– Но ведь это лишь уборка стола.

– А потому в космическом масштабе это не важно?

Он улыбнулся в ответ на ухмылку незнакомца:

– Что ж, можно сказать и так.

– Но тогда что имеет значение? Мое исследование религий? Неужели это настолько важно? Я мог бы начать сочинять прекрасную музыку или развлекательные романы, но к чему? Чтобы доставить людям удовольствие? Вытирая этот стол, я получаю удовольствие. А люди садятся за чистый стол, что доставляет удовольствие им. И в любом случае, – рассмеялся человек, – люди умирают, звезды умирают, вселенные умирают. Что значит любое достижение, даже самое крупное, если само время однажды умрет? Конечно, если бы я ничего не делал, а только вытирал столы, это было бы презренным расходованием моего громадного интеллектуального потенциала. Но поскольку я сам сделал выбор, это доставляет мне удовольствие, – сказал мужчина с улыбкой. – Это позволяет мне знакомиться с людьми. Вот вы, например, откуда?

Он все время разговаривал с людьми – по большей части в барах и кафе. Жилые помещения всесистемника, видимо, различались по планировке; долины (или зиккураты, если угодно) встречались чаще всего, хотя имели разную конфигурацию.

Он ел, когда чувствовал голод, и пил, когда чувствовал жажду, пробуя всякий раз новые блюда и напитки из умопомрачительно сложного меню. Когда ему хотелось спать (корабль периодически погружался в красноватые сумерки, а лампы дневного света вверху тускнели), он просто спрашивал у одного из автономников, и тот говорил, где ближайшая свободная комната. Комнаты были примерно одинаковые по размерам, но отличались друг от друга. Некоторые были очень простыми, другие – крайне замысловатыми. Необходимый минимум имелся всегда: кровать (иногда настоящая, физическая кровать, а иногда – удивительная кровать-поле), умывальник, унитаз, шкафчик, место для личных вещей, ложное окно, голографический экран и устройство для вхождения в коммуникационную сеть, как внутрикорабельную, так и общую. В первую ночь он с помощью прибора, лежавшего под подушкой, вошел в один из сенсорных развлекательных порталов.

Той ночью он не спал. Он был отважным принцем-пиратом, который наплевал на свое происхождение и повел отважных соратников против кораблей свирепой рабовладельческой империи, владевшей островами, полными пряностей и драгоценностей. Их маленькие верткие суденышки сновали между неповоротливыми галеонами, ломая такелаж книппелями. Они высаживались на берег безлунными ночами, атаковали огромные замки-тюрьмы, освобождали счастливых пленников. Сам он сражался на мечах с главным палачом коварного губернатора, пока тот не свалился с высокой башни. Он заключил союз с прекрасной пираткой, который перерос в более тесную связь, а дерзкая попытка спасти женщину из монастыря, куда ее заточили…

Он вышел из игры спустя несколько недель сжатого времени; шестое чувство подсказывало, что все было понарошку, – но это казалось самым малосущественным в его приключении. Он с удивлением обнаружил, что, несмотря на несколько откровенно эротических эпизодов, у него не случилось семяизвержения, и понял, что прошла всего одна ночь, что теперь настало утро следующего дня и что в этой странной истории участвовали другие пассажиры. Это явно была игра. Ему оставляли записки с просьбой откликнуться: людям очень понравилось играть с ним. Он испытывал необычное для себя чувство стыда и никому не ответил.

В комнатах, где он спал, всегда было место для сидения – поля, приспособления, выдвигавшиеся из стены, настоящие диваны, временами – обычные стулья. Стулья он всегда выставлял в коридор или на балкон.

Он не знал иного способа не подпускать к себе воспоминания.

– Не-а, – сказала женщина в главном доке. – Так это не сработает.

Они стояли на недостроенном корабле, в середине будущего силового отсека, и смотрели, как специальные подъемники перемещают по воздуху громадный генератор поля – из технической зоны за доком к каркасу ЭКК.

– Вы хотите сказать, что это не имеет никакого значения?

– Почти не имеет, – сказала женщина. Нажав на кнопочку маленького пульта, который держала в руке, она заговорила так, словно обращалась к своему плечу: – Принимаю.

Наконец генератор проплыл над ними: ничего особенного – обычная плита. Его красный цвет контрастировал с чернотой гладкой поверхности силового отсека. Женщина нажимала на кнопочки пульта, чтобы поставить красную махину в нужное место. Двое других людей, стоявших в двадцати метрах от них, контролировали монтаж установки с другой стороны.

– Все дело в том, – продолжила женщина, глядя, как опускается громадный кирпич, – что, даже если люди заболевают и умирают молодыми, они неизменно удивляются тому, что заболели. Как думаете, сколько здоровых людей говорят себе каждый день: «Ура, я сегодня здоров!», если только перед этим не пережили серьезную болезнь?

Она пожала плечами, снова нажала кнопочку на пульте, и генератор замер в двух сантиметрах над поверхностью двигателя.

– Стоп, – тихо проговорила она. – Инерцию уменьшить на пять единиц. Проверка.

На поверхности силового блока замигали лампочки. Женщина положила руку на блок и надавила. Тот шевельнулся.

– Вниз. Минимальная скорость, – сказала она и нажала на блок, устанавливая его на место. – Сорж, все в порядке?

Ответа он не расслышал, но женщина явно расслышала.

– Порядок. Встал на место. Все чисто, – подтвердила она. Он поднял голову: подъемник пополз сначала назад в техническую зону, а потом снова к нему. – Ведь что произошло: реальность стала соответствовать тому, как люди ведут себя на самом деле, только и всего. А потому вы не чувствуете чудесного избавления от изнурительной болезни.

Женщина почесала мочку уха.

– Ну, может, за исключением тех случаев, когда вы об этом думаете, – усмехнулась она. – Я полагаю, что в школе, узнавая, как люди жили прежде… как до сих пор живут на некоторых планетах… вы начинаете кое-что понимать. И мне кажется, это навсегда остается с вами, просто вы мало думаете о таких вещах.

Они двинулись по черной, абсолютно ровной поверхности. («Вот если бы, – ответила женщина, когда он сказал ей об этом, – вы посмотрели на него под микроскопом. Ах, какая красота! А вы чего ждали? Коленчатые валы? Шестеренки? Емкости, наполненные химическими веществами?»)

– Разве машины не могли бы строить это быстрее? – спросил он у женщины, оглядывая корпус корабля.

– Конечно могли бы! – рассмеялась она.

– Тогда почему этим занимаетесь вы?

– Это же интересно. Когда видишь, как один из этих красавцев впервые выплывает через двери шлюза и направляется в глубокий космос с тремя сотнями человек на борту, когда все работает, когда Разумы довольны, ты думаешь: «Я в этом участвовала». Знание того, что машина сделала бы это быстрее, не влияет на сознание того, что сделал это ты.

– Гмм, – хмыкнул он.

(Учитесь плотницкому делу, кузнечному. Умение работать с металлом не сделает вас кузнецами, как умение писать и считать не сделает вас клерками.)

– Можете хмыкать сколько угодно, – сказала женщина, приближаясь к прозрачной голограмме полузавершенного корабля. Рядом с ней стояли еще несколько строителей, указывая на внутренности голограммы и о чем-то беседуя. – Скажите, вы когда-нибудь летали на дельтаплане? Плавали под водой?

– Да.

Женщина пожала плечами.

– Птицы летают лучше нас, а рыбы плавают лучше нас. Но мы продолжаем парить в воздухе и нырять под воду.

Он улыбнулся:

– Согласен.

– И правильно, что согласны. А почему мы так делаем? Нам это интересно. – Она разглядывала голографическую модель с одной стороны. Один из строителей позвал ее, указывая на какую-то деталь. Женщина посмотрела на своего собеседника. – Прошу меня извинить.

Он кивнул и напоследок сказал:

– Желаю строить на славу.

– Спасибо. Думаю, у нас получится.

– Да, кстати, а как будет называться этот корабль?