– Для начала я хочу уверить тебя, что даже без приданного женился бы на тебе – дело решенное, однако, – он выдержал паузу, заглядывая мне в глаза, – У тебя есть великолепное приданное и опекун. Твоя мачеха не имеет никаких прав распоряжаться твоим наследством и тем более влиять на твою судьбу.

– Как же это, – вяло спросила я.

– Да очнись же, Алиса! – Прокричал Ник, стиснув мою руку, – Твой отец все успел оформить как надо, по закону, и в случае его…, – Ник запнулся и осторожно, стараясь подобрать выражение, тихо сказал:

– Внезапной кончины, назначить моего отца твоим опекуном. До совершеннолетия тебе осталось меньше года, но ты уже принадлежишь семье Сен – Джон.

В следующий миг плотину моих чувств, не вырвавшихся наружу сразу после осознания произошедшей трагедии, прорвало. Я зарыдала в голос. Ник прижал меня к себе, заглушая стоны. Всхлипывая, я повторяла снова и снова:

– Он так любил меня, а я его убила! Только я виновата в его смерти, только я…

Ник баюкал меня словно маленького ребенка, что – то ласковое шепча на ухо.

Когда я немного успокоилась, он отстранил меня и, вытирая своим платком мои слезы, сказал то, во что я поверила и почувствовала, что еще жива.

– Незаслуженно обвиняя себя, ты причиняешь ему боль там, где он сейчас – в лучшем и счастливом мире, в котором царит лишь безмятежность и покой. Ты сама знаешь, насколько была дорога ему, ты всегда знала, что являешься тем человеком, для которого он жил. Неужели ты бы поступила иначе, если бы кто – то посмел оскорбить его в твоем присутствии? Да я уверен, ты не то, что с пистолетом, ты бы голыми руками задушила подлеца. А что же он? Он защищал твою честь, которая была ему дороже своей собственной, – Ник глубоко вздохнул, – А случившийся с ним приступ – следствие, видимо, слабого здоровья или неполадок с сердцем. В любом случае он это тщательно скрывал и никто даже не догадывался об этом. Вспомни, Алиса, ведь и твой дед – отец графа – умер молодым.

После таких слов, мне было крайне тяжело сдержаться и не сказать, как сильно я люблю его.

– Но он же только в этот роковой день собирался оформить приданное. А опекун? От куда он мог знать, что…, – я была не в силах произнести это страшное слово.

– Это формальности Алиса, все было сделано еще до моего приезда из Лондона.

Мой отец вчера признался, что граф просил его стать твоим опекуном независимо от того, состоится наша свадьба или нет. По-видимому, не доверял он даже графини.

Пусть я не сказала Нику о своих чувствах, мой обожающий взгляд не остался незамеченным.

– А я наорал на тебя как последний идиот на том треклятом балу! Ты простишь меня?

– Теперь простила, – попыталась улыбнуться я. – Ты же не передумал на мне жениться.

– Более того, можно обвенчаться сразу, как только ты относительно успокоишься.

– Теперь долгий траур, нам не позволят.

– Не позволительны пышные торжества, – возразил Ник, – Я говорю о тайном венчании. Так будет спокойнее нам обоим, и ты будешь чувствовать себя защищенной.

Сердце часто заколотилось. Я не безразлична ему, он хочет защитить меня! Снова с непреодолимой силой захотелось броситься ему на грудь и уткнуться в еще мокрый от моих слез шейный платок.

– Ты, правда, этого хочешь? – выдохнула я.

– Еще бы, за такое приданное!

– Сам изжога! Ты не последний идиот «на треклятом балу», а первый!

– Моя Алиса!

День похорон был еще тяжелее, чем тот, когда прибыла из города делегация со страшной вестью. Одно дело осознать, что его больше нет, а другое видеть неподвижное тело в утопающим в цветах гробе на алтаре храма и понимать, что больше никогда не увидишь его ясных глаз, ласковой улыбки, и не услышишь глубокий ласковый голос…

У меня никогда не было родной матери, а теперь нет и отца.

Проводить его в последний путь съехалось все местное общество и казалось, весь город. С отвращением я заметила, что мачеха просто купается во всеобщем сочувствии и наслаждается ролью безутешной вдовы.

Мой новоявленный опекун лорд Сен Джон один из совсем немногих был рядом именно со мной и как – то сразу стало ясно, кто искренне уважал и любил отца. Они находили для меня слова утешения, а для основного большинства я стала незаконно рожденной бесприданницей, зависящей теперь исключительно от милости моей мачехи. Так думала она, так думало и общество, весь жадный до сплетен бомонд. Я была абсолютно уверена в том, что еще до того, как бросили первую горсть земли в могилу отца, «скорбящие» шептались о моей дальнейшей судьбе и о том, как поступят Сен – Джоны. Что ж, их всех ждал сюрприз. От отвращения к этим лицемерам меня затошнило. Обменявшись с Ником понимающими взглядами, я ушла к себе, закрыла дверь на ключ и не пустила даже свою старушку. Хотелось быть одной и вспоминать каждое мгновение с ним, навсегда потерянным.

На следующий день прибыла новая делегация, однако страшных вестей больше ждать не приходилось. Пожаловали нотариус, адвокат, поверенные и прочие люди, представлявшие интересы отца.

Черное платье вдовы выгодно подчеркивало белую кожу мачехи. Опуская вуаль на «заплаканные глаза», она вышла к ним на встречу.

Когда, наконец, было покончено с очередным потоком выражения соболезнований и приветствий, мачеха и Милада в один голос пригласили всех пройти в библиотеку, где должно было состояться оглашение завещания.

Я перехватила взгляд вдовствующей графини – в нем была холодная решимость.

Она готова была, как тигрица сражаться за интересы Анны, понимая, что отец не обделил бы меня ни за что, будь у него время составить завещание, поэтому спорный вопрос, кто являлся основным его наследником. Но скоропостижная кончина графа делала именно ее главой нашей семьи. Вроде бы надо спокойно ждать оглашения, однако графиня в чем то сомневалась.

Мне снова стало противно до тошноты, я готова была полностью довериться Сен – Джонам и отказаться от моей доли наследства в пользу Анны.

– Начинайте же, – повелительно сказала графиня, когда все заняли свои места.

– Простите мадам, но не явился еще один человек, упомянутый в воле усопшего, – неожиданно ответил адвокат. Я сидела за спиной мачехи и видела, как она даже приподнялась с кресла.

– О ком вы? – недовольно спросила она.

– О милорде Сен – Джоне, госпожа графиня. – Невозмутимо ответил тот.

– А ка… – начала возмущаться Милада, как в дверь библиотеки постучали и вошедший дворецкий объявил:

– Прибыл сэр Николас Сен – Джон.

– Извините, это я пригласил его, – прокомментировал адвокат, поклонившись мачехе.

– Это было необходимо, – подтвердил нотариус таким тоном, что сестрички замолчали.

Ник вошел, и с поклоном всех поприветствовав, объяснил, что представляет отца и имеет право подписи за него, а затем сел рядом со мной.

Момент был совсем не подходящий, но я едва не улыбнулась, когда обе «мадам» обернулись с вытянутыми физиономиями, ведь предполагалось, что Ник будет всячески избегать «невесту-бесприданницу», тем более что официальной помолвки не было.

Ник демонстративно отвесил им еще один поклон и ободряюще сжал мою ладонь. Сестры стали похожи на двух сов.

Я особенно не вслушивалась в официальный, монотонный голос нотариуса, зачитывающего текст завещания. Ник был рядом и держал меня за руку – этого было достаточно.

Отец завещал мне полное право жить в этом доме столько, сколько я сама того пожелаю с пожизненным содержанием, которым не побрезговали бы и особы королевских кровей. Так же, отныне мне принадлежали: все имущество, земли, поместье и его бизнес в Испании. В общем, я стала одной из богатейших особ в России и Испании. Все остальное было завещано графине и Анне, что составляло гораздо меньшую, чем у меня, но все же очень значительную часть всего состояния. Мачеха осталась богатой вдовой, а Анна в свою очередь – наследницей титула и завидной невестой с великолепным приданным.

Когда нотариус замолчал, повисла звенящая тишина. Прокашлявшись, он заговорил снова: