С другой стороны, героин во всем корпусе пелевинских текстов упоминается редко, как живописная деталь принципиально экзотичных персонажей: «По инерции они все еще разруливали по дорогам на вульгарно дорогих машинах и нюхали героин в своих барочных дворцах» («Числа», 2003). Эффект не описан вовсе. Как будто автору ничего не известно о последствиях.

«Мой опыт в этой области весьма ограничен – скажем, я ни разу в жизни не кололся, – говорил писатель в другом интервью. – И потом одно дело – знать, как действуют наркотики, и другое дело – пользоваться ими. Среди моих знакомых несколько человек пострадали от наркомании, и я хорошо знаком с их историями»[25].

В любом случае, если что и было, то теперь запретное веселье в прошлом. О чем свидетельствуют многие знакомые писателя.

«Наркотики – это личное дело человека, – считает художник Гермес Зайгот, который путешествовал с Пелевиным в Китай и поддерживает с ним отношения уже десяток лет. – Если человек черпает оттуда вдохновение и выдает оттуда произведения, то, наверное, так и надо, и мы не вправе давать какие-то оценки. Пусть остается загадкой, мистикой, как он достигал этих высот. Хотим мы, не хотим, это является неотъемлемой частью современного общества – вот что он хочет сказать, не больше и не меньше. Но я знаю, что сейчас он ничего не употребляет, катается на велосипеде и ведет очень здоровый образ жизни, занимается тай-чи. Прется на чае».

«Только чай», – подтверждает Бронислав Виногродский.

После «Generation “П”» Пелевин молчал четыре года. Он жил по немецкому гранту в писательских коттеджах в Потсдаме (см. «Витя, пойдем дунем»), ездил на Восток (см. «Китай») и, судя по всему, просто отдыхал в свое удовольствие.

Четыре года – уйма времени. В первой половине 1970-х Коппола выпустил двух «Крестных отцов», которые с тех пор борются между собой за звание самого любимого фильма тех, кто в принципе любит фильмы. А кроме того, программный постантониониевский «Разговор». А еще вписался в мучительные съемки «Апокалипсиса сегодня». И по свидетельствам очевидцев, в активном отдыхе тоже себе не отказывал.

Писателям в этом смысле легче: как известно, Тургенев писал быстро, а Гончаров медленно, ну и что с того? Но четыре года все равно внушительный срок. Это примерная протяженность мировой войны. За четыре года можно из пятикурсника превратиться в кандидата наук, из юной модели – в пенсионера фэшн-индустрии. Киноактеру, а тем более рок-музыканту приходится постоянно чем-то напоминать миру о своем существовании – не работой, так хоть досугом. Растянутая на несколько лет тишина – запредельная роскошь.

За время пелевинского молчания ушел Ельцин и пришел Путин, рухнули башни-близнецы, затонул «Курск», были Беслан и «Норд-Ост», появились DVD, Триер снял «Танцующую в темноте» и «Догвилль», а Пелевин все молчал, выдав только короткий рассказ «Time Out, или Вечерняя Москва» (2001).

Наконец он высказался. Не рассказом, не романом, а циклом «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда», или «ДПП (NN)».

Ниоткуда и Никуда суть буддийские категории пустоты, но в жизни писателя за это время произошел и конкретный мирской, можно даже сказать мещанский переход – из издательства «Вагриус» в издательство «Эксмо».

Это перемена участи и гонорарной ставки. Это переход из категории хорошо продаваемого автора в категорию рок-звезды современной литературы.

В мировом арсенале элегантных домашних заготовок – застольных тем, позволяющих произвести приятное впечатление на незнакомцев и тем более незнакомок, – есть несколько исторических анекдотов.

Например, про изобретение стекла. На песчаном взморье как-то развели костер, всю ночь зачем-то у него сидели, а к утру заметили, что песок превратился во что-то новое, блестящее и прозрачное. Красивая история. Но вы ради эксперимента пожгите костер на берегу хоть сутки, интересно, что у вас получится?

Или вот про то, как в 1938 году британский ученый Александр Флеминг изобрел пенициллин, а вместе с ним и первый антибиотик. Уехал ученый по делам, велел пробирки не мыть, ничего не трогать. Вернулся – и вот она, новая культура. Вы в это верите?

Тут похожий случай. Весной 2003-го писатель отправился на семинар в Германию, где якобы состоялся незадокументированный разговор с Борисом Акуниным и Александрой Марининой. По легенде, именно из этой беседы Пелевин узнал, что условия сотрудничества с любимым издательством были грабительскими и в «Эксмо» платят гораздо больше.

Почему он узнал это так поздно и так бесповоротно решил порвать с прежними союзниками под влиянием новой информации, остается только гадать. Так же как и о том, почему «Вагриус» так цинично относился к одному из своих ведущих авторов. И то и другое выглядит диковато, если сложить все, что мы сегодня знаем о «Вагриусе» и Пелевине.

Основанное в 1992-м издательство «Вагриус» на заре второго русского капитализма было показательно успешным проектом и одним из самых замысловатых акронимов в истории отечественной литературы. Псевдолатинское слово «Вагриус» возникло из первых букв фамилий основателей – Олега Васильева, Владимира Григорьева и Глеба Успенского.

Это был классический издательский проект, развивавшийся по законам Паркинсона. На ранней – «гаражной» – стадии, когда не совсем понятно, где заканчивается труд и начинается веселье, созданный друзьями и единомышленниками «Вагриус» преуспевал, заполняя своей продукцией книжные полки и интеллектуальное пространство все еще читающей страны. В главной, «черной» серии издательства «Современная литература» выходили Солженицын и Лимонов, Аксенов и Шишкин – литературный продукт со знаком качества.

«“Вагриус” был очень мощным издательством, – вспоминает Алексей Беляков. – Совладелец Владимир Григорьев сразу сделал ставку на власть. Он был близок Кремлю, и в “Вагриусе” висела благодарность от Ельцина за помощь в выборах 1996 года».

И Виктор Пелевин на протяжении 90-х оставался, без сомнения, не только важным с экономической точки зрения вагриусовским автором, но и автором дружеским, входящим в «гаражный» круг.

На одной из редких пелевинских фотографий тех лет (1997 год, из архива Татьяны Щербины) он запечатлен вместе с сооснователем «Вагриуса» Глебом Успенским. Автор «Чапаева» уже в черных очках (хотя снимок сделан в помещении), но выражения лиц на снимке и внушительная рюмка в руках у писателя не позволяют усомниться в задушевной близости работника и работодателя.

К концу девяностых «Вагриус» входил в двадцатку ведущих российских издательств, но не смог сохранить свои позиции в нулевых. Рынок медленно, но верно подминали под себя два книжных монстра – издательские группы «Эксмо» и «АСТ», владеющие сегодня помимо издательств и сетями книжных магазинов.

По данным Книжной палаты, в 2010 году общий тираж выпущенных «Эксмо» и «АСТ» книг составил 79 и 73 миллиона экземпляров соответственно, а на долю этих двух издательств приходилось до трети российского книжного рынка.

«В свое время запуск серии “Мой XX век” и серии современной российской прозы был для “Вагриуса” удачным ходом, – замечает бывший главный редактор издательства “Вагриус” Алексей Костанян. – Но все равно нашим оборотам было далеко до мощностей “АСТ” и “Эксмо”. В отличие от монстров печатной индустрии мы не обладали своими типографиями и собственной сетью распространения. У нас не было права на ошибку».

Ошибок, судя по всему, допущено было немало. Ходили слухи, что основатели потеряли интерес к бизнесу – «гаражная» стадия подошла к концу. Ну а добил теряющее позиции издательство кризис. Опять-таки по данным Книжной палаты, в 2008-м «Вагриус» выпал не то что из двадцатки – из первой сотни русских издательств. В том же 2008 году один из основателей издательства Владимир Григорьев стал заместителем руководителя Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям.