– Правда, согласна?
– Вот тебе – крест!
И Марья Сергеевна набожно перекрестилась.
– Я, конечно, попробую сделать все, что в моих силах… Следствие-то не я веду. Улик против твоего Глеба много!..
– Так, не виноват же он! Сам, поди, знаешь!
Жевалки на скулах Виктора Ивановича медленно, словно жернова, перемалывающие чужую душу, заходили под кожей.
– Ты мне это брось! Я ничего не знаю, да и знать не хочу!..
Женщина согласно кивнула.
– Да, это я так, к слову! Само собой вырвалось это у меня как-то… Нечаянно…
– Вырвалось! – передразнивая свидетельницу, повторил капитан. – Слово – не воробей! Вылетело…
Потом, почесав затылок, он добавил:
– Кто придумал эту дурацкую пословицу, не знаешь? Воробья-то тоже невозможно поймать! Поди-ка, вон, попробуй! Это тебе – не гоп-стопник какой…
– Ну, так что, Витенька? Зайдешь вечерком?
Мария Сергеевна, вся трясясь от недоброго предчувствия, ждала ответа.
– Не знаю! Даже не знаю, что тебе сказать! Мне подумать надо. Крепко подумать, как с тобой и твоим парнем быть? Если он на нары пойдет, то и тебя за собой потянет. Ведь ты вместе с ним в то утро была. Выходит, ты – соучастница тяжкого преступления!..
10
Виктор Иванович позвонил Марье Сергеевне через пару дней.
– Витя, так ты нас выручишь? – спросила она жалобным голосом.
– Не телефонный – это разговор!
– Я понимаю!
– Жди часов в семь, не раньше!..
– Что тебе приготовить на ужин?
Но Виктор Иванович уже положил трубку.
Капитан Головнин появился в квартире Горнов часов в девять вечера.
– Здравствуй, Витя! Проходи!.. – приветствовала его Мария Сергеевна с таким выражением на лице, словно она милостыню просила.
– Конечно, пройду! Не у порога же мне стоять…
– Витя я тут ужин тебе приготовила! Ты бы руки помыл, и – за стол!
Но он, вдруг взяв ее за руку, грубо притянул к себе. Впившись в губы, повалил прямо на пол…
– Не надо, Витя! Не на…
Слава богу, что Глеба не было дома. Мария Сергеевна заранее предупредила его о приходе Виктора Ивановича и попросила в этот вечер навестить кого-нибудь из друзей, чтобы возвратиться домой позднее.
«Неужели, я стала мазохисткой?» – с удивлением подумала про себя она, когда все закончилось.
Головнин пугал ее. А после того, как притянул в уголовку повесткой, вдобавок вызывал в ней острое чувство досады и отвращения. И в то же время, вопреки этому, ее неосознанно тянуло к Виктору. Женщине нужен был властный мужчина. Ей хотелось подчиняться ему и чувствовать его сильную руку.
…Посредине стола, уставленного холодной закуской и горячими блюдами, стояла бутылка водки. Заметив это, Виктор Иванович слегка поморщился.
– Ты же знаешь, я не пью!
– Как? – удивилась хлебосольная хозяйка.
– Вот так! Уже целую неделю!..
Сказав это, Головнин доверху наполнил граненый стаканчик водкой и тотчас залпом осушил его.
– Ешь, Витя, ешь, пока горячее… Вот – огурчики малосольные, а это – картошечка…
– Да, вижу! Не слепой!
Хрястнув огурцом, он с прищуром посмотрел на хозяйку.
– Задобрить меня хочешь? Не выйдет! Так и знай…
Сразу вся как-то сникнув, Мария Сергеевна медленно опустилась на стул.
– Так, значит, не поможешь?
Головнин снова посмотрел на нее, точно хотел сожрать вместе с гарниром из вареного риса и говяжьим филе, которые дымились на столе.
– Помогу! Почему – нет? Но все имеет свою цену!
В свою очередь Марья Сергеевна, неотрывно глядя на Виктора Ивановича, словно кролик на удава, пыталась понять: о чем это – он?
– И какова же – эта самая цена?
Головнин снова до верху наполнил граненый стаканчик.
– Ты, ведь, хочешь, чтоб мы возобновили прежние отношения?
Женщина неуверенно кивнула. Честно говоря, в тот момент она и сама не знала, стоило ли ей продолжать сожительствовать с Виктором Ивановичем или нет? Но теперь, как видно, она уже не являлась хозяйкой собственной судьбы. Сознавать это было горько! Горько и ужасно!
– Тогда Глеб… Пусть он… Короче! Скажешь ему, что он – уже взрослый! Через год с немногим в армию уйдет. А тебе надо собственную жизнь устраивать…
– Я не понимаю… – едва слышно сказала Мария Сергеевна.
– Да, чего тут непонятного!
Головнин, кажется, начал терять терпение.
– Третий лишний он – здесь! И тебе и мне – помеха! Поэтому…
– Как – третий?.. Ты хочешь…
Внутри у Марии Сергеевны все задрожало, будто ей нож к горлу приставили. На лице отразились растерянность и панический ужас, словно несчастную женщину в гроб заживо положить собрались.
– Да, хочу! И чтоб ноги его здесь не было!
– Но куда? Куда он пойдет?! – в отчаянии воскликнула Мария Сергеевна.
– А куда хочет! – вдруг ни с того, сего рассвирепев, прорычал Головнин. – Катится пусть ко всем чертям отсюда! Если, конечно, не хочет, чтоб я его на нары определил! Поняла, дура! Мать твою!
Брови Марии Сергеевны медленно сошлись у переносицы. Так, что между ними образовалась глубокая морщинка.
– Нет, Витя! Ты, конечно, извини, но этому не бывать!
– Что?!! Что ты сказала?
Головнин потянулся рукой к кобуре. Щелкнул затвор. Лицо капитана УГРО перекосилось от злобы. Схватив женщину за горло, он приставил дуло к самому ее виску. Глядя прямо ему в глаза, полные безумия, Мария Сергеевна вдруг ощутила, как руки и ноги ее немеют от жути, а душа словно отрывается от тела.
– Сначала я тебя пристрелю, а потом!.. Потом – щенка твоего!.. Скажу, что при задержании пытались меня убить! – сквозь зубы процедил Головнин.
Когда он вложил пистолет в кобуру, Мария Сергеевна, зажав рот ладошкой, беззвучно зарыдала, сотрясаясь всем телом.
Но Головнин будто бы даже не заметил этого.
– Усвоила, спрашиваю?
Сделав над собой усилие, женщина лихорадочно закивала.
Больше она не смела ему возражать. Она была в полной его власти.
– Да! Чуть не забыл! Выпишешь его из квартиры…
Немного подумав, Виктор Иванович продолжил.
– Так легче тебе будет рассчитаться со мной за услугу! Усекла?
Хозяйка квартиры вновь согласно кивнула.
– А ты как хотела?.. Отпрыск твой под ногами у меня путаться не будет! А эту жилплощадь со временем ты оформишь на меня по договору купли-продажи! Догнала?
На Марии Сергеевне, казалось, лица не было, когда она, наконец, отчетливо поняла, чего от нее требует Головнин.
Но как будто бы это ничуть его не обескуражило. Вместо прощания он заметил:
– Ты у меня про цену спрашивала? Спрашивала! Я тебе ее назвал… Сообщишь, когда сопляк с квартиры съедет…
Едва, хлопнув входной дверью, он вышел в подъезд, Мария Сергеевна услышала, как зазвонил его сотовый. Она кинулась из кухни в прихожую и прислонила ухо к двери.
– Да! Я слушаю… Нет, дела заводить не надо! Не надо я сказал… У тебя что-то со слухом не в порядке, дружище?.. Показания свидетелей – ко мне на стол. Завтра я решу, что с ними делать.
11
– Глеб! – сказала Мария Сергеевна, когда тот, умывшись, невозмутимо принялся за завтрак.
– Что – «Глеб»? – набив рот жареной колбасой с луком, с трудом произнес юноша. – Я уже почти семнадцать лет, как Глеб! Ты, разве, не знала об этом?
Женщина стояла в шаге от стола и, с трудом сдерживая слезы, с болью в сердце посмотрела на него. Сын ее сильно вырос и возмужал. Он был уже почти взрослым. Его открытый и в то же время дерзкий взгляд серых глаз, прямой слегка приплюснутый нос, широкая улыбка – все это было ее, родное, и вызывало тихий восторг и умиление.
– Я могу тебя попросить кое о чем?
Глеб даже не взглянул на мать, стараясь быстрее покончить с завтраком, чтобы не опоздать в школу.
– Я, кажется, догадываюсь, о чем, ты меня хочешь попросить!
Так, ты так бы и говорила, что речь пойдет не «кое о чем», а «кое о ком»! То есть, об этом подонке Головнине! Скажи, разве, я не прав?..
