В отличие от Гектора, Клеант слушал внимательно, ловя каждое слово. Раньше он мало слышал о Персии – в Спарте эта тема непопулярна. Такое равнодушие выглядело не совсем верной тактикой: судя по беседе, сила и могущество Персии были реальной угрозой. Это вполне соответствовало тому, что Клеант слышал в Олимпии последние несколько дней. Далёкие скифы и понтийские эллины не слишком его беспокоили, как и торговля с окружающим миром, но война коснётся всех. Спарта возводила войны в ранг священный, и долг всякого гражданина – участвовать в них для защиты родины. Детей с колыбели готовили к воинской службе, страна всё время находилась в состоянии боевой готовности. Среди полисов Эллады не было равных Спарте в умении воевать и побеждать. Но если Персия так могущественна, война с ней обойдётся дорого…

Мысли Клеанта прервал взрыв хохота. Темы войны плавно перетекли в иную, более фривольную область взаимоотношений, и изрядно захмелевшие мужчины наперебой делились байками из жизни реальных и вымышленных людей. Клеант нахмурился – ему хотелось больше узнать о событиях в мире, – но поделать он ничего не мог. Впрочем, сумерки давно сменила ночная тьма, и мерцавшие костры постепенно гасли. Завтра с утра люди начнут разъезжаться по домам, наполненные воспоминаниями, эмоциями и мечтами. Завтра он расстанется с Гектором, который был неплохим спутником, пусть и слишком болтливым. Но главное, он больше не увидит Праксидама. Клеанту нравилось с ним общаться, слушать ненавязчивые советы. Завтра пути их разойдутся. На мгновение Клеант представил, что будет, если завтра он уедет вместе с Праксидамом на его родную Эгину, но мысль тут же улетучилась. Нет, это было бы предательством своей страны, и Праксидам, конечно, возненавидит его, если узнает о подобных идеях. Клеант мотнул головой и решил, что уйдёт завтра перед рассветом, пока все спят.

Разговор у костра почти прекратился, лишь Прокл и Праксидам тихонько переговаривались друг с другом. Клеант поднялся, разбудив неведомо когда задремавшего Гектора, и подошёл к взрослым.

– Я иду спать, – голос Клеанта сорвался, и он помедлил. – Хотел попрощаться… – он повернулся к Гектору: – Пока, Гектор.

Гектор в ответ что-то промычал и снова закрыл глаза.

Потом Клеант, обернувшись к Праксидаму, выдавил:

– Спасибо за всё.

Старик внимательно посмотрел на мальчика и кивнул ему:

– Прощай, Клеант. Рад был познакомиться. Жаль, мало времени… – он тоже поднялся и, шагнув к мальчику, положил руку ему на плечо. – Не думаю, что когда-нибудь попаду в Спарту, но, может быть, мы оба снова приедем сюда через четыре года. Кто знает.

Клеант моргнул, кивнул Проклу и пошёл к тростниковой подстилке. Игры закончены, но теперь парень точно знал: на следующих он будет не просто зрителем, а участником. Никто не помешает ему показать, на что он способен.

– Гектор, выходи! Опоздаем! – раздался крик матери. – Нам ещё до города надо добраться. – Они жили в доме, расположенном не в самих Афинах, а в нескольких стадиях от них, между Афинами и Элевсином.

Мать с отцом стояли у двери. София поправила искусно сделанные складки нового льняного шафранового хитона3, который поддерживался узким кожаным пояском на поясе и груди. Роса успела намочить коричневые кожаные сандалии и подол с вышитым волнистым орнаментом, но солнце уже пламенело на горизонте, а грядущий летний денёк обещал быть жарким. Лёгкая прозрачная лазурная накидка соскользнула с головы, и в ушах закачались недавно подаренные Проклом изящные золотые серьги с подвесками в виде фигурок птиц. София поправила золотистую ленту, которая поддерживала рыжеватые локоны и хорошо сочеталась с янтарным цветом глаз, и снова накинула ткань на голову. Золотая гривна на шее казалась невесомой, запах духов из фиалки и шафрана щекотал ноздри.

София радовалась возможности выбраться из дома, ведь замужней даме не пристало бывать на людях, и лишь во время больших праздников она могла позволить себе показаться на публике. Сегодня последний день праздника Великие Панафинеи. Со времён тирана Писистрата он стал самым популярным и грандиозным в Афинах, прославляя победу афинского царя Тезея над Минотавром. Сыновья Писистрата – Гиппий и Гиппарх – поддерживали созданные отцом традиции. Празднество состояло из состязаний музыкантов, атлетов, конных соревнований и продолжалось несколько дней. Победителей объявили, призы – большие амфоры4 с оливковым маслом – раздали, и теперь предстояла самая торжественная часть действа – процессия к акрополю во славу богини Афины с жертвоприношениями и последующим пиром для горожан.

София вспомнила, как молодой девушкой участвовала в празднествах, и её охватил знакомый восторг. Обычно спокойный и невозмутимый Прокл в доспехах гоплита с улыбкой наблюдал за женой, опираясь на копьё и держа щит в левой руке.

Наконец в дверях появился Гектор, и семейство на повозке отправилось к Дипилонским воротам – главным воротам Афин. Оттуда начнётся шествие к установленному на акрополе памятнику богине Афине – покровительнице города.

Толпы народа также стекались к окружающей Афины мощной стене из каменных блоков, повсюду звучало пение, ревели предназначенные для жертвоприношений быки. Словно предчувствуя судьбу, один бык вырывался так яростно, что хозяин с трудом с ним управлялся, укрытый в столбе дорожной пыли. Лица людей были освещены восходящим солнцем и улыбками, наряды женщин и девушек соперничали друг с другом в красоте и пышности, их украшения переливались и сверкали, мужчины бряцали копьями и щитами. В воздухе стоял запах свежесрезанных оливковых ветвей и цветов, а в корзинах на головах девушек позвякивала серебряная посуда – будущий дар покровительнице Афин. Над людским морем возвышался, словно парус, натянутый пеплос, искусно сотканный из тончайшей ткани и укреплённый на мачте с колёсами. Этот плащ с вышитыми сценами сражений Афины с гигантами наденут на статую Афины в храме на акрополе.

– Прокл, подожди, – послышался чей-то голос, и рядом, протиснувшись сквозь толпу, возникли братья Диадор и Финний.

Братья вернулись из путешествия в Северный Понт и могли поделиться интересными новостями. Гектор обрадовался им и хотел о многом спросить, но те были явно чем-то озабочены и не расположены к разговорам с подростком.

– Я слышал, в Афинах неспокойно, – без преамбул обратился Диадор к Проклу. – Мы так долго отсутствовали, что совершенно не в курсе дел. Надеюсь, эти двое не устроили какую-нибудь очередную глупость, – он кивнул на Гиппия и Гиппарха, которые присоединились к процессии в окружении свиты наёмных телохранителей-дорифоров. Они были в белом, как и все должностные лица. Впрочем, Гиппарх вскоре отделился от толпы и ускакал: ему предстояло встречать процессию на акрополе.

Прокл огляделся, и, убедившись, что никто не обращает на них внимания, тихо заметил:

– Не сказал бы. Их власть с каждым днём кажется менее прочной, но так продолжается все тринадцать лет их правления. Они пытаются укрепить своё положение, и многие недовольны. Их методы становятся грубее, а доступ к управлению государством для тех, кто не слишком близок их семье, практически закрыт.

– Похоже, твоё мнение о них не изменилось, – вмешался Финний. – Ты поэтому никогда не пытался возглавить какую-нибудь коллегию?

– Верно. Люди, способные убить олимпийского чемпиона, недостойны власти, и служить им мне претит.

– Не надо быть таким идеалистом, Прокл. Я знаю – Кимон был твоим родственником, почти отцом, а третья победа в гонке тетрипп принесла бы ему величайшую славу…

– Третья? – прервал брата Диадор. – Насколько я помню, вторую победу он подарил Писистрату ради возможности вернуться в Афины. Победителем тогда стал тиран Афин, а не Кимон. Подари он Писистрату и третью победу, остался бы жив.

– Боюсь, попытки договориться с такой властью слишком дорогое удовольствие, и чем дальше, тем дороже, – в словах Прокла слышалась горечь.