— Вы думаете, что я не могу есть, Трев? Разве вы забыли, что я склевала банку креветок на вашем корабле? Уверяю вас, что я способна есть и выполнять другие биологические функции, включая и секс. Однако должна вам сказать, что это еще не доказательство того, что я — не робот. Роботы достигли высшего совершенства еще тысячелетия назад, и их можно было отличать от людей лишь по мозгу, и тогда только они могли управлять ментальным полем. Спикер Джиндибел, вероятно, мог бы сказать, робот я или человек, если бы только хоть раз взглянул на меня. Жаль, что он этого не сделал.
— Да, но я и без ментальных способностей убежден, что вы — робот.
— Ну и что, если я робот? Я ничего не утверждаю, просто интересуюсь. Что, если я — робот?
— Вам не нужно ничего утверждать Я знаю, что вы — робот. Вы можете заблокироваться от Геи и разговаривать со мной как индивидуум. Я не думаю, что вы смогли бы это сделать, будучи частью Геи — но вы не часть ее. Хотел бы я знать, много ли роботов-наблюдателей на Гее?
— Я повторяю: я ничего не утверждаю, но интересуюсь — что, если я — робот?
— В таком случае я хотел бы знать, что вам нужно от Пилората. Он мой друг, и, в каком-то смысле, он ребенок. Он думает, что любит вас.
Он думает, что хочет только того, что вы пожелали ему дать, и что вы уже и так дали ему достаточно. Он не знает и не может представить себе боль утраты любви, или, в данном случае, специфическую боль сознания того, что вы — не человек.
— А вы знали боль утраченной любви?
— Бывало. Я не был затворником, как Янов. Я не посвящал свою жизнь, как он, интеллектуальным исследованиям, поглотившим все, даже жену и ребенка. А теперь он вдруг отдает все ради вас. Я не хочу вредить ему и не буду. Если я послужил Гее, то заслуживаю награды, и моя награда заключается в вашем заявлении, что Янову Пилорату будет обеспечено хорошее существование.
— Я должна ответить вам, даже если скажу, что я робот?
— Да. И сейчас же.
— Отлично. Допустим, я робот, и нахожусь в положении наблюдателя.
Предположим, что здесь мало тех, у кого такая роль, и встречаемся мы редко.
Предположим, что наша движущая сила — нужда и забота о человеке, а на Гее нет настоящих людей, потому что все они составляют часть общепланетного бытия.
Предположите, что забота о Гее нас удовлетворяет, но не полностью.
Предположите, что в нас есть что-то примитивное, жалеющее человека, что существовало в те времена, когда роботы были изготовлены впервые. Не ошибитесь во мне: я не столетняя старуха (если считать меня роботом). Мне столько лет, сколько я вам сказала. И мое главное назначение — если считать меня роботом — как это было всегда, желание заботиться о настоящем человеческом существе.
Пил — человеческое существо. Он не часть Геи. Он слишком стар, чтобы когда-нибудь стать частью ее. Он хочет остаться на Гее со мной, потому что у него нет сомнений относительно меня. Он не думает, что я робот. Ну, и я тоже хочу, чтобы он остался. Если вы предполагаете, что я робот, то не можете не видеть, что я способна на все человеческий реакции, что буду любить Пила.
Если вы настаиваете, что я робот, то можете не думать, что я могу любить лишь в каком-то мистическом смысле — вы не отличили бы мои реакции от тех, что вы называете любовью — так что какая разница, кто я?
Она замолчала и с непреклонной гордостью досмотрела на Тревиза.
— Вы говорите, что не бросите его?
— Если вы предполагаете, что я робот, то сами понимаете: по Первому Закону не могу оставить его, если только он не прикажет мне это сделать и если я буду уверена в том, что нанесу ему большой вред, оставшись с ним.
— А если молодой мужчина...
— Ну и что — молодой? Вы молодой мужчина, но я не представляю, чтобы вы были мне нужны, как Пил. И вы сами не хотите меня, так что Первый Закон запрещает мне навязываться вам.
— Не я. Другой молодой...
— Здесь нет других. Кто на Гее, кроме Пила и вас, может считаться человеком в негеанском смысле?
Тревиз сказал уже мягче:
— А если вы не робот?
— Изменили мнение?
— Я сказал — если вы не робот.
— Тогда вы вообще не имеете права спрашивать. Мы с Пилом решим сами.
— Тогда я вернусь к началу. Я хочу получить вознаграждение, и оно состоит в том, чтобы вы хорошо обращались с Пилоратом. Я не буду больше мучить вас. Просто обещайте мне, что будете хорошо обращаться с ним.
— Я буду хорошо относиться к нему, — сказала Блис, — и не потому, что это ваше вознаграждение, а потому что я сама хочу этого. Это мое самое большое желание. Я буду хорошо обращаться с ним — И она окликнула: — Пил! Пил!
Пилорат вошел с улицы.
— Да, Блис?
Она протянула ему руку.
— Я думаю, что Трев хочет что-то сказать.
Пилорат принял ее руку, а Тревиз взял их соединенные руки в свои.
— Янов, я счастлив за вас обоих.
— О, мой дорогой друг! — воскликнул Пилорат.
— Я, вероятно, уеду с Геи, — продолжал Тревиз. — Сейчас пойду, поговорю с Домом. Не знаю, встретимся ли мы когда-нибудь, Янов, но, во всяком случае, нам было хорошо вместе.
— Хорошо, — подтвердил Пилорат, улыбаясь.
— До свидания, Блис, и заранее благодарю.
— До свидания, Трев.
И Тревиз, помахав рукой, вышел из дома.
Дом одобрительно сказал:
— Вы хорошо сделали, Трев, и сделали так, как я предполагал. Они опять сидели за едой, такой же невкусной, как и в первый раз, но Тревиз не возражал: на Гее он ест последний раз.
— Я сделал, как вы хотели, но, возможно, не по тем причинам, по каким вы думаете, — сказал он.
— Но вы, конечно, были уверены в правильности своего решения.
— Да, но не из-за какого-то мистического чувства уверенности. Если я выбрал новое галактическое развитие, то из обычного рассуждения. Хотите, чтобы я объяснил?
— Конечно, Трев.
— Я мог сделать три вещи: присоединиться к Первому Основанию, ко Второму или к Гее.
Если бы я присоединился к Первому Основанию, мэр Бранно немедленно предприняла бы действия по установлению господства над Вторым Основанием и над Геей.
Если бы я присоединился ко Второму Основанию, Спикер Джиндибел немедленно предпринял бы действия по установлению господства над Первым Основанием и над Геей.