Но мне не не хотелось на пьедестал: тебя сначала возводят, а потом же и сбрасывают. Я поняла, когда это «сбрасывают» произошло.

Когда возлюбленный стал позволять себе грубые слова. Немножко разочарования хорошо сочетались с глубоким облегчением. Меня сбросили.

Когда тебе говорят, что у тебя плоская грудь и тебе нужен бюстгалтер, да, для этого коричневого платья до пят, ты уже не принцесса. Когда тебе говорят, что ты съела ведро картошки, когда это был кулечек картошки фри в каком-то бельгийском бистро. Когда тебе говорят про морщинки, когда напоминают высморкаться…

Кажется, это были такие шутки.

Я больше не принцесса… Радостно порхавшие бабочки в животе складывали в тот миг свои голубые крылышки, как если б укладывались на зимовку. Иногда я смотрела на губы возлюбленного, которые очень хорошо знала, они мягкие, сухие и теплые, расслабленные, иногда требовательные… Они умели скользить по телу, и об этом можно было только мечтать, когда лежишь одинокой ночью в постели и смотришь в потолок, и только луна светит в окно и не дает уснуть.

Его губы были мягкие и теплые, они следовали повсюду. Для них не было преград. Где-то они останавливались и впивались, отчего внутри, в животе начинало звенеть… Я не знаю, что это… Там что-то открывалось и начиналась жизнь. Эта жизнь в животе начинала вибрировать, потихоньку распространяться на все тело, и вот уже все тело звенело, пронизанное мягкой дрожью, кажется, сокращалось все: кожа, мышцы, каждая клеточка, связки. Голоса не было. Дыхание прерывалось. Глаза смыкались сами и больше их было не разлепить… А губы продолжали скользить, мягко, все вниз, и вниз, и вниз.

Сладкая агония… Слышался голос, он выходил из моего рта, но я слышала: это не мой.

Это не мой голос, я слышала его в первый раз. Возлюбленный молчал, его голоса не было, а я не могла раскрыть глаз, еще не могла. Я лежала расслабленная, легкая дрожь еще гуляла по телу, глаза были закрыты, и на внутреннем «экране» я видела вспышки энергии, такой яркий фейерверк, всполохи желтого, зеленого, фиолетового.

Все это происходило внутри меня – эти вспышки. Мои руки были расслаблены, мои губы, мой рот, все лицо.

У меня теперь был другой голос и другое лицо. Наконец, я раскрыла глаза и заметила: возлюбленный рассматривал меня. Уходил ли и он в это время куда-то далеко, глубоко и очень сладко? Или он только смотрел? Мне так хотелось иногда, чтоб он сходил «туда» вместе со мной.

Почему ты не закрываешь глаза? – спросила я как-то возлюбленного, он ответил, что хочет смотреть.

Хорошо, смотри. Это было для меня удивительно: если ты смотришь снаружи, как ты можешь тогда глубоко чувствовать?

Какая ты чистая, – он сказал как-то вначале. Больше он этой фразы не повторял. Но ведь и после я не стала грязной. Я поняла тогда, меня невозможно замарать: во мне всегда оставалось нечто, что никогда не менялось, не тлело, не пачкалось об другие слова, события, тела. Моя внутренняя сердцевина.

Я поняла, что люблю его губы. Он мог говорить нечто незначительное, что мужчины находят значительным. Иногда я слушала его и не слушала. Мне нравилось, что он говорил и его губы приходили в движение, как приходят они в движение, когда скользят по телу. Сами слова были не так важны – было важно движение губ.

И когда я наблюдала за ними, внутри меня словно пробегал приятный ветерок, который поднимал бабочек в животе. В этот миг я переставала понимать, о чем он говорит… Мне хотелось взять его за руку и отвести в другую комнату, и я брала его за руку, в другой комнате чтоб с ним понежиться… Я продолжала смотреть на его губы, усиливая «наваждение», но с его губ иногда слетала фраза, которая сама по себе не несла грубости, жестокости или иронии, но она «съедала» все наваждение, все влечение… И я мягко убирала свою руку с его, и он даже не успевал заметить, что его собирались вести в спальню.

Я не вовлекалась в смысл таких слов, они пролетали мимо меня, я начинала заниматься своими делами. И мы шли понежиться в другой раз. Я была ему благодарна. Я была ему благодарна за тот первый раз, когда он первый раз раздел меня, увидел меня без одежды и узнал меня.

Какая ты красивая, – он сказал, разглядывая меня обнаженную. Но я не понимала, о чем он говорит.

Какая ты красивая, – сказал возлюбленный. Точнее сказать, он воскликнул, разглядывая меня обнаженную. Я лежала на животе, он сидел рядом, склонившись надо мной. Рассматривал меня.

Но я всегда была такой, хотелось мне сказать, всегда. Разве ты не знал, чтО я, когда позвал меня к себе? Ты позвал к себе и пригласил в том числе и то, что сейчас видишь, – лежащее в твоей постели и обнаженное. Ты удивлен?

Я тоже была удивлена.

Мне было привычным слышать, что я некрасива. Мне говорили это в детском саду: какой некрасивый ребенок! Мне говорили в школе одноклассники, говорили родственники. Слова возлюбленного звучали странно и непривычно. Мой мозг получил теперь информацию, но не смог ее переварить. Ему нужно было время, ему нужны были подтверждения.

Следующий день был размеренным, за мной ухаживали и обо мне заботились. Я ничего не делала все дни. Когда позднее, много позднее, я спросила возлюбленного, что могу для него сделать, он сказал: будь со мной.

И вот, все дни я была с ним. Я не помню, чем были наполнены те дни, кажется, мы никуда не выходили. Было холодно, у меня не было теплой одежды. Моя теплая одежда была для того климата совсем не теплая.

Дни были наполнены чувствами. Их трудно пересказывать. Я была влюблена, с каждым днем становилась все более беззащитной, расслабленной и доверчивой. Мы ничего не делали все дни.

Однажды я подошла к нему и спросила, кому принадлежит та расческа? Она лежала в ванной, эта расческа и в ней – женские волосы. Мой взгляд не хотел встречаться каждый раз с этой расческой, но он все время на нее натыкался. Да, когда я заходила в ванну.

Возлюбленный сидел на кухне, которая одновременно служила ему кабинетом, перед ним стояла свеча, компьютер, кружка с кипяченой водой, я.

Я тоже стояла перед ним.

Секунду назад я спросила, кому принадлежит эта расческа.

Это не были волосы его прежней возлюбленной, которая впоследствии стала моей подругой.

Возлюбленный назвал имя… Она приезжала к нему пять раз в год, эта женщина, и оставалась у него пожить.

Мне показалось, я ослышалась. Я стояла и моргала, и молчала. Мне хотелось переспросить, мне хотелось, чтоб я ослышалась.

На следующий день возлюбленный скажет: он не может жить один…

Но сейчас я стояла и молчала. В моей памяти запечатлелась каждая деталь, как если бы тот миг стал фотографией… Это была черно-белая фотография. На ней изображена женщина, она стоит перед сидящим мужчиной. На самом деле прошло несколько секунд: вопрос – ответ.

На самом деле в голове ни одной мысли, но огромная пустота длительностью в вечность. Женщина стоит перед мужчиной… На фотографии не видно: у женщины начинает кружиться голова по мере того, как смысл сказанного доходит до нее. На фотографии не видно, но женщина чувствует: она незримо начинает опрокидываться, как если бы у нее под ногами внезапно вытянули коврик или поставили подножку.