Для отца я была открытой книгой и, разумеется, он все понял по моей реакции, да ему как никому были известны подробности нашей дружбы. Он просто не мог не заметить тогда, восемь лет назад, насколько тяжело мне было после расставания с Ником, как я горевала и украдкой плакала, жалуясь своим собакам на одиночество.

– Надо заметить, Николас произвел на меня большое впечатление, – на секунду граф прервался, внимательно вглядываясь в мое лицо, – Ему скоро исполнится тридцать лет – вполне состоявшийся мужчина: умен, образован, приятен в общении. Так что, Ник должен тебе понравиться. Он приглашен мной на прием в твою честь.

– А если он не захочет! – Воскликнула я. – Он бы уже давно увиделся со мной, как только приехал! – Мысль о том, что он не дал о себе знать, даже передав с посыльным записку, причинила настоящую боль.

– Милая ты моя, сейчас ты ведешь себя как подросток, – мягко пристыдил отец, – Нику тогда было двадцать лет, а тебе двенадцать. Романтика виделась только тебе. Уж сейчас то, ты должна это понимать. Изменилась ты, изменился и он. Подходите ли вы друг другу – решать вам самим. И потом, – добавил он, гордо улыбаясь, – Кто же устоит перед черноокой красавицей как ты? Это ему надо опасаться за риск быть отвергнутым.

С легкой улыбкой на лице я шла по коридору в свою спальню и, поравнявшись с дверью в комнату Милады, невольно приостановилась – хотелось пожелать ей спокойной ночи и сладких снов, ну или что обычно снится змеям.

Еще никогда я не ждала своего дня рождения с таким трепетом, и причиной тому, естественно Николас Сен – Джон. Богатое воображение рисовало мне его нынешний портрет, характер, привычки и даже наше совместное счастливое будущее. А еще в больший восторг приводила мысль о самом заботливом и понимающем отце на свете.

До бала оставалось ровно два дня. Как всегда дом бурлил приготовлениями: суета, беготня, пререкания между слугами. Но отчетливей всего по дому разносился командный голос Милады. Не важно, что прием в мою честь, командовать каждый день – это одно, а уж по поводу, даже по такому как мой день рождения, Миладе повелело проведение (если вообще что – то или кто – то могли ей повелеть)

Вечером, после ужина, отец выбрал удобный момент, когда рядом никого не было, подошел ко мне и прошептал на ухо:

– Завтра утром по – раньше, что бы вернуться к завтраку, встретимся у конюшни. Лошади будут готовы. Прогуляемся?

От волнения я смогла лишь кивнуть. В эту ночь я долго не могла уснуть, переполняемая предвкушением завтрашнего дня. Произойдет что – то важное, я точно это знала.

Мы отъехали от дома довольно далеко, когда отец, скакавший впереди, притормозил свою лошадь. Я остановилась рядом. Он смотрел на меня и грустно улыбался.

– Как ты сейчас красива и так сильно похожа на свою мать, – проговорил он. Я заметила блеснувшую слезинку в его глазах и волшебство этого чудесного утра начало таять, когда послышался топот приближающейся к нам лошади. Деревья (мы доехали до леса, отделяющего соседние имение) словно в сказке расступились в стороны, и показался всадник, уже через минуту оказавшийся возле нас.

– Доброе утро, граф! Доброе утро, принцесса! – воскликнул он, слегка приподнимая шляпу и широко улыбаясь.

Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам и шее. Это прозвище, которое он дал мне в детстве, прозвучало сейчас как то очень интимно. Внезапно захотелось спрыгнуть с лошади и спрятаться за нее. Увидев Ника, я поняла, что мое воображение, рисовавшее его портрет, оказалось очень скудным.

Возмужавший Николас Сен – Джон в одно мгновение, словно меткий херувимчик, поразил мою душу и сердце, когда соскочил со своей лошади и подошел ко мне. Он оторвал мою руку, вцепившуюся мертвой хваткой в поводья, и поцеловал ее, не отрывая взгляда от моего лица. Если долго смотреть в его глубокие карие глаза можно полностью лишиться своей воли.

– Доброе утро, Ник, – услышала я где то очень далеко голос отца, – Это моя повзрослевшая и похорошевшая дочь!

– Очень приятно вновь видеть вашу светлость. Отец рассказывал о вашем возвращении…

Николас и отец раскатисто захохотали, а я густо покраснела от злости на себя, потому что повела себя как юная дурочка, которую пригласил на танец первый в ее жизни кавалер.

– Пожалуйста, называйте меня просто Ником, – попросила «его светлость», продолжая широко улыбаться и не отпуская моей руки. Я попыталась ее отнять, но не тут то было.

– Алиса, да что с тобой, подруга юности моей?! – Воскликнул он, – ты словно чужая и видишь меня впервые.

Стряхнув остатки оцепенения и кое – как взяв себя в руки, я пролепетала:

– Мы не вчера расстались и… вы изменились.

– Да перестань мне выкать, черт возьми, – проворчал Ник и выпустил, наконец, мою руку, – Ты то же не та прыщавая девчонка, играющая с собачками!

Моя половина испанской крови начинала закипать.

– Что значит «собачками»?! Колли во всей России только у меня, и если тебя подводит память в твои «преклонные» годы, я напомню, что ты тоже любил возиться с моими собаками!

– Я не сильно вам мешаю, молодые люди? – вежливо поинтересовался отец, старательно пряча улыбку.

– Ты стала очень красивой девушкой, Алиса, – уже совсем другим тоном проговорил Ник и подтвердил слова ласковым взглядом.

Мы немного проехались по дороге вдоль леса. Ник задал мне пару дежурных вопросов, пристально вглядываясь в мое лицо, словно желал запечатлеть каждую его черту, что бы потом нарисовать по памяти. Я что то отвечала, опасаясь, что ему слышно как бешено колотится мое сердце. Когда возникла неловкая пауза, на помощь пришел отец, спросив о Ричарде Сен – Джоне, его делах и планах. Я не слышала, что именно отвечал Ник, только слушала его голос как любимую музыку.

До меня долетела лишь последняя фраза отца:

– Нам пора возвращаться, Николас, мы уехали втайне от всех, так что нельзя опаздывать к завтраку. До завтра.

«До завтра» – прозвучало волшебно. Ник снова поцеловал мою руку, немного дольше удерживая в своей, и мы разъехались. Я заставила себя не оглядываться, точно зная, что он смотрит нам вслед.

Гости прибывали. Настроение было великолепным. Я порхала по залу, лучезарно улыбаясь всем и каждому, не переставая при этом напрягать слух, когда мажордом громко провозглашал о прибытии нового гостя.

– Лорд и леди Сен – Джон! – донеслось из парадной.

А Николас?! – чуть было вслух не вырвалось у меня. Я поспешила разведать, что к чему. Сер Ричард и леди Кларисса раскланивались с мачехой и отцом. Кларисса просто завораживала. С ее появлением все как то стихло, на миг умолкли голоса. Как же она была прекрасна! Неестественно белая кожа выделяла ее даже среди специально выбеленных красавиц. Безупречные жемчужные зубы обнажились в хищной улыбке, когда я подошла совсем близко. Кларисса взяла меня за руку и поцеловала в щеку. Ее кожа даже сквозь перчатку была холодной, а алые чувственные губы – напротив, теплые и мягкие.

Может, она просто все время мерзнет? Но как бы то ни было, все равно она внушала необъяснимый страх.

– С Днем Рождения, дорогая, – проникновенно проговорила она, – Николас прибудет с минуту на минуту.

Вот так – то лучше! Мне уже было наплевать на ее неземную красоту и белую кожу, скоро я увижу его! Это было главным.

Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем я, наконец, услышала:

– Его светлость милорд Николас Сен – Джон!

Сердце замерло, но через секунду бешено застучало во всех частях моего ослабевшего тела.

Мачеха с отцом поспешили приветствовать его, а я готова была стреножить саму себя, что бы ни нарушить пресловутый этикет и не обогнать графскую чету хозяев, расталкивая их локтями в разные стороны. Более того, я ощутила жгучее желание разогнать всех гостей, дабы не мешали мне строить личное счастье.

Что – то было не так. Я даже ощутила холод вокруг себя. Несомненно, он был великолепен в парадном фраке, однако, его улыбка показалась мне фальшивой, а глаза холодные и злые.