Шандисс думал об этой частной встрече. Джиндибел достаточно молод, чтобы оценить план свежим взглядом, достаточно проницателен, чтобы увидеть то, чего не видят другие. И не исключена возможность, что Шандисс кое-чему научится у младшего.
Никто никогда не знал точно, много ли пользы принес Приму Палверу тот день, когда молодой Коле Бенджем, которому еще не было тридцати, пришел сообщить ему о возможных путях управления Первым Основанием. Бенджем, которого считали величайшим после Селдона теоретиком, никогда впоследствии не рассказывал об этой аудиенции, но, в конце концов, стал двадцать первым Первым Спикером. Некоторые приписывали великие достоинства администрации Палвера даже не столько Палверу, сколько Бенджему.
Шандиссу было интересно узнать, что скажет ему Джиндибел. Было принято, что энергичные юноши, впервые встречающиеся с Первым Спикером наедине, выкладывали все свои тезисы в первой же фразе. Они не могли просить об этой драгоценной первой аудиенции ради чего-то тривиального: это могло убедить Первого Спикера в их легковесности и погубить всю их дальнейшую карьеру.
Через четверть часа перед ним предстал Джиндибел. Молодой человек не выказывал и признака нервозности. Он спокойно ждал, когда заговорит Шандисс.
Тот произнес:
— Вы просили личной аудиенции, Спикер, по поводу важного дела. Не будете ли вы столь любезны резюмировать?
Джиндибел сказал так спокойно, словно говорил о меню своего обеда:
— Первый Спикер, план Селдона бессмыслен.
Стор Джиндибел не помнил такого времени, когда бы план считался обыкновенным. Ему было всего десять лет, когда его завербовал для Второго Основания агент, сумевший оценить потенциальные возможности мальчика.
Потом он прекрасно учился и увлекся психоисторией. Она тянула его к себе, и он рвался к ней, читая труды Селдона, в то время как другие в его возрасте едва справлялись с дифференциальными уравнениями.
Когда ему было пятнадцать лет, он поступил в Транторский Галактический Университет (так официально назывался университет на Транторе) после собеседования, во время которого его спросили, к чему он стремится, и он ответил: «Быть Первым Спикером до того, как мне стукнет сорок».
Он не собирался домогаться кресла Первого Спикера без достаточной квалификации. Он был убежден, что тем или иным способом добьется этого поста. Его целью было сделать это в молодые годы. Даже Прим Палвер стал Первым в сорок два года.
Экзаменатор заколебался, услышав такой ответ, но юноша уже владел психоязыком и смог понять его сомнения. Он знал также твердо, как если бы его собеседник заявил об этом — в записях экзаменатора появится маленькое примечание: «этим юношей будет трудно управлять».
— Ну, конечно!
Джиндибел и не собирался подчиняться чужой воле.
Сейчас ему тридцать. Через два месяца будет тридцать один, а он уже член Совета Спикеров. Ему оставалось самое большее девять лет, чтобы стать Первым Спикером, и он знает, что будет им. Эта аудиенция с нынешним Первым Спикером станет решающей. Стараясь теперь ясно передать свои ощущения, он не тратил усилий на полировку психоязыка.
Когда два Спикера Второго Основания общаются друг с другом, их язык не похож ни на какой другой в Галактике. Это, скорее, язык летящих жестов, чем слов, главное тут — определить рисунок ментообмена.
Посторонний услышит мало или вообще ничего, но за короткое время можно обменяться множеством мыслей, и их не будет знать никто, кроме собеседника.
Язык Спикеров выигрывал в скорости и утонченности, но проигрывал от того, что пользуясь им, почти невозможно скрыть свои истинные убеждения.
У Джиндибела сложилось определенное мнение о Первом Спикере. Он чувствовал, что Первый Спикер пережил свой расцвет. Первый Спикер — по оценке Джиндибела — не рассчитывал на кризис, у него не хватит проницательности, чтобы разрешить этот кризис, если он начнется. Несмотря на свои способности, Шандисс мог стать причиной бедствия.
Все это Джиндибел изгонял не только из слов, жестов или выражения лица, но и из своих мыслей. Он не знал достаточно эффективного способа не дать возможности Первому Спикеру почувствовать хотя бы «запах» его мнения.
Джиндибел не мог также избежать кое-какого осознания чувств, какие Первый Спикер испытывает к нему. Сквозь добродушие и доброжелательность — совершенно явные и разумно искренние — Джиндибел чувствовал снисходительность и сжимал собственный мысленный захват, чтобы не дать заметить какое-либо недовольство в ответе или хотя бы уменьшить его, насколько возможно.
Первый Спикер улыбнулся и откинулся в кресле. Конечно, он не задирал ног на стол, но вытянул их во всю длину как для выражения самоуверенного довольства и неофициального дружелюбия, так и для того, чтобы оставить Джиндибела в неуверенности относительно эффекта его заявления.
Поскольку Джиндибела не пригласили сесть, доступные ему действия и поведение, способные уменьшить неуверенность, были ограничены. Не может быть, чтобы Первый Спикер не понимал этого.
— План Селдона бессмыслен? — повторил Шандисс. — Замечательное утверждение! Заглядывали ли вы в последнее время в первоисточник, Спикер Джиндибел?
— Я постоянно изучаю его, Первый Спикер. Это мой долг и мое увлечение.
— А вы, случаем, не изучаете только те его части, которые входят в сферу ваших обязанностей? Наблюдали ли вы его в микростиле: систему уравнений в одном месте, регулировку потока — в другом? Я всегда считал великолепным упражнением — наблюдать за всем курсом. Изучать первоисточник акр за акром для пользования им, но наблюдать его как целый континент — для вдохновения. Сказать по правде, Спикер, я сам давно уже этого не делал. Не хотите ли присоединиться ко мне?
Джиндибел не рискнул сделать длинную паузу. Это будет и должно быть сделано легко и приятно, или вовсе не сделано.
— Польщен и счастлив, Первый Спикер.
Первый Спикер дотронулся до рычага на краю стола. Такие столы были в офисе каждого Спикера, и стол в офисе Джиндибела был ничуть не хуже, чем у Первого Спикера. Второе Основание было обществом равенства во всех своих внешних проявлениях. Которые, кстати, не имели никакого значения. В сущности, у Первого Спикера была единственная официальная прерогатива: он всегда говорил первым.
