– А ты СЕргий, ежели не секрет, к кому? – поинтересовался на выезде из райцентра Захарыч и звонко чмокнул губами, – но, Ларька!

– К Гладковой, Варваре Марковне – поудобнее устраиваясь на застланном полстью сене, и, с удовольствием вдыхая запах тянущегося по сторонам хвойного бора, – ответил Серега.

– Знаю такую, – кивнул треухом дед. – Она работала у нас в леспромхозе, нормировщицей. Так ты ей сын?

– Ага, – сдвинул на затылок мичманку Серега. – Вот, приехал на побывку, – и стал жевать вытянутую из сена травинку.

– На побывку, это хорошо, – одобрительно изрек Захарыч. – Сам служил, понимаю..

Затем он сообщил, что в войну оттрубил на флоте целых семь лет, потом ловил рыбу и валил лес, а теперь на пенсии.

– А чего без жонки, али холостяк? – снова чмокнув на Ларьку, обернулся дед к Гладкову.

– Вот за ней и еду, тетка обещала засватать, – подмигнул ему Серега. – Как, есть тут у вас девки?

– Этого добра хватат, – утвердительно кивнул Захарыч. – И все красивые, лярвы, так бы сам и жанился.

– Так в чем вопрос? Дед ты видный. Женись.

– Жанилка ужо не та, поистерлась, – басовито хохотнул Захарыч, и Ларька тревожно запрядал ушами.

А солнце между тем, поднималось к зениту, с высоких сосен изредка срывался подтаявший снег, где-то далеко рас

сыпал дробную трель дятел.

Миновав бор, они переехали по деревянному мосту небольшую, с проталинами на синем льду речку, и, через километр, оказались на широкой лесной развилке.

– Ну, теперь, мне прямо, а тебе СЕргий, направо, – ткнул рукавицей дед в сторону более узкой, расчищенной грейдером дороги, и Гладков выбрался из розвальней.

– Благодарствую, Егор Захарыч, – отряхнув шинель, сказал он, и, вынув из кармана, протянул возчику новенькую пятерку.

– Со своих не берем, – отрицательно замотал тот головой. – Негоже.

– Ну, в таком случае, прими это, – и Гладков вручил деду, извлеченную из кофра черную бутылку.

– Никак заморская? – поднес тот посудину к глазам.

– Ром, – последовал ответ. – Выпьешь за мое здоровье.

Затем они душевно распрощались, сани исчезли в блестящем мареве, а Серега пошагал в сторону деревни.

Она открылась спустя полчаса в низине, на берегу залива, и Серега с удовольствием обозрел окрестности.

Синие леса тянулись до самого горизонта, в туманной дымке проглядывалась река, и над всем этим, голубело небо.

– Красота! – сказал Серега, и, оскальзываясь, стал спускаться к деревне.

Была она небольшая, в несколько порядков изб, но со своим собственным «сельпо» и сельсоветом.

Пятистенок тетки, срубленный еще дедом, стоял в начале улицы и весело глядел из окон розовыми геранями.

Серега отворил знакомо скрипнувшую навесами калитку в шатровых воротах, миновал широкий ухоженный двор, поднялся на высокое крыльцо и потянул на себя кованую скобу двери.

Затем прошел по мосту ко второй, толкнул ее, и, нагнувшись, вошел внутрь.

– Ктой там? – послышалось из горницы, и в высоком проеме появилась Варвара Марковна

– Ахти мне, Сережа! – на миг остолбенев, всплеснула она руками, и в следующую секунду племянник и тетка радостно обнимали друг друга.

– Как же это ты? – блестя влажными глазами, гладила его руками по щекам тетка. – Хотя бы телеграмму дал, я б встретила.

– Не хотел беспокоить, Марковна, – прочувственно сопел Серега. – Да и от райцентра до вас рукой подать. Какие мои годы?

– Ну, снимай, снимай шинелю и картуз, – засуетилась Марковна. – Поди оголодал в дороге? Я щас.

Чуть позже они сидели за столом в горнице, и обряженная в новую шаль тетка, радушно потчевала гостя.

– Вкусно, – гудел Серега, пропуская очередную рюмку, и отдавая дань поджаренной на сале глазунье, свежему, из трески рыбнику, и всевозможным, расставленным на льняной скатерти соленьям.

Потом они пили чай, из старинного, с медалями самовара, раскрасневшаяся от пунша тетка рассказывала деревенские новости, а Серега внимательно слушал и дымил сигаретой.

– А как Тая Соболева, не вышла замуж? – поинтересовался он, когда Марковна решила передохнуть, и та отрицательно покачала головой, – не вышла.

– Ну, вот и хорошо, – загасил сигарету в пепельнице Серега. – Ты мне ее засватай.

– ?!

– Ну да, – мотнул смоляным чубом Серега. – Я затем и приехал. Помнишь, обещала?

– Помню, – улыбнулась тетка. – Все-таки решился?

– А чего тянуть? Я человек военный. Только сначала я сам с ней поговорю, ну, а потом ты, Марковна, с родителями.

Как скажешь, батюшка, – расцвела старуха, и они вполне остались довольными друг другом.

Таю Серега знал с детства, она была пятью годами моложе, в школе и на улице почти не обращал на пигалицу внимания, а в последний свой приезд едва узнал, так она расцвела и похорошела.

Затем были несколько встреч, и они съездили в райцентр на танцы, а вскоре Гладкова срочно отозвали из отпуска, и все закончилось.

Спустя час, переодевшись, Серега натаскал воды и затопил баню, а когда вечерние сумерки опустились на деревню, захватив бутылку коньяка, при полном параде отправился в гости к Соболевым.

Встречен он там был, как и ожидалось, с почетом, а через некоторое время, они с Таей прогуливались по залитой лунным светом, березовой роще на берегу.

Под ногами скрипел тонкий наст, на кружеве ветвей блестел иней, где-то на другом конце деревни, заливисто играла хромка.

– Хорошо тут у вас, – прислушавшись, сказал Серега.

– Хорошо, – эхом отозвалась Тая.

– А я, между прочим, приехал за тобой, – заглянув в глаза, взял он ее за руку.

– Как это?

– Да очень просто, люблю, выходи за меня замуж?

В следующее мгновенье их накрыло сорвавшееся с березы снежное облако, а вверху хрустально зазвенели ветви.

– Чувствуешь? Даже природа «за», – тряхнул головой Серега. – Ну, так как, пойдешь, а Тая?

– Ну, если и природа, то пойду, – последовал ответ, и они весело рассмеялись.

А на следующее утро было сватовство.

Принаряженная Варвара Марковна посетила родителей Таи и получила их согласие.

Свадьбу решили играть в пятницу, а молодых расписать в сельсовете.

Два дня прошли в делах и заботах: оба дома готовили к торжеству, варили брагу, жарили и парили.

На «Ниве» друга детства Мишки Емельянова, Серега с Таей съездили в Архангельск, где Гладков купил ей подвенечное платье и фату, а в райцентре приобрел три ящика водки и два вина, для увеселения.

День в пятницу выдался солнечный и погожий, в назначенное время у дома Марковны собрались празднично одетые гости, а Серега с «дружками», направился к дому невесты.

У него, как водится, ее подругам был вручен «выкуп», деревенская ребятня оделена конфетами, а потом все, во главе с женихом и невестой, пешком двинулись в сельсовет, благо он находился рядом.

Там его председатель, по такому случаю обряженный в костюм и галстук, учинил в бумагах соответствующие записи, пришлепнув их гербовой печатью, после чего молодые обменялись кольцами и выслушали его поздравления.

Свадьба длилась два дня. Поначалу в доме Марковны, а потом у тестя.

Пели хором, веселились, да так, что порвали две гармошки и проломили половицу в горнице.

На утро третьего, простившись с родней, молодая чета отбыла к месту службы Сереги.

Там ее ждал сюрприз.

Старший оперуполномоченный Веня Дятчик был переведен «направленцем» в Североморск, и начальник вручил Гладкову ключи от освободившейся квартиры.

– Везет тебе, однако, – сказал Сереге Валера Шадрин, когда он проставлялся по этому поводу. – За одну неделю и жена, и квартира.

– Так получилось, – улыбнулся тот, и они сдвинули стаканы.

А спустя месяц Гладков уходил в очередную автономку.

В голубой дымке таяли скалистые берега, где его впервые ждали.

– Команде Милованова выйти наверх для построения на пирсе! – метпллически пробубнил по отсекам «каштан», и, спустя пять минут, натянув ватники, мы переминаемся в шеренгах, вдоль черного борта ракетоносца.