Я вышел из машины, охваченный дождём, набрал номер на домофоне.
– Я по объявлению. Можно посмотреть квартиру?
Поднялся на третий этаж. Стряхнув с себя влагу и причесав волосы, позвонил. И сразу узнал его. Невысокий, остроухий, с бесцветным бобриком на круглой голове, с короткопалыми руками. Халат и тренировочные штаны. В прошлом году, будучи инспектором, он остановил меня на въезде в город. Скучающе-постное выражение лица, постукивание жезлом по ноге в измятых брюках. Излишне внимательно просмотрел документы. Обошёл дважды машину. И выписал штраф за забрызганный задний номер, до самого конца всей этой клоунады надеясь на подачку, но я выдержал. Ситуация меня забавляла.
А за четверть века до этой встречи на автостраде, мы были вместе в учебной роте перед отправкой в Афганистан. Правда, он был в составе второго, соседнего по размещению в казарме взвода, но я его запомнил. А вот он забыл, или старательно делал вид, что мы не знакомы. Бесцветный ничего не умел, и не хотел. Второй взвод бегал четыре раза в неделю шестикилометровый кросс с полной боевой выкладкой, в то время когда остальные в роте отдыхали. Зачет времени на финише, как известно, проводится по последнему из подразделения. С ним старались говорить, били, не давали воды и оставляли без ужина, отнимали сигареты – он отстранённо улыбался и чего-то ждал. Все уже догадывались о его роли в сумасбродной игре с реальностью.
С полигона, где проводились стрельбы, второй взвод обречённо возвращался на учебный пункт бегом, из под касок стекал пот и высыхал белыми пятнами на гимнастёрках – взводный изгой не попадал в мишени. Пули взрыхливали песок или уносились в раскалённое небо. Взвод наливался злобой. Невыносимая жара добавляла особой прелести в бесконечный марш-бросок.
А закончилось до мерзости банально. Приехал его папа, полковник, работник военкомата, отставник. Результатом приезда – стал отъезд отпрыска домой. Ребята облегченно вздохнули.
Ещё никто не знал, что через год из этого боевого взвода в живых останется только 11 человек.
С древних времён война неравнодушна к юности.
И вот мы наедине, лицом к лицу. Я знал, что его недавно выгнали из ДПС за неблаговидный проступок, что крепкий, здоровый мужик сидит дома, изредка промышляя частным извозом.
– Тут моя племянница зонт оставила!
Я шагнул в раскрытую дверь, он отпрянул. В глазах мелькнул страх. Испугался, что она рассказала мне всё? Увидел уютно стоящий возле вешалки зонтик. Взял его в левую руку. Он переминался с ноги на ногу, сопел и отводил взгляд. Было слышно, как по подоконникам барабанит дождь. Барабаны судьбы! Вспомнил я фильм из детства с таким названием и вспыхнул решимостью.
– Учебку в Душанбе помнишь?
Зрачки его расширились. Теперь он не сводил с меня глаз.
– Почти все ребята твоего взвода погибли, а ты сбежал, сволочь!
И не давая ему опомниться, со сладострастием врезал ему в скулу. Некрасиво завалившись на пол в угол прихожей, сбив по пути пуфик и неуклюже пытаясь удержаться на ногах, хватая рукой воздух, снизу, с шипением, ожидая, что будут бить ещё, закрыв лицо.
– Я не мог! У меня аппендицит болел!
– Зато они не знают, что такое боль! И от племянницы привет!
Я вышел под низкие облака и подставил лицо свежим прохладным каплям долгожданного мая.
Директор культуры
Ей 36. Чопорность с неопрятностью – невероятная смесь. Директор сельского клуба. Родилась в этом же селе, но, получив какое никакое образование в училище культуры областного центра, смотрит на односельчан сверху или сквозь них.
Будучи невысокой, постоянно ходит на каблуках, даже в туалет, расположенный в дальнем заснеженном углу.
Всем своим поведением и речью навязчиво лепит из себя аристократку. Не подозревая о том, что именно аристократы французского двора, не моясь месяцами, попросту выливали на себя и одежду немыслимое количество ароматизированных эссенций. Она же делает это интуитивно.
Купленную зимой шубу сняла, когда стало неудобно в ней перешагивать через майские лужи.
Речь высокопарна, запутана, сложна для восприятия. Голова ее забита до краев словами и фразами, услышанными по ТВ.
«Мы двигаем культуру». «Объем неохватной работы» – тут уж без комментариев.
Лицо киношное. Таких актрис брали на роли правильных девочек в советских фильмах. То есть живущих по установленным правилам. И настучать куда надо, и на кого надо. И без всякого секса. Но зато, краснея лицом, выступить на собрании и заклеймить, то есть заклевать, за неблаговидный поступок всякого инакомыслящего.
Заметив детей, катающихся с ледяной горки – «Сплошной неадекват»!
У самой двое. Результат гражданских браков. Мальчики, 7 и 12. Небо и земля. Старший спокойный, учтив, скромен. Младший, по взгляду, повадкам и разговору – будущий бандит. Домашнего хозяйства ни какого. «В земле пусть крестьяне копаются»
Работу клуба ведет по-паучьи, докуметально. «Главное – своевременные отчеты, мы с массами работаем».
В магазине въедливо проверяет упаковку сметаны. Продавцы сельмага вздрагивают при ее появлении. Напряжены, в ожидании провокаций.
Курит. Утонченные дамские сигареты и щелчок зажигалки. Вся в движении. Все видит и слышит. Успевает ответить всем или заткнуть рот оппоненту, не оборачиваясь. Вульгарна, самолюбива. С налетом площадного хамства.
А сейчас перевернем, читатель, бинокль. Взглянем на то, чего не видят жители поселка. Они знают, что иногда, на выходные, она с детьми уезжает в город. Отдыхать. Многие этому откровенно завидуют. От неведения.
Следующий по списку «гражданский муж», живущий городской сутолокой.
Семья. Жена и дочь 7 лет. Что он им лжет в конспиративных целях?
А сколько энергии, эмоций, переживаний, хлопот, телефонных звонков, вранья, сумрачных тайн этой чужой семейной жизни. Какая тема для драматурга!
Купил для селянки комнату в малосемейке. Ремонт, мебель, пластиковое окно, металлическая дверь. Две кровати для мальчиков.
На ночь она исчезает, возвращается рано утром. Чаще – пьяна. Теперь говорит исключительно матом, даже с детьми. Курит в коридоре. Стучит в дверь к подруге, просит сбегать в магазин. Опохмеляются. Снова курят, уже вдвоем. Потом валится спать. До вечера. Выход в ночь.
Круг второй. Выходные закончились. Ранним утром, первым автобусом – домой.
Ярко накрашенная, с помутневшими глазами, сигарета в пятнах губной помады, кричит с надрывом – «….вашу мать, бегом, а то опоздаю на работу». Мальчишки напуганы поведением матери, спешат впереди нее с сумками. Снег, холодный ветер. До автовокзала еще очень далеко. Она еще тысячу раз объяснит им, что необходимо сказать по приезду домой, если кто спросит.
Когда же она, настоящая? И помнит ли она себя – такой?
Кадр
Трехкомнатная квартира в самом центре Перми.
Симагин, заслуженный работник. Подтянут, молодится до озверения. Дочки, старшая в девятом, младшая в шестом классах высокооплачиваемой элитной гимназии. Деньги на стол, аттестат в карман. Жена гендиректор спа-салона. Прокололся бывший хозяин, не оценил силу полковника. Теперь сидит. Крепко. За незаконный оборот наркотиков.
Кивок причесанной головы консьержке, трам – там там – это уже завелся мерс и двери готовы к открыванию. Утро. Стриженые газоны, летящий окурок в них – «так привычно» – от щелчка Симагина. Надушен, отутюжен, выбрит.