– Несомненно, Алиса, ты эффектна и в первом же сезоне найдется немало претендентов на твою руку.

«Или мое приданное» – с горечью подумала я, впечатленная тирадой Милады.

Все-таки мачеха на самом деле не желала мне плохого, или же, поскорее выдав меня замуж, желала вплотную заняться обустройством будущего Анны. Ну и второй вариант: показать всему обществу, как она добра к падчерице и любит ее как свою родную дочь.

Мой первый бал решили провести в нашем загородном особняке, где, собственно, мы постоянно и жили, когда отец не уезжал в Испанию.

Наш дом был поистине роскошен. Единицы дворян могли себе позволить подобный. Знатные соседи, окружавшие нас, взирали на него с благоговением и затаенной завистью.

Первый этаж был «служебный» и предназначался для размещения многочисленной прислуги, там же находились кладовые для хранения продуктов, товаров или других ценностей.

Второй этаж включал в себя парадные комнаты: прихожие, зал, несколько гостиных, хозяйские покои и диванные – для непринужденного общения между взрослыми членами семьи, родственниками и близкими знакомыми, обставленные, соответственно диванами, в том числе угловыми. Там же находилось несколько будуаров – женских кабинетов, и портретная комната с многочисленными портретами предков. Везде были мебельные гарнитуры, окрашенные под зеленую, «античную» бронзу с позолоченными резными деталями, а так же мебель из красного дерева, сравнительно простая, но современная по форме. Но самым роскошным был интерьер зала – двухсветного, с колоннами вокруг стен, хорами для музыкантов и большими печами с колонками, карнизами, вазами и рельефами. Топки этих печей находились на первом этаже. Колонны и стены и зала были облицованы мрамором, а стены украшены росписью.

К балу готовились особенно тщательно, обговаривался каждый нюанс, каждая деталь. Несколько гостиных специально отводили под игру в карты. Приглашали на бал письменно, на графской бумаге и неизменно с его печатью.

Признаться, мой первый бал не произвел на меня такого сильного впечатления, как на соседских дочерей (они делились со мной впечатлениями во время визитов их родителей). По поводу многочисленных кавалеров мачеха оказалась права – они не давали прохода, заставляя меня ловить на себе взгляды «имени тетушки Милады» других девушек на выданье и их мамаш – наседок. Однако поклонники лишь раздражали: «один – дурак, другой – помешан, а третий им двоим подстать!» А выглядела я и впрямь великолепно, и убедилась в этом, когда Милада оглядев меня, гордо вздернула подбородок и, не сказав ни слова – ушла. Нежно – розовое платье выгодно подчеркивало мою смуглость, хотя в моде была бледность, белые оголенные плечи и шея. Мои плечи были оголены лишь совсем чуть – чуть, волосы завитками спадали на округлые «вздутые» рукава. Открытая шея позволяла «выделить» голову и в моде были сложные приподнятые прически, но в моем случае – ведь я была дебютанткой – все украшение прически составлял гребень, который приподнимал мои кудри к макушке, не открывая шеи. В целом я выглядела «ослепительной», как сказал мой отец во время генеральной примерки, но невинной и целомудренной.

Бальный зал поражал своим праздничным убранством и великолепием. Накануне были вынесены все «лишние» предметы мебели, остались лишь стулья и кресла вдоль стен, на которых располагались не танцующие или же дамы и кавалеры, ожидающие своей очереди.

Время от времени лакеи обносили гостей прохладительными напитками: лимонадом, вкусным коктейлем из миндального молока, квасом, морсом, а так же сладостями и фруктами. После окончания танцев графская чета «выпроваживала» из зала гостей и тут же слуги вносили полностью накрытые столы. Когда все было готово, мой отец подал руку самой почтенной гостье (это была боготворимая всеми и откровенно пугающая меня леди Кларисса Сен – Джон), а мачеха самому знатнейшему гостю (представителю королевской семьи). Следом за ними попарно все гости отправлялись ужинать.

В общем, для разнообразия серых будней – это было неплохо, особенно наблюдение за тем, как Милада скрипела зубами от досады. По ее предположению, я должна была горько плакать в своей комнате, смирившись с судьбой – злодейкой и мысленно готовиться посвятить свое одинокое существование во благо Анны.

Я не знаю, как сложилась бы моя дальнейшая светская жизнь, выбери я мужа из тех маменьких сынков, кому была представлена и тем более тех, кто с улыбкой идиота, получившего в подарок корзину сладких пончиков, представился сам. Возможно, Милада помучилась бы изжогой неделю – другую, но уговорив себя, что я несчастна, успокоилась и с удвоенным рвением принялась бы устраивать счастливую и богатую жизнь любимой племянницы леди Анны.

До моего двадцатилетия оставались считанные дни. Шли традиционные приготовления к приему в мою честь.

Отец попросил меня зайти к нему в кабинет для серьезного разговора. Конечно, я догадывалась о чем пойдет речь, ведь двадцать лет уже почтенный возраст и скоро в высшем обществе мне вынесут суровый приговор несостоявшейся невесты или что – то в этом роде.

Я должна сделать выбор. Ничто меня так не пугало, как жизнь с тупоголовым отпрыском каких – ни будь родовитых соседей или же городским пижоном. Выбрать было настолько не из кого, что даже Милада была относительно спокойна. Несмотря на то, что она была жабой по своей сути – в уме этой яркой представительнице земноводных, никак не откажешь. Может быть и замуж – то идти за того парня она отказалась не из корысти, ведь недалеких богачей хватало и двадцать лет назад.

Отец что-то писал, низко наклонив голову над листом бумаги. Он так увлекся, что не услышал, как открылась дверь и мои шаги по ковру. Я тихонько опустилась в кресло напротив его роскошного письменного стола, привезенного из Испании, работы очень известного там краснодеревщика, и принялась наблюдать за ним.

Граф был очень сосредоточен, его губы беззвучно шевелились в такт скрежета пера о бумагу. Наконец, размашистым росчерком он подписал составленный документ, и обратил на меня внимание.

– О, Алиса! Я и не слышал тебя, – его мягкая улыбка особым светом отразилась в ярко – голубых глазах отца. Он провел рукой по густой белокурой шевелюре, которую совсем немного тронула благородная седина, отложил перо и документ в сторону, встал из – за стола и сел в кресло, стоящее напротив моего.

– Нус, дамочка, что же мне с тобой делать? – Лукаво спросил он. Судя по всему настроение у него было великолепное и, кажется, любящий отец что-то придумал. Мое сердце подпрыгнуло в надежде, ведь плохого от него точно ждать не приходилось.

– Алиса, – уже серьезно начал он, немного наклонившись ко мне.

– Я не раз говорил тебе, что твой ум не сравнится ни с одним из этих юнцов, увивающихся за тобой. Я отлично тебя понимаю, но дорогая, так уж сложилось, что ты женщина и обязана создать семью, да ты и сама это знаешь, – вздохнул он. – Я особенно не посвящал тебя в свои коммерческие дела, однако даже из «случайно подслушанного», – тут он усмехнулся, – ты делала правильные выводы и более того, в чем – то пыталась мне советовать. Лучше тебя мне приемника не найти, однако.., – на мгновение он задумался, а за тем продолжил:

– Им может стать ну… скажем, тот, кого ты сама признаешь, – загадочно улыбаясь, отец взял меня за руку.

– Твоя жена беременна! – толи испуганно, толи отчаянно воскликнула я, выдергивая свою руку. С Анной я смирилась и даже по-своему полюбила, но еще один ребенок… Хотя… Может быть, тогда они все отвяжутся от меня? И почему именно я должна его признать?

– Растерянный вид тебе не идет, – снова улыбнулся он. – Нет, Анастасия не беременна и вряд ли такое случится, – равнодушно уточнил он.

– Николас Сен – Джон вернулся домой.

Нет, сердце не может так сильно стучать! Оно не выдержит и остановится. Я сделала несколько глубоких вдохов, ведь двадцатилетняя леди не может на глазах у кого то, пусть даже самого близкого, пуститься в пляс с громким визгом.