Алена принялась протискиваться сквозь толпу. Если честно — то она не представляла, как отыщет здесь Ланьера. Наконец она добралась до террасы и остановилась.

Команданте Тутмос стоял на террасе, как на трибуне, в окружении парней и девиц. Точь-в-точь такой как на майках, — в черных очках, с длинными черными волосами. Китель его был украшен разномастными наградами. Время от времени команданте поднимал руку, и тогда толпа отвечала разноголосым воем.

Двор уже полностью был забит участниками марша — не протолкнуться. Приблизиться к команданте мешала охрана — парни в белых рубашках и белых брюках. Алена теперь стояла в первом ряду, как раз за линией охраны.

— Тише! Тише! — орали в толпе. — Команданте будет говорить.

— Друзья мои, скоро наступит март, — сказал команданте.

— Сейчас — конец ноября! — напомнил кто-то.

— Скоро март, и вновь распахнутся ворота! — повысил голос команданте. — И я написал декларацию для тех, кто идет за врата. Каждый из нас знает, что там идет война. Все слышали?

— Все, — отвечали голоса вразнобой.

— Там каждый год убивают людей, их сотни, тысячи, их убивают без всякой жалости. А многие из них становятся мэрами — против своей воли. Но кто они такие, мары? Что мы знаем о них? Только то, что они — не «синие» и не «красные». Они — отверженные. Не такие, как все. Они отвергли правила игры, сняли с себя знаки отличия. Они не захотели больше делиться на «красных» и «синих». Они пожелали быть сами собой. Именно за это несчастных убивают. В свое оправдание говорят, что они — мародеры. Но почему мары срывают с себя красные и синие знаки? А? Они могли бы рядиться то под одних, то под других, и грабить сколько угодно. Но нет, они отказываются от подобного маскарада. Это — протест. Они жестоки, бесчеловечны порой. Но их вынудили такими стать. Потому что Дикий мир превращает теплых живых ребят в холодные трупы.

— Что за бред! — выкрикнул кто-то из толпы.

Алёна поднялась на цыпочки, чтобы посмотреть на крикуна. Но ничего не разглядела. Видела только пропитанные потом майки, взъерошенные волосы, широкополые шляпы и разноцветные бейсболки.

— У тебя есть другое объяснение, приятель? — спросил Тутмос.

— Конечно, есть, — отвечал все тот же молодой и дерзкий голос.

— Ладно, тогда мы потолкуем с тобой вечером за кружкой домашнего пива, — решил Тутмос. — А пока я зачитываю свою Декларацию. Итак...

Мы требуем, чтобы бои за вратами прекратились. Международный Красный крест должен взять под наблюдение всех, кто находится сейчас за вратами. Мы требуем соблюдать Женевскую конвенцию и прекратить расстрелы маров в Диком мире. Необходимо передавать всех пленных маров наблюдателям для последующего возвращения на нашу сторону. Мы требуем присвоить всем мирам цвет и отныне считать их всех зелеными. Мы требуем у Мирового правительства: немедленно создать комиссию и начать преследовать тех командиров «красных» и «синих», кто истреблял за вратами маров. Мы требуем прекратить вербовку «красных» и «синих» и начать строить за вратами счастливый мир. Мы требуем, чтобы в этом году за врата переправлялись только отряды виндексов для оказания помощи тем, кто хочет вернуться из Дикого мира в Вечный мир.

Вот и всё. Оревуар! Здоровья вам и крепких сандалий — чтобы дойти до Чичен-Ицы! Я отправляю вас в путь! Мы все забыли, что в наших жилах течёт кровь конквистадоров. За горсточки перца или корицы они были готовы плыть на край Земли на утлых суденышках! А мы пойдем за истиной! Теперь обнимемся! Я обниму каждого, кто откроет мне объятия.

И команданте сошел с террасы и принялся обниматься со всеми подряд.

Алене показалось, что, когда команданте начал сходить по ступеням в толпу и все охранники сдвинулись со своих мест, у дверей в дом мелькнул Поль. Именно Поль, а не Виктор — Алена не могла ошибиться.

— Поль! — Она махнула ему рукой.

Но он уже исчез — будто привиделся в фиолетовой тени галереи.

Алена привстала на цыпочки, но все с тем же успехом — отыскать кого-нибудь в этой толпе было невозможно.

Тем временем Тутмос был уже рядом. Алена вдруг разглядела, что на кителе у Тутмоса приколота медаль «За оборону Ленинграда ».

Алена набралась храбрости и шагнула вперед, позабыв обо всех предупреждениях Сущинской.

— Я из портала «Глобал». Один вопрос, команданте. Что значат для вас врата, вы можете объяснить?

Черные очки Тутмоса повернулись к Алене. Вблизи он выглядел некрасивым, но значительным: смуглое лицо, немного приплюснутый нос, четко очерченные губы. Такие рельефные губы бывают у бронзовых статуи.

— Могу объяснить, что значат врата для меня. И для всех вас. Для всех людей. Но вы, к сожалению, сеньорита, не поймете.

— Хотя бы намекните.

— Бесполезно. Хотя я попробую. Вот подсказка: подумайте, милая сеньорита с волосами цвета солнца, зачем люди уходят из дома?

— Что?

— Я же сказал, вы не поймете.

Вечером на террасе установили как минимум пятьдесят раскладушек. Все места с краю мгновенно заняли. Едва Алене удавалось добраться до какой-нибудь раскладушки, как на ней тут же оказывались чьи-то вещи и кто-нибудь непременно объявлял, что место занято. Алена забиралась все дальше и дальше — к самому центру (проходы узенькие, двоим не разойтись), но всегда находился человек куда проворнее. Ей стало казаться, что чьи-то сумки, да и сами люди, падают на раскладушки прямо с неба. Наконец она приметила пустое ложе... Ну вот! Удача! Она бросила на одеяло рюкзак, следом сама растянулась на хлипкой койке. О Боже, какое блаженство — просто лежать и ощущать, как гудят уставшие за день с непривычки ноги. Как-то Виктор предложил ей отправиться с рюкзаками в поход по Йеллоустоунскому заповеднику — у него как у портальщика было разрешение на подобные причуды.

«Но сначала прогуляемся по ближайшему лесу в качестве тренировки», — решил Виктор.

Рюкзачок поначалу казался легким. Потом он стал противно резать плечи, потом она перестала чувствовать спину. Через пять километров ей стало казаться, что она не сможет сделать ни шагу. Через десять Алена упала и отказалась вставать. Так что испытания она не прошла...

— Вас интересует, что я думаю о вратах?

Алена узнала голос Поля Ланьера. В первый миг ей показалось, что она спит и слышит его голос во сне. Она спит с открытыми глазами, видит черное, усыпанное яркими звездами небо, слышит слабое гудение приборов, отгоняющих насекомых, и слышит голос Поля. И во сне она счастлива. Поль здесь, она нашла его!

— Если можно, подробнее, — теперь говорила Снайперша.

А эта девица зачем пробралась в ее сон?

— Я знаю, для чего открылись врата. Взорванная во время войны бомба вырожденного пространства — всего лишь ключ. Брата — это двери в новый дом. Понятно? Это врата исхода. Когда один нападает на другого, естественная реакция животного (как и человека) — бегство. Только когда бежать некуда, когда тебя загнали в угол, ты начинаешь драться. Во всяком случае, так ведет себя большинство. Так вот, когда одна половина человечества загнала другую в угол, открылись врата. Это был великолепный шанс. Можно было не драться, а уйти. Но мы предпочли драку.

— Уйти? Забавно. И кто должен был уйти? Мы или востюги? Разве не они начали войну? Или вы забыли: Восточный нанес первый удар!

— Я думаю, что мы. Потому что мы более подвижны, мы в большинстве своем в душе бродяги.

— Что вы сказали? Оставить все востюгам? Нашу старушку Землю и перебраться за врата?

— Почему бы и нет? Ведь выбирали Новый свет взамен Европы. И неплохо, в конце концов, там все обустроили.

— Нет, ни за что, ни за что! И потом — врата были открыты всего лишь три месяца. Через них не прошли бы все миллионы и миллиарды.

— Дьявол! Кто взял мою бутылку с водой! — раздался рядом незнакомый женский голос. — Я спрашиваю, какая сволочь слямзила мою воду?