Он сдержанно приветствовал отца и мачеху и едва обратил внимание на меня – ровно столько, сколько требовали приличия. Сказать, что я была растеряна, значит ни сказать ничего. Своим поведением Ник ударил меня с такой силой, что захотелось со всех ног бежать, куда глаза глядят – лишь бы подальше из этого зала и дома.

Словно управляемая кукловодом, я продолжала выполнять свои обязанности: беседовала, «мило» улыбалась и решила для себя, что непременно добьюсь объяснения. Невероятно измучил отряд поклонников, наперебой приглашающих танцевать или прогуляться по саду. Хотелось заорать, послать всех до одного ко всем чертям! На фоне Николаса все как один выглядели жалкими и убогими. Я прилагала невероятные усилия, что бы ни следить за ним взглядом.

Бал подходил к концу, и я буквально отсчитывала последние минуты, что бы удалиться никого не обидев, когда над моим ухом прошептал его голос:

– Не окажите ли мне честь прогуляться со мной по саду?

«Убью под кустом» – была моя следующая мысль.

– С удовольствием, ваша светлость, – радуясь собственному самообладанию, ответила я.

Как джентльмен, он предложил мне руку, но проигнорировав сей жест, я вопреки всем чертовым правилам, зашагала к выходу впереди него. Уже в саду, догнав меня, он бесцеремонно схватил меня под локоть и развернул к себе.

– О, какие искры мы метаем, достойные праздничного фейерверка! – ухмыльнулся он.

Я вырвала руку, отступила на шаг и яростно прошипела:

– Я в чем – то провинилась перед вами, милорд? Почему вы позволяете себе так со мной обращаться?!

– Я обращаюсь с вами так, леди, как вы того заслуживаете, – его губы превратились в тонкую линию, а запомнившиеся мягкие карие глаза сейчас были черны от непонятного мне гнева.

– Как находчиво, – продолжал он, – Подбросить графу идею о браке со мной! На балу вы пользовались невероятным успехом, отчего же вы не выбрали ни одного из этих болванов? Это ж надо! За моей спиной ваш отец уже все обговорил с моим, и все за меня решили! А я-то думал, какого дьявола мой старик попросил вернуться домой?! А тут вон что, невеста меня поджидает!

– Пойду все же выберу кого – ни будь из «болванов», пока не разъехались, – более ничего не пришло мне на ум из-за возникшего гула в голове, который мешал соображать ясно. И еще я поняла что, оказывается, испытывает пойманная рыба, или зверь, угодивший в волчью яму.

«Отец!» – пульсировало в голове, «если ты ничего не объяснишь, я сойду с ума и порадую тетушку Миладу»

О том, как я себя чувствовала в ту ночь, и говорить не приходится. Больше всего злила неизвестность. Какая договоренность? Что вообще произошло?

На следующий день мне удалось лишь мельком, издали увидеть отца, когда он уезжал со двора. К завтраку он не вышел – что означало его дурное настроение или огромную занятость, хотя я склонялась к первому.

Новый долгий день в неизвестности. Закравшиеся в голову мысли не давали покоя, вызывая боль. Вид у меня был настолько мрачный, что даже Милада без ехидства поинтересовалась, отчего цвет моего лица такой серый.

Прошло два дня, прежде чем вернулся отец. За это время я осунулась так, невероятно напугав мою добрую старушку, что не понадобился корсет – платье и без того висело как на вешалке.

– Ты не заболела? – тревожно спросил отец, едва успев стряхнуть дорожную пыль.

– Нам надо поговорить, – решительно заявила я в ответ.

– Это несомненно, – кивнул он – Жду тебя в кабинете, и распорядись подать чай, не могу на тебя смотреть, одни глаза остались.

Несколько минут спустя я сидела в том же кресле, с которого накануне поднялась такой счастливой и вяло жевала безвкусную творожную булку, хотя точно знала, что она являлась шедевром нашей поварихи и просто таяла во рту.

И сколько бы Милада не твердила, что девушка должна есть как маленький воробушек, я игнорировала ее поучения. Именно эти булочки заставляли вспоминать исключительно очень крупных птиц.

– Кажется, я знаю, что произошло, – без обиняков начал отец. – У нас с Ричардом Сен – Джоном состоялся разговор, касавшийся вас с Николасом. Ричард говорил о том, что уже начал опасаться умереть, не дождавшись внуков. Он уже в преклонном возрасте, а его молодая супруга леди Кларисса детей иметь не может…

– Так вот, – тяжело вздохнул отец и продолжил:

– До сих пор Николас не выбрал себе невесту, ни среди англичанок, ни на Родине. Ричард так же рассказал, что сын поделился с ним своим мнением о тебе, после нашей встречи на прогулке. Ник сказал, что ты из долговязого подростка превратилась в очень красивую девушку, – он жестом пресек мое негодование, готовое вырваться наружу и продолжал:

– Высказавшись по этому поводу, лорд заметил, что было бы великолепно повенчать вас. Боюсь, Ник все слышал и истолковал разговор неверно. Мне очень жаль, Алиса, и я непременно берусь все уладить.

Противный холод пробежал по спине. Я встала с кресла, сжав недоеденную булку так сильно, что раскрошила на ковер.

– Прошу тебя, папа, не надо, – уверенно попросила я. – Ничего не надо улаживать, раз сама мысль о браке со мной вызвало в нем такую бурю негодования.

– Да пойми же ты, отец встал с кресла и навис над столом, заглядывая мне в глаза, – Не мысль о женитьбе на тебе разозлила его, а то, что не спросили его собственного мнения на этот счет.

– Прости меня, но я думаю иначе. Ты просто не видел, насколько сильна была его ярость, и он твердо уверен, будто бы я сама просила тебя обсудить с его отцом нашу помолвку.

– Я видел вас в саду, – нахмурился отец, – И что же там произошло?

Я покачала головой и попросила:

– Пожалуйста, ради Бога, ничего не надо предпринимать. Я очень прошу тебя.

Последующие дни я провела словно в агонии, принимала и тут же отменяла принятые решения, будто плутая по лабиринту в собственной голове.

Отец уехал по делам, пообещав, что все устроится и все будет хорошо, что бы я его дождалась и не надела глупости. Хотя самую большую глупость, что я могла совершить – это выбрать мужа из первого попавшегося воздыхателя, решив таким образом все текущие вопросы, перетекающие в проблемы, связанные с моим незавидным положением невесты – переростка. Однако и здесь совершить подобное без отцовского благословения было невозможно.

Как то вечером, когда перед сном няня, до сих пор считающая меня ребенком, принесла кружку горячего какао, у нас состоялся достаточно серьезный разговор. Я прислушивалась к ней и ее мнению, ведь она заменила мне мать.

Именно она объясняла те вещи, которые меня пугали и смущали по мере моего взросления и превращения в молодую женщину. Я любила и ценила ее, мою добрую старушку.

– Ася, – только она так называла меня, – Ты уже взрослая, самостоятельная и достаточно умная девочка, – начала она, присев на край моей кровати.

– Уверена, что ты понимаешь, как важно определиться в жизни. Еще год – два и предложения о замужестве закончатся. И кем ты станешь? Подобно Миладе заботиться о детях Анны?

– И ты туда же! – раздраженно бросила я, едва не расплескав какао на постель.

– Ну, дык, господин граф переживает за тебя, да и не мне тебе рассказывать, как сильно он тебя любит и желает счастья.… А что, кто еще с тобой говорил? Уж не Милада ли?

– Стала бы я с ней разговаривать, – отмахнулась я, – У нее есть о ком заботиться. Такое впечатление, что Анна уже на выданье. Замучила ее совсем!

– И то верно, – кивнула няня, – Хотя она змея еще та, а уж теперь, когда у вас с милордом не заладилось… – при этих словах она опасливо втянула голову в плечи.

Смерив ее тяжелым взглядом, я поставила недопитую кружку на прикроватную тумбочку.

– Подслушала?

– А как же мне еще узнать, что случилось? – Негодуя воскликнула она, – Я что, слепая?! Буд то не видела, что с тобой сделалось, будь неладен этот бал, и милорд вместе с ним! Только я увидела, как ты прошмыгнула в кабинет к отцу, тот час пробралась следом, ну…, – она якобы виновато опустила глаза, – Притаилась и послушала… немножко.