– Ма! Не плачь! Не стоит он того… Может, мне поговорить с ним, как мужчине с мужчиной?
Марья Сергеевна даже не пыталась скрыть слез.
– А – что, если ты ошибаешься?
– Я? Ошибаюсь?!
Глеб даже побагровел от возмущения.
– Да, я сам видел, как он облапывал ее, девку эту, со всех сторон, точно собственную вещь.
И нахмурившись, Глеб добавил.
– Даже могу сказать, где и когда это было! Сказать?
Марья Сергеевна с грустью посмотрела на сына.
– Ну, и, где же, это было? – почти безразлично спросила она.
– В парке! В парке Горького! Я как раз с тренировки тогда шел… А он… Он сидел с ней на скамейке.
Глеб заметил, как огонек ревности зажегся и погас в глазах его матери.
– И, как давно, это было, если не секрет?
– Какой секрет-то, мА?! Недели две назад. Как раз, когда по его словам, он был в командировке… Деньги, которые у тебя занял, он на эту фифу и ухлопал, как я полагаю.
Марья Сергеевна, склонив голову, закрыла лицо руками.
– Какая мерзость, если это – так!
– Даже не сомневайся! Я ведь тогда решил за ними проследить до самого дома… Ну, где, скорее всего, они… Они недолго на скамейке-то миловались!..
– Не смей! Не смей так говорить!
Как ни старалась Марья Сергеевна успокоиться, слезы ее не прекращались. Отняв от мокрого лица ладони, она почти с ненавистью посмотрела на сына.
– Не дорос ты еще о таких вещах рассуждать! К тому же, это, всего лишь, твои предположения!
Марья Сергеевна была близка к истерике. Но обида Глеба за мать была сильнее жалости к ней.
– Это – не предположения! Я вошел вслед за ними в подъезд… Уже там все и началось…
– Какой ты – безжалостный, Глеб! – вне себя от бушевавшей в ее груди
ревности и обиды на сожителя воскликнула Марья Сергеевна. – Лучше бы ты ничего мне
не говорил!
– Ма! – искренне возмутился Глеб. – Да, кто ж тебе еще, как не я, откроет глаза на правду?!
Марья Сергеевна с отчаянием посмотрела на сына.
– Да, к чему мне нужна твоя правда, если от нее мне хоть караул кричи?!
Мария Сергеевна еще некоторое время сидела на стуле, неподвижно глядя в одну точку. Шокированная тем, что ей сообщил Глеб, она словно не замечала его присутствия.
– Ну, как хочешь, ма! Можешь считать, что я тебе ничего не говорил!.. Только я не понимаю, как ты можешь жить под одной крышей с предателем? Этак, он о тебя каждый раз ноги вытирать будет…
И повернувшись к матери спиной, Глеб решительно направился прочь.
– Нет, постой! Постой, сынок!
Глеб нехотя остановился.
– Ну, чего тебе еще от меня надо? – почти зло спросил он.
– Адрес… То есть, где живет та самая особа, ты мне можешь показать?..
…В этот раз Виктор Иванович снова не пришел ночевать. Он позвонил и сказал, что у него – ночное дежурство.
– Ты сильно не беспокойся, Маша! Ложись спать! Люблю тебя! Люблю и целую…
Именно так и сказал. Вот – сукин кот!
– И я тебя люблю! – стараясь не выдать внутреннего волнения и недовольства, ответила Мария Сергеевна.
7
С самого утра, едва рассвело, Мария Сергеевна и Глеб уже стояли напротив того самого подъезда пятиэтажки, из которого по их расчетам вскоре должны были появиться Виктор Иванович и объект его тайного вожделения. Они стояли шагах в пятидесяти от него, надежно укрывшись за стволами тополей. Так, что при всем желании, выйдя из жилого дома, Виктор Иванович, вряд ли, мог бы обнаружить их присутствие.
– Ма! Ну, скажи, для чего мы здесь торчим? Ты – что, не веришь мне?
Глеба ужасно раздражало, что его мать испытывала, видимо, настолько сильные чувства к этому иуде и проходимцу, что притащила его сюда в такую рань. Разве, стоил этот мерзкий тип ее слез и того, чтобы из-за него так унижаться? В конце концов, он для нее – никто! Обыкновенный сожитель, который, не вернув долга, ел ее хлеб, спал в ее постели и в глубине своей подлой души, наверняка, подсмеивался над ней! Чего она цеплялась за его лживую любовь и скупые ласки, как утопающий за соломинку? Этого Глеб и вправду не понимал. Он отказывался верить, что этот Виктор Иванович окрутил его мать так, что без него она теперь и шагу не могла ступить. Неужели, у ней не осталось ни капельки собственной гордости и человеческого достоинства? Эта мысль невольно заставляла страдать и Глеба. Гнала бы его в шею, и – все тут! Чтобы больше никогда и ни при каких обстоятельствах ноги Виктора Ивановича не было в их доме! Как бы Глеб был благодарен ей за это!.. Наверно, ради этого он даже бросил бы посещать бокс…
– Не веришь?
Но Мария Сергеевна даже не повернула головы в сторону Глеба.
– Верю! – не громко ответила она. – Но во всем хочу убедиться собственными глазами…
Едва она произнесла это, как из подъезда тотчас показался Виктор Иванович и вслед за ним… Она!
Это была изящная и стройная шатенка, причем, раза в два моложе Марьи Сергеевны. В руке она держала ведро с мусором.
– Вот – шлюха! Что он в ней нашел?
Прежде, чем попрощаться, она повисла у него на шее, обхватив ее одной рукой, и чмокнула в щеку. Затем игриво помахав ладошкой, не спеша направилась к мусорному баку.
Как только Виктор Иванович свернул за угол дома, Марья Сергеевна и Глеб тотчас кинулись к подъезду. Шатенка уже входила в него… Они взбежали на крыльцо, едва лоб в лоб не столкнувшись с кем-то из жильцов дома.
Обманутая женщина и ее сын настигли обольстительную красотку, когда та, уже ступала за порог собственной квартиры…
– Простите! – окликнула ее Мария Сергеевна.
Та с удивлением оглянулась.
– Чего вам надо?
Ее темные брови нахмурились, отчего лицо сделалось гораздо менее привлекательным, чем еще несколько секунд назад.
– Да, так! Пара вопросов и – только! – запыхавшись, с трудом вымолвила Марья Сергеевна.
Приблизившись почти вплотную, неожиданно она со всего маху влепила смазливой девчонке такую затрещину, что та с трудом удержалась на ногах. Ее бледное личико исказили горькое недоумение, боль и страх. Через мгновенье от пронзительного визга, эхом прокатившегося по подъезду, у Глеба едва перепонки не лопнули.
– Будешь знать, как с чужими мужиками шашни водить! Сука!
Если б Глеб вовремя не схватил за руки мать, последовала бы неминуемая расправа, последствия которой могли быть весьма плачевны. Воспользовавшись паузой, пассия Головнина, видимо, не первая и не последняя в списке особ, деливших с ним одну постель, стремглав метнулась в раскрытую настежь дверь, которая через мгновение с шумом захлопнулась.
– Ма! Ты – что? Ты с ума спятила? – всю обратную дорогу домой никак не мог успокоиться Глеб. – Ты представляешь, что будет, когда эта вертихвостка пожалуется своему мартовскому коту?
– И пусть! Пусть жалуется! Будет знать, как на чужое добро зариться!
– Да, он – такой же твой, как и – ее!
8
– Ты что себе позволяешь?! – рявкнул Виктор Иванович прямо с порога.
Лицо его было красным от волнения и гнева.
– Я?! – удивилась Мария Сергеевна. – Не больше того, что позволяешь себе ты! За дурочку меня держать решил? Да, Витя?
– Так, ты – дура и есть, раз осмелилась на такое!
– Это – какое?
– Вот когда я тебя в следственный отдел повесткой вызову, узнаешь «какое»!
– Даже, так? Ну, ну… Далеко пойдешь!
Но Виктор Иванович, словно не слышал ее слов.
– А, где – твой выкормыш? Этот отморозок?! Он – дома или нет?! Я знаю, это – его рук дело…
Но Глеб уже и сам вышел на шум в коридоре из своей комнаты.
– Ты кого выкормышем назвал? Думаешь, погоны нацепил, так все – по одному месту? И долг можно не отдавать и на сторону ходить, и хавчик чужой подгребать на холявку! Хорошо устроился, нечего сказать! Сваливай, давай, с нашей квартиры!
– Вот – так, значит?
Зрачки глаз Виктора Ивановича сузились. Скулы обозначились резче. Его, аж, заколотило всего от злобы.
