждение вдоль дороги. Проскользнув между стойками, усеянными каплями росы, она сделала переворот через крыло, снова распахнула крылья – не до конца – и метнулась к заброшенной электростанции. Теперь электростанция была резиденцией – величественной, необыкновенной и, разумеется, намеренно символичной – женщины, что звалась Дизиэт Сма.

Птица камнем пошла вниз, поравнялась с крышей сада и расправила крылья. Сделав несколько взмахов, она резко остановилась, зацепившись коготками за оконный карниз на верхнем этаже бывшего административного корпуса.

Сложив крылья, птица склонила набок черную как смоль голову; в одном глазу-бусинке отражался бетонный цвет. Затем она запрыгала к приоткрытому окну, где ветерок колыхал мягкие красные шторы, подсунула голову под рубчик материи и заглянула в темную комнату.

– Ты опоздала, – с тихой насмешкой в голосе заметила Сма, как раз в этот момент проходившая мимо окна, и отхлебнула воды из стакана, который держала в руке. Ее смуглое тело сверкало от капель: Сма только что приняла душ.

Птица повернула голову, наблюдая за женщиной, которая подошла к шкафу и начала одеваться. Затем она обратила взгляд в другую сторону, остановив его на мужчине, – тот висел в воздухе почти в метре над основанием кровати, вмонтированной в пол. Бледное тело Релстоха Суссепина повернулось, окутанное дымкой антигравитационного поля кровати. Его руки плавали в воздухе по бокам, но вскоре придвинулись ближе к телу – сработало слабое центрирующее поле со стороны Суссепина. В туалете Сма прополоскала горло водой и проглотила ее.

В пятидесяти метрах восточнее них Скаффен-Амтискав плавал высоко в воздухе посреди турбинного зала, обозревая послевечериночный кавардак. Через подконтрольное ему охранное устройство, замаскированное под птицу, он в последний раз обозрел вязь царапин на ягодицах Суссепина и следы укусов на плечах Сма – в этот момент она прикрывала их блузкой из полупрозрачной ткани. Наконец он предоставил устройству полную свободу действий.

Птица чирикнула, скрылась за шторой и, топорща перья, бросилась вниз с карниза. Потом она раскрыла крылья и, снова набрав высоту, вернулась к сверкающей плотине. Пронзительные, взволнованные крики крылатого создания, отражаясь от бетонных склонов, еще больше тревожили его. Сма услышала в отдалении эти беспокойные сигналы и улыбнулась, застегивая жилет.

– Хорошо провели ночь? Выспались? – спросил Скаффен-Амтискав, встретив ее у портика старого административного блока.

– Хорошо провела ночь, но не выспалась.

Сма зевнула и шикнула на гральцев, прогоняя их в мраморный холл, где с несчастным видом стоял мажордом Майкрил, держа в руке связку поводков. Шагнув на солнечный свет, Сма натянула перчатки. Автономник открыл дверцу автомобиля. Она вдохнула полной грудью свежий утренний воздух, сбежала по ступенькам, стуча каблучками, и запрыгнула в машину. Слегка поморщившись, она устроилась на водительском сиденье и щелкнула выключателем, приведя в действие механизм складывания крыши. Автономник тем временем заталкивал в багажник ее вещи. Сма постучала по аккумуляторным вольтметрам на приборной доске и поставила ногу на педаль газа, желая ощутить, как колесные двигатели пытаются преодолеть хватку тормозов. Автономник закрыл багажник, заплыл на заднее сиденье и махнул Майкрилу. Тот гнался за одним из гральцев по ступенькам, ведущим в турбинный зал, и не заметил жеста автономника. Сма рассмеялась, нажала на педаль и отпустила тормоза.

Машина рванулась с места – из-под колес полетел гравий, – повернула направо, едва не задев деревья, стрелой проскочила через гранитные ворота, вильнув на прощание задком, и на полной скорости понеслась к Приречному шоссе.

– С таким же успехом можно было полететь, – сказал автономник, перекрывая свист воздуха. Однако он подозревал, что Сма его не слушает.

Архитектура крепости очень характерна для Культуры – так подумала Сма, спускаясь по каменным ступеням с куртины. Она окинула взглядом цилиндрический донжон на холме, окруженный еще несколькими рядами стен; издалека тот казался подернутым дымкой. Пройдя по траве – Скаффен-Амтискав парил у ее плеча, – Сма вышла из крепости через потерну.

Перед ней открылся вид на новый порт и пролив, где в лучах утреннего солнца неторопливо двигались корабли, направлявшиеся, в зависимости от маршрута, к океану или внутреннему морю. С другой стороны крепости давал о себе знать город – далеким рокотом и (поскольку легкий ветерок дул именно оттуда) запахом… Чего? Проведя там три года, Сма считала его просто запахом города. Но она полагала при этом, что у каждого города есть свой запах.

Дизиэт Сма сидела в траве, подтянув колени к подбородку, и смотрела на другую сторону пролива, на субконтинент, куда вели подвесные арочные мосты.

– Что-нибудь еще? – спросил автономник.

– Да. Исключите мое имя из списка членов жюри Академии… и отправьте письмо тому парню с Петрейна – пусть подождет. – Она прищурилась от солнца и прикрыла глаза. – Больше ничего не приходит в голову.

Автономник переместился, сорвал в траве маленький цветок и принялся играть им перед женщиной.

– «Ксенофоб» только что вошел в систему, – сообщил он.

– Я страшно рада, – горько сказала Сма и, послюнив кончик пальца, стерла грязное пятнышко с туфли.

– А этот молодой человек в вашей постели только что проснулся. И спрашивает у Майкрила, куда вы делись.

Сма ничего не ответила, хотя ее плечи дрогнули, а на губах появилась улыбка. Она легла на траву, подложив руку под голову.

По аквамариновому небу бежали барашки облаков. Сма вдыхала запах травы, наслаждаясь ароматом маленьких смятых цветов, потом обернулась и поглядела на серо-черные стены. Штурмовали ли когда-нибудь этот замок в такие вот дни? Казались ли небеса бескрайними, воды пролива – такими же свежими и чистыми, цветы – такими же яркими и пахучими, когда люди сражались и кричали, рубились, спотыкались и падали, глядя на то, как их кровь увлажняет траву?

Туманы и сумерки, дожди и низкие тучи казались более подходящими декорациями для такой сцены: занавеси, призванные скрыть позор кровопролития.

Сма потянулась, почувствовав внезапную усталость, и вздрогнула, вспомнив о ночных упражнениях. И как человек, который держит нечто драгоценное, ускользающее из его пальцев, но достаточно ловкий, чтобы подхватить предмет, прежде чем тот ударится об пол, она сумела – где-то в глубинах своего «я» – оживить ускользающие воспоминания, чуть не утонувшие в хаосе и шуме ее повседневных забот. Секретировав помнин, она удержала в памяти эту картину, сохранила ее, пережила все вновь. Дрожь снова пробрала женщину, несмотря на солнечное тепло, и она чуть было не издала сладострастный стон.