Джиндибел знал, что она ничего не понимает в случившемся, но чувствует, что он все устроил, как ему хотелось, и надувается от гордости за него. Он гладил ее мозг и испытывал радость.

— Я не мог бы сделать этого без тебя, Нови, — сказал он. — Только благодаря тебе я смог поговорить с Первым Основанием — с людьми на большом корабле.

— Да, Мастер, я понимаю, кого вы имеете в виду.

— Благодаря тебе я узнал, что их щит связан со слабой энергией мозга.

Из ее воздействия на твой мозг я смог точно узнать характеристики щита и энергии. Я мог бы сказать, как велика интенсивность проницания щита и отклонения энергии.

Нови осторожно возразила:

— Я не совсем понимаю, о чем вы говорите, Мастер, но я сделала бы куда больше, если бы могла.

— Я знаю, Нови. Но того, что ты сделала, было достаточно. Главное, их удалось остановить до того, как они укрепили либо щит, либо поле. Мэр вернулась обратно, забыв о щите и о поле, удовлетворенная тем, что добилась торгового соглашения с Сейшел, от чего тот станет работающей частью Федерации. Не спорю, можно было бы скомпенсировать то, что было сделано со щитом и полем — в этом отношении мы поступили небрежно — но мы еще все исправим. Мы находимся далеко и слишком многое позволили Первому Основанию.

Его нужно взять под более тщательное наблюдение. Мы должны каким-то образом теснее связать Галактику. Мы должны с помощью ментальности установить более тесное сотрудничество сознаний. Это пригодится плану. Я убежден в этом и проведу это в жизнь.

— Мастер! — встревожено позвала Нови.

Джиндибел улыбнулся.

— Прости меня, Нови, я говорил сам с собой. Нови, ты помнишь Референта?

— Того фермера, что напал на вас? Я бы сказала, что помню.

— Я убежден, что это и другие аномалии устроили агенты Первого Основания, вооруженные личными щитами. Подумать только, что мы были не готовы...

При наблюдении за Первым Основанием меня сбил с толку миф о таинственном мире, это сейшельское суеверие относительно Геи. И в этом мне тоже помог твой мозг. Он помог установить, что ментальное поле исходило от военного корабля и ниоткуда больше. — Он потер руки.

— Мастер! Вас вознаградят за то, что вы сделали?

— Да! Шандисс уйдет в отставку, и я буду Первым Спикером. Настает моя очередь сделать нас решающим фактором в революционном развитии Галактики.

— Первым Спикером?

— Да, Нови, я буду самым главным и самым сильным ученым из всех.

Лицо ее омрачилось.

— Почему у тебя такое лицо, Нови? Ты не хочешь, чтобы меня вознаградили?

— Хочу, Мастер, но если вы станете самым важным ученым, вы не захотите держать рядом с собой женщину-хэмиш. Это не подойдет вам...

— Не подойдет, вот как? Кто же мне запретит? — Он ощутил прилив нежности. — Нови, ты останешься со мной, куда бы я ни поехал и кем бы я ни был. Не думай, что я рискнул бы иметь дело с волками, которые иной раз избираются в Совет, без твоего мозга, без твоего чистого, абсолютно гладкого мозга. Кроме того, — он как бы сам испугался внезапного открытия, — даже помимо всего этого, я... хочу, чтобы ты была со мной, и я намерен осуществить это. Если ты захочешь.

— О, Мастер, — прошептала она, когда его руки обвились вокруг ее талии и ее голова прижалась к его плечу.

Глубоко внутри, где окутанный оболочкой мозг Нови едва мог сознавать, оставалась суть Геи и направляла события, но так, что непроницаемая маска делала возможным продолжение великой задачи.

И эта маска, принадлежавшая женщине-хэмиш, была совершенно счастлива.

Так счастлива, что Нови почти примирилась с расстоянием, отделяющим ее от ее-самой-их и была довольна своим состоянием и своим неопределенным — как ей казалось — будущим.

Пилорат потер руки и сказал, старательно скрывая энтузиазм:

— Какая радость, что я вернулся на Гею.

— Гм... — рассеянно отозвался Тревиз.

— Вы знаете, что мне сказала Блис? Мэр вернулась на Терминус, заключив торговый договор. Спикер из Второго Основания отправился на Трантор, убежденный, что все это устроил он, и эта женщина, Нови, осталась с ним — присмотреть, чтобы было положено начало переменам в Галактике. И ни то, ни другое Основание даже не подозревает о существовании Геи. Это просто поразительно!

— Я знаю, — сказал Тревиз, — мне тоже все это рассказали. Но мы знаем, что Гея существует, и можем рассказать.

— Блис так не думает. Она говорит, что нам никто не поверит, да и мы сами это знаем. Кроме того, я, например, не собираюсь оставлять Гею.

Тревиз отогнал свои мысли, поднял глаза и спросил:

— Как?

— Я хочу остаться здесь. Вы знаете я сам себе не верю. Несколько недель назад я одиноко жил на Терминусе и вел ту же самую жизнь, что и десятилетия назад, погруженный в свои записи и размышления, полагая, что так и доживу до конца своих дней с моими записями и мыслями, так же одиноко, удовлетворенный прозябанием. И вдруг я неожиданно стал галактическим путешественником, я оказался втянутым в галактический кризис и — не смейтесь, Голан — я встретил Блис.

— Я не смеюсь, Янов. Но вы уверены, что знаете, что делать?

— О, да. Земля — это прошлое, а я устал от прошлого. Гея — будущее!

— Вы не часть Геи, Янов. Или вы думаете, что сможете стать ее частью?

— Блис сказала, что я могу в какой-то мере стать частью Геи — интеллектуально, если не биологически. Она, конечно, мне поможет.

— Но поскольку она — часть Геи, как вы найдете с ней общую жизнь, Общие точки зрения, общие интересы?

Они были на открытом месте, и Тревиз серьезно и спокойно смотрел на плодородный остров, на океан за ним, а еще дальше на горизонте был другой остров — все мирные, цивилизованные, живые и составляющие единое целое.

— Янов, — продолжал он, — Блис — планета, а вы крошечный индивидуум. Что если она устанет от вас? Она молода...

— Голан, я думал об этом. Целыми днями я только об этом и думал. Я предполагаю, что надоем ей, я не романтический идиот. Но чтобы она ни дала мне до тех пор — будет достаточно. Я получил от нее больше, чем — как я думал — вообще существует в жизни. Если я с этой минуты не увижу ее больше — я все равно в выигрыше.

— Я этому не верю, — мягко возразил Тревиз. — Я думаю, что вы как раз и есть романтический идиот, и — не обижайтесь — я не хотел бы, чтобы вы были кем-либо другим. Янов, мы знакомы не очень долго, но мы в течение нескольких недель были вместе каждую минуту, и — простите, если это звучит глупо — я очень люблю вас.