— Мы хотим серьезно поговорить, — оборвал треп Тутмоса рен Сироткин.

— Неужели вы снизошли до серьезного разговора со мной? — хмыкнул команданте.

— Ну вот! Я же говорил! — возмутился полковник. — Этот человек — дешевый фигляр, разве можно иметь с ним дело?!

— Думаю, что да, — без тени насмешки отвечал рен.

— Ого! Оказывается, рен Сироткин умеет быть мудрым! — Тутмос захлопал в ладоши. — Ну что ж, я буду говорить серьезно, только разговор этот будет кратким. Вот моя речь, я ее заготовил на тот случай, если появится мудрый человек. Итак, господа, слушайте речь, предназначенную для мудрого человека. — Команданте поднял руку и застыл в позе римского оратора. — Я чувствую, что-то не так! Я чувствую — воняет дерьмом. Любой из политиков, писателей и комментаторов тут же заявит: дескать, только он знает, что нам всем делать. Я же говорю: «Не знаю». Я кричу: «Оглянитесь! Задумайтесь!» Меня не слышат. Тогда я беру автомат и начинаю стрелять. Тогда меня слышат. И все тоже начинают стрелять. Мы все стреляем. — Команданте замолчал и опустил руку. — Ну, как?

— По-моему, вы сказали слишком мало, — заметил рен.

— Вообще ничего не сказал. Переливал из пустого в порожнее, — буркнул Скотт.

— А что после пальбы? — спросила Женька.

— Девочка все поняла! Можно, я тебя расцелую, крошка? — Не дожидаясь ответа, команданте чмокнул Женьку в губы. — Так вот, господа, я вас обманул! Я знаю, что делать! Надо идти в Чичен-Ицу!

— Мы хотим к вашему маршу присоединиться, — заявил рен Сироткин. — Я даже готов пожертвовать десять тысяч евродоллов на ваше дело.

— Поразительно! — Команданте не сразу нашелся, что ответить. — И что... Полковник тоже пойдет с нами в Чичен-Ицу?

— Разумеется. В первых рядах, — подтвердил рен. Полковник лишь надменно сжал губы и кивнул.

— Это какая-то шутка? — не мог поверить команданте. — Рен Сироткин в рядах моей герильи? Вы же всегда были моим рьяным противником, рен! Я уж не говорю про полковника!

— Думаю, на время нам придется объединиться, — ответил Сироткин.

— Не получится, — пожал плечами команданте. — Вы пойдете в одну сторону, а я в другую. Даже если вам будет казаться, что вы идете за мной.

Поль Ланьер наблюдал встречу на экране в соседней комнате.

— Значит, рен догадался, — пробормотал герцог. — Этого стоило ожидать. Он принял приглашение. Эх, Даня, Даня, ты хоть знаешь, каков будет итог? — Потом герцог перевел взгляд на Женьку и улыбнулся. — Из этой дикарки выйдет неплохая охотница. Ей понравится в Недоступных горах.

Поль прошелся по комнате, размышляя. И хотя он давно уже все решил и оставалось только воплотить задуманное, его смущало присутствие рена. На первый взгляд казалось, что Сироткин принял правила игры, однако Ланьер чувствовал подвох. Вряд ли рен Сироткин захочет быть марионеткой. У него наверняка тоже есть свой план действий, но какой именно — Ланьер не знал.

Утро выдалось радостное, с легким морозцем. Снег искрился, деревья закутались в белое так, что лишь кое-где проглядывали темные ветви. Каланжо никогда не видел такого леса. На той стороне не осталось уже ничего подобного. Спору нет, в Вечном мире есть множество уютных уголков, красивых мест, парков и островков леса, похожих на парки. Но чтобы вот так в ряд стояли древесные великаны — один к одному, такого не найти. Разве что в заповедниках, куда не пускают людей. Да еще, говорят, в сибирской тайге остались такие места, если суметь прорваться через завалы мертвого рыжего леса. Но туда лишь сумасшедшие пытаются пробиться. И никто не возвращается. Никогда.

На этой стороне Каланжо не бывал зимой. Теперь в первый раз смотрел, обмирая от незнакомого почти чувства, на белые, все в инее, деревья на фоне ярко-голубого неба.

Назад в крепость ехали по знакомой дороге. В этот раз машину вел Том. Парнишка был молчалив и мрачен.

— У нас тут больше суток прошло, — сказал Каланжо. — А в крепости сколько?

Раф зачем-то посмотрел на свои механические часы.

— Часов пять. Или шесть.

— Не так много. Я думал, замедление куда больше. До бессмертия еще далеко, — заметил Каланжо.

— Пять жизней вместо одной? — удивился Димаш. — Мне бы хватило!

— Раф, неужели тебе ни разу не хотелось в наш Вечный мир заглянуть — хоть одним глазком поглядеть, каково там? А?

Раф стиснул зубы и ничего не ответил.

— Может, этой осенью с нами уйдешь? — продолжал как бы между прочим Каланжо.

Да что там у вас такого есть? Ничего хорошего, — буркнул Раф. — Машины повсюду, шпионство. Не хочу я к вам.

— Точно не хочешь? А может, наоборот, очень-очень хочешь, только мама с папой не пускают? — хмыкнул капитан.

Раф бросил на него полный ненависти взгляд.

— Мой отец — самый лучший! — заявил. — Он — герцог. Он — первый человек в этом мире!

— Мы в этом не сомневаемся, — хмыкнул Каланжо и, похоже, этим смешком еще больше Рафа оскорбил.

— Не зовите его с собой, — сказал Том. — Кто вырос в этом мире, для того, завратного, уже не пригоден.

— Заткнись! — в ярости выкрикнул Раф. — Это, может быть, ты не пригоден. А я смогу!

— Ну, так что, уйдем осенью? — подмигнул мальчишке Каланжо.

— Я подумаю, — Раф отвернулся и принялся смотреть в окно, чтобы ни капитан, ни сидящий рядом с ним Димаш не видели его лица.

У ворот крепости их встретил Хьюго. Стоял, засунув руки за широкий кожаный пояс, и смотрел, как тряский джип вползает в ворота. Двор был пуст. Лишь на башнях виднелись дозорные. Похоже, в крепости все занялись делами, даже ребятни не было видно во дворе.

— Вы что, господа, наш вездеход поменяли на этот драндулет? — ухмыльнулся начальник охраны.

— Нам надо переговорить с генералом, — заявил Каланжо, вылезая из джипа. Меньше всего сейчас он хотел давать отчет о случившемся Хьюго.

— Погодите, господа, не надо торопиться. Тут все не так просто. А где наш друг Ланьер? — Хьюго, прихрамывая, обошел джип. — Решил остаться в Картофельной деревне? И вправду, там сытнее зимой и не так хлопотно, как у нас. В крепости — куча голодных дармоедов, которыми трудно управлять, а у старосты Михала — всегда полный порядок. А почему? — Хьюго сделал паузу, словно ожидая вопроса, но никто из вновь прибывших разговор поддержать не стремился. — Питому что Михал из крепости все соки тянет, — продолжал Хьюго, сделав вид, что не заметил демонстративного молчания. — За наш счет жирует. Ну ничего, этому мы скоро положим конец.

— Ланьера похитили, — сообщил Димаш.

— Что вы сказали? Похитили? — шутовски передразнил Хьюго. — Не может быть! Он что, красна девица, чтобы его умыкать? Или ребенок? Раф! Почему ты не приглядел за дорогим братцем? Почему не объяснил ему, как опасно гулять в одиночку по нашим дорогам?

— Слушай, хватит кривляться, приятель! — одернул его Каланжо. — Где генерал?

Он выпрыгнул из джипа и направился к дому. Но Хьюго тут же заступил дорогу.

— Не надо обижаться, приятель! — сказал он. — Прежде расскажи, кто похитил вашего ненаглядного Ланьера? Кому он так понадобился? Или ты забыл, что я — начальник охраны? Мне нужно все знать.

— А нам нужно поесть! — заявил Каланжо. — Сначала покормите, а потом спрашивайте!

— Так это же вы, друзья мои, отправились за припасами! — рассмеялся Хьюго. — Что привезли, то и есть будем! Чем угостите, господа?

— Привезли два мешка картошки. Староста Михал дал, — похвастался Димаш.

— Два мешка? На всех? Это несомненный успех. Каждому достанется по картофелине. Отлично! Я потрясен вашими достижениями!

Бурлаков возник рядом. Как всегда — неожиданно и бесшумно, будто вырос из-под земли.

— Каланжо, что случилось? Где Виктор Павлович? — Он произнес эти слова скороговоркой. Как пароль. Как будто при этом думал совсем о другом.