Погас. Фонарик погас. Села батарейка или просто сломался – не важно. Фонарик погас. Не осветил его лица. Скафандр снова издал предупреждающее «бииип», сообщая об утечке воздуха, который уходил с тихим шипением.

Он посмотрел вниз – на руку, лежавшую у него на груди.

Он посмотрел назад – туда, где должен был находиться фонарик, невидимый в центре кабины в центре корабля, преодолевшего половину пути.

«Как же мне теперь умереть?» – подумал он.

Он все же вернулся в ледяной сон год спустя. Эренс и Кай, чья сексуальная ориентация воздвигла между ними непреодолимую стену, в остальном казались идеальной парой и, когда он покинул их, все еще продолжали свой спор.

Наконец он оказался на еще одной примитивной войне, научился водить самолет (зная теперь, что летающая машина всегда одолеет корабль) и летал в ледяных вихрях над громадными белыми островами – плитчатыми айсбергами, которые сталкивались между собой.

Брошенный балахон напоминал только что скинутую кожу некоего экзотического ящера. Он собирался надеть его, но потом передумал, решив остаться в том, в чем прилетел сюда.

Он стоял в ванной, среди ее испарений и запахов, то замирая с бритвой в руке, то проводя ею по голове, медленно и осторожно, словно неторопливо причесывался. Бритва продиралась сквозь пену, сбривая оставшиеся щетинки. Он провел бритвой по мочкам ушей, потом взял полотенце и отер сверкающую кожу на черепе и обследовал гладкий, как попка новорожденного, ландшафт, только что созданный им. На полу валялись длинные темные волосы, словно перья плюмажа, упавшие во время схватки.

Он посмотрел на плац, где горело несколько костров. Над горами только-только загоралась заря.

Из окна ему были видны часть неровной стены цитадели и несколько башен. Теперь, когда он знал, что цитадель обречена, она казалась ему в первых утренних лучах (хотя он изо всех сил гнал от себя сентиментальные мысли) трогательной, даже величественной.

Он отвернулся и пошел надевать башмаки. Странно было чувствовать, как воздух обдувает голый череп: не хватало привычной тяжести волос на затылке. Он сел на кровать, натянул башмаки, застегнул их, потом повернул голову к телефону на прикроватной тумбочке и снял трубку.

Он вспомнил (да, кажется, так), что звонил в космопорт прошлым вечером, когда Сма и Скаффен-Амтискав оставили его. Состояние у него было отвратительное, он чувствовал себя отрезанным от событий и сейчас вовсе не был уверен, что и в самом деле звонил техническим специалистам космопорта, но все же, вероятно, звонил. Он велел приготовить древний космический корабль для нанесения обезглавливающего удара – к утру. Или же он им все-таки не звонил. Одно из двух. Может, ему это приснилось.

Раздался голос оператора, сидевшего в цитадели: тот спрашивал, с кем нужно соединить. Он попросил космопорт.

Голос главного бортинженера звучал напряженно и возбужденно. Аппарат был готов и заправлен, все координаты введены. Запуск мог состояться через несколько минут после отдачи приказа.

Слушая инженера, он кивал про себя, пока тот не замолчал. Вопрос не был задан, однако висел в воздухе.

Он посмотрел на небо за окном. Изнутри казалось, что рассвет еще не наступил.

– Господин Закалве? – раздался голос главного инженера. – Господин Закалве? Каковы приказы?

Он видел маленький голубой кубик, кнопку. Он слышал шипение воздуха, выходящего из скафандра. И в этот миг он почувствовал сотрясение. Он подумал, что это была непроизвольная реакция его тела, но ошибся. Сотрясался фундамент цитадели, а вслед за фундаментом – стены комнаты и кровать, на которой он сидел. Задребезжали стекла. Снаружи, за двойными рамами, прогремел взрыв – звук его был низким и тревожным.

– Господин Закалве? – снова прозвучал голос в трубке. – Вы еще здесь?

Они, скорее всего, перехватили бы корабль, сама Культура – может быть, «Ксенофоб» – направила бы на него эффектор… Обезглавливающий удар был обречен на неудачу…

– Так что нам делать, господин Закалве?

Но вероятность всегда оставалась…

– Алло? Алло?

Еще один взрыв сотряс цитадель. Он посмотрел на трубку телефона в своей руке.

– Господин Закалве, нам продолжать? – услышал он голос человека или вспомнил чей-то голос из далекого прошлого, из другого мира… Тогда он ответил «да» – и взвалил на себя груз страшных воспоминаний и всех имен, которые могут похоронить его…

– Отбой, – тихо произнес он. – Нам этот удар больше не нужен.

Он повесил трубку и быстро вышел из комнаты по задней лестнице, а не по парадной, на которой можно было слышать, как нарастает шум схватки.

Новые взрывы сотрясали цитадель, в крепостных стенах появлялись все новые и новые пробоины. Вокруг него поднимались клубы пыли. Как будут захвачены региональные штабы? Окажется ли рейд по пленению великих жрецов бескровным, как обещала Сма? Он думал об этом, но понимал, что все это уже не имеет значения.

Он вышел из цитадели через потерну на большую площадь – плац. Перед палатками беженцев по-прежнему горели костры. Вдалеке огромные тучи пыли и дыма медленно поднимались в серое рассветное небо над крепостными стенами. Отсюда ему были видны две пробоины в стене цитадели. Люди в палатках начинали просыпаться и выползать наружу. Со стен цитадели – у него за спиной и над его головой – раздавался треск ружей.

В одну из пробоин попал снаряд большого калибра. Сильнейший взрыв сотряс землю, проделав громадную брешь в утесе цитадели. На плац посыпался град камней, хороня под собой десятки палаток. Танк стрелял какими-то новыми снарядами – еще вчера у них не было таких боеприпасов, отметил он.

Он пошел по палаточному городку мимо сонных, едва успевших продрать глаза людей. Из цитадели продолжали вести нестройный огонь, а по плацу катилась черная туча пыли из огромной пробоины. Еще один выстрел из пушки, стоящей неподалеку от городской стены, еще одна детонация – и обрушился огромный кусок цитадели. Казалось, камни чуть ли не с облегчением крутятся и падают в облаке пыли, возвращаясь в землю.

Огонь из укреплений цитадели сделался более редким, пыль рассеялась, небеса понемногу светлели. Испуганные люди жались друг к другу перед своими палатками. С пробитой крепостной стены и с плаца – прямо из палаточного городка – послышались новые залпы.

Он шел все дальше и дальше. Никто его не останавливал, да, пожалуй, почти никто и не замечал. Он видел, как справа от него с крепостной стены упал солдат, распростершись в пыли. Он видел людей, бегущих в разные стороны. Он видел, как вдали едет танк, облепленный солдатами Империи.

Он прошел через скопление тесно стоявших палаток, уворачиваясь от бегущих людей, перешагнул через несколько тлеющих костров. Дым шел из громадных пробоин в стенах крепости и цитадели; светало, и, по мере того как небо становилось розовым и голубым, все вокруг переставало быть серым и приобретало окраску.

Иногда, попав в толпу бегущих мимо людей, которые прижимали к груди младенцев, тащили за руки детей, он воображал, что видит знакомые лица. Несколько раз он готов был остановиться и заговорить с ними, выставить руку, чтобы остановить этот поток мертвенно-бледных лиц, закричать им вслед…

Внезапно сверху донесся вой пикирующего самолета, который пронесся над крепостной стеной и сбросил на палатки длинные емкости: те взорвались огнем и черным-черным дымом. Он качал головой, видя объятых пламенем людей, слыша крики, вдыхая запах горящего мяса.

Охваченные ужасом, люди бежали, натыкались на него, толкали, а один раз сбили с ног, так что ему пришлось подняться и отряхнуть с себя пыль; на него сыпались удары, он слышал крики, вопли, проклятия. Самолет вернулся и снова стал обстреливать все вокруг. Только он один и остался на ногах, продолжая идти, – остальные попадали на землю. Он видел ряды облачков и фонтанчиков пыли на земле вокруг себя, видел, как одежда на лежащих людях вдруг начинала подергиваться и биться, когда пули попадали в цель.