В прокуратуре. Милиции. Больницах. И прочая и прочая.
Пригодилось. Выставился на продажу детский лагерь. С банковским кредитом хапнули и его. Воровские привычки переползли на детей. Она заведует теперь пищеблоком, связями с Роспотребнадзором, прокуратурой, полицией, медицинскими учреждениями.
Врут, изворачиваются, грешат с подделкой документов, воруют детский летний отдых, детские души, доходы и продукты. Зиму она не работает, плата за квартиру, плата за обучение сына в Перми, за его снимаемую жилплощадь.
Дочь. Полная копия матери. Ничего девичьего. В гимназии ее презирают. «Оно».
– Будем звонить отцу?
Боевик задает вопрос девочке 7 лет.
Ребенок в слезах, дрожит, сжался в кресле от ужаса. Полчаса назад ее обидели мальчишки во время тихого часа. Она выбежала в коридор спального корпуса, пытаясь доказать, что все совсем не так. Пацаны убежали, а она была схвачена крепкой рукой.
Она прекрасно знает, как будет бить ее отчим по возвращению домой.
– Так мы будем звонить отцу?!
Голос зычный, дробящийся гневом. Здоровенная, неряшливая дама заглядывает прямо в детские глаза.
Все это происходит в наши дни. Во время тихого часа.
Вы обратили внимание, какая тишина?
Дубль
Две сестры. Разница в возрасте четыре года. Росли без драк, без дележа игрушек. Родители не баловали. Старшая первой вышла замуж. Свадьба, поздравления родителей, сестры, друзей и подруг.
Затем сумасшедший роман у младшей. То ли он сбежал, то ли она заигралась.
Правду знают только с ее слов. Замуж все – таки вышла. Время прижало. Возникла необходимость реабилитации общества. Без любви. Бывает.
Старшая, вырастив детей, безумно и слепо влюбилась, разрушая семью, впрочем уже разрушенную пьянством мужа. Пытается строить свое женское счастье. Там и любовь взаимна. Видимая издалека, по ауре. По глазам и дыханию.
Все, включая сослуживцев, родителей, просто знакомых, друзей знакомых, не вспоминаемых подруг, абсолютно все, кому совершенно нет дела до этого – клюют женщину со всех сторон. Исключительно в благих намерениях, желая добра.
Не принято радоваться чужому счастью.
Теперь младшая, в домашних разговорах, с родителями, в телефоне, на улице, хватая сестру за рукав.
– Что ты в нем нашла? Какая же ты дура! Какая любовь?
Не хочет счастья никому. Раз у самой не случилось.
И так в течение семи лет. Завидная настойчивость.
Горько
Село. Летний день. Безоблачное небо – той глубины, что бывает только в июле. В самом центре, среди запылённых автомобилей, брошенных на землю велосипедов, среди разудалого разгорающегося веселья.
– Нет, нет, ручку чуть – чуть влево! Прелестно, мадам! Изумительные туфельки! Ближе! Еще! Вот так! Теперь жених – улыбнитесь! Дорогой мой, не так, вы же не на похоронах, а на собственной свадьбе! Да бросьте вы эти никчемные условности! Обнимите и целуйте!
Неужели мне вас учить? Господи! Разве так целуют свою невесту? Глаза должны гореть! Ах! Какая свежесть лица! Стоп! У вас же галстук неправильно завязан! Сообщество дилетантов! Вот так! Здесь подтянем! Пиджак на одну пуговицу! Платочек на кармане уголочком! Вы не стесняйтесь, я – профи! Могу всё! Ха-ха-ха! Ну, это не к месту, извините. Становитесь лицом ко мне! Так-так. Тени! Ракурс не тот! Повернитесь влево! Вот! Теперь целуемся! А, чёрт! Чья собачка?! Уберите её сейчас же! Какая мерзость! Ни какого такта! Молодые! Смотрим на обьектив! Невеста! Поправьте ей фату! Цах-цах! Нет! Придётся продублировать! Жених! Возьмите её за руку! Она не кусается! Поверните к себе! Восхитительно! Обнимайте правой рукой! Минуточку! Я должен видеть манжет на вашем рукаве! Отлично! Отбросьте фату! Это же не простынь! Немного! Чтобы сохранить загадочность! Боже! Какой профиль! Замечательно! Наклон головы! Ну, целуйтесь же! Максимум романтичности!
Цах-цах.
В черном костюме, среди раскалённого дня, с мокрой прядкой жиденьких волос, с тонкой шеей и нервными руками, неуклюже двигаясь вокруг неопрятного фонтана, куря папиросу одна за другой, соря пеплом по растрескавшемуся асфальту и рассеянно, невпопад улыбаясь – на пике своей бесталанности. Фотографии его не в цене. Слишком неприятно, вглядываясь в них, вспомнить блеклого, кричащего мужчину, в изношенных ботинках, в несвежей рубашке, с тонкими рыжими волосами на бледных запястьях.
Да и дело совсем не в этом. После свадьбы – жизнь начинается.
Дождь
Утро. Дождливое, тёплое, напоенное запахом молодой листвы и мокрого асфальта. Пронизанное насквозь грохотом и шелестом капель по крышам домов, по многочисленным зонтам прохожих, с весёлым журчанием струй из водостоков, юрких ручейков. Облака так низки, тяжелы влагой, что с трудом переваливаются через кровли многоэтажек. Всё мокро, блестяще, с радостным ощущением новизны после долгого и холодного апреля.
Вспыхнул красный сигнал светофора. Мимо замерших автомобилей по пешеходному переходу хлынул спешащий поток, дробясь отражениями в мелких лужах; куртки, плащи, зонты, торопливый шаг. На противоположной стороне улицы, напротив Драмтеатра выпорхнула из тесноты маршрутки девушка. Лёгкое пальто, голова раскрыта, волосы волною стекают к плечам, туфли на высоком каблучке на стройных ногах.
Какая – то хрупкая и трогательная в этой хрупкости. Зонтика у неё не было, и она стремительно побежала вдоль здания театра. Зажегся зелёный, я повернул вслед за ней, понимая, что укрыться от дождя незнакомке не удастся – театр в это время ешё закрыт, а площадь перед ним омывается с неба; и деревья, и лужайки, и скамейки, и дорожки со сверкающей красной плиткой.
Поравнявшись, остановил машину, отворив переднюю дверь.
– Садитесь, прошу вас, иначе совсем промокнете!
Она быстро взглянула на меня, чуть склонив голову.
– Спасибо!
Подобрав намокшие полы пальто, опустилась на сиденье, осторожно прикрыв за собой.
– Скажите, куда вам? Я отвезу.
– А у вас есть время? Дайте мне подумать.
Вынув носовой платок из сумочки, промокнула щёки и лоб – движением к вискам. На волосах блестят дождинки. По-весеннему возбуждена. Красива и молода. Запах женщины. Стучали капли по капоту и крыше, струйками стекали по лобовому стеклу, дождь становился сильней. В девичьих глазах, с той изумительной азиатской раскосинкой и долгими ресницами, замирала тревога. И я терпеливо ждал.
– Какой негодяй!
Воскликнула она, сжимая кулачки. Повернувшись ко мне, прошептала.
– Можно попросить вас?
– В разумных пределах, конечно.
– Нужно вернуть мой зонтик.
– И где же он? Что-то случилось с вами сегодня утром?
– Вы понимаете, я хотела снять жильё, позвонила вчера вечером по объявлению, а сегодня отправилась по адресу. Мне всё понравилось, и светлая комната, и большая просторная кухня-столовая, и чистота. Хозяин долго наблюдал за мной, а перед моим уходом вдруг сказал, что у него одно только условие – приходить ко мне ночью, иногда.
Она сверкнула глазами. Губы задрожали.
– Я так разозлилась, бросилась вон и забыла свой зонт в прихожей.
– В следующий раз никогда не ходите по адресам в одиночку. Это чревато последствиями. А зонт мы вернём, говорите адрес. Заодно посмотрим на стареющего ловеласа. Только поднимусь я к нему один, вы подождёте в машине.
Через пять минут мы остановились возле дома, где по моим сведениям проживали работники милиции-полиции.
– Номер квартиры?
– Сорок третья, вот в том подъезде.