А задача у них с Семми Риксом была одна и та же. Они вдвоем взялись первыми прощупывать резонансные свойства гравитационного поля, первыми уцепились за слабые взаимодействия, первыми стали задумываться над броском к звездам, но не на ракетах с тяговыми двигателями и за сотни световых лет, а над броском мгновенным, броском через искусственно созданные на Земле «черные дыры», через узловые точки пересекающихся пространств. Эти исследования приближали их также к преодолению косности в понимании времени, к скачкам через потенциальные временные ямы в прошлое, в будущее. Все должно быть подвластно человеку. Но на это требовались деньги, деньги и снова деньги. И свобода. Свобода их поисков, их труда, их разработок, свобода от сиюминутных выгодных работ, от сиюминутных заказов, от сиюминутных хлопот и забот. Семми Рикс от них освободился, освободился, очевидно, навсегда… А он, профессор Перри Хименс?… Он понесет свой альтруистичный крест – ведь он, собственно, и есть альфа и омега науки – свою тяжелую ношу до конца…

Из динамиков захрипел чарующе Эл Бузep. Он пел о малютке из штата Северная Дакота, о парне с кривыми ногами и в ковбойской шляпе, о том, как они контрабандным путем, облачив своего четвероногого друга в скафандр, переправили его на Луну, и как там скакали во всю, ха-ха-ха, хо-хо-хо, хи-хи-хи, прыть по пыльной дороге к «Морю Дождей». Еще он пел о том, как девушка, обхватив парня руками, прижималась к спине того маленькими упругими штучками, и как споткнулся конь о кусок золота, величиной с тыкву, что осталась у ковбоя дома в огороде.

Задиристый напев, ржание лошади, пощелкивание кнута заставили постепенно всех, сидевших в зале зашевелиться, задвигаться, заулыбаться.

Профессор постучал пальцем по своим часам, показывая их Дагену, но тот продолжал транслировать запись песен Эл Бузера, даже прибавив немного громкость.

К доске направился танцующей походкой конструктор Олсон, сверкая своей лысиной, и быстро, в унисон с ритмом песни, стал набрасывать на доске один из вариантов схемы симбиоза генератора биоволн с шумовым модулятором.

Хименс пригласил к доске и второго ведущего конструктора, Хейса. И тот, не меняя кроткого выражения лица, запрыгал по проходу как-то боком, подергивая плечами и водя головой вверх-вниз, как лошадь. Они минут десять о чем-то совещались у доски, набрасывали разные схемы; те тотчас же записывались в памяти кассетного видмага. Профессор, было похоже, остался доволен результатами этого минисовещания, подал знак, что можно сесть за столики, и, взяв микрофон, громко спросил:

– Возможно, имеются еще некоторые идеи?

– Да, у меня, – поднялась Джун, направляясь к доске. – Я думаю, что следует вернуться к китообразным. Грегори хорошо сказал: «С шумами не нужно бороться».

Хименс незаметно помахал рукой Дагену, мол, убавь громкость, тише, еще тише. Он почувствовал, что намечается еще какая-то новая, вероятно, и неплохая идея. И ее вот-вот выдаст эта взбалмошная, еще заплаканная, миссис Джун.

– Так делают все киты и дельфины, – продолжила Джун Коллинз и начертила мелом на доске три прямые линии, обозначила их осями времени; на самой верхней она нарисовала хаотические сигналы помех, отстоящие на различном расстоянии друг от друга; ниже – правильной формы однотипные биосигналы, заданные с определенной частотой; на третьей оси, самой нижней, показала суммарную картину. – Я подумала вот о чем – между помехами должны проскакивать наши альфа-волны…

– Помехи можно отнести к случайным функциям, со своими амплитудами и частотами. Это я перевожу мысль Джун на язык математики. Следует заложить в наш ГСД модулятор случайной выдачи частотных биосигналов, если его еще не заложили.

– Мун понимает меня с полуслова, – сказала Джун, чуть улыбнувшись. – Из моих рисунков видно, что при очень частых биопосылках нерационально используется временной интервал. Возможны такие случаи, когда ряд одинаковых биокоманд попадает на длинный шумовой сигнал. Это может привести к тому, что мозг «приемника», мозг мутанта, не успевает забыть предыдущий сигнал. Но нельзя делать и большие интервалы между биопосылками. Редкие сигналы могут «провалиться» в шумовые ямы. Оптимальным, на мой взгляд, является вариант, предложенный Муном. Биопосылки следует выдавать через интервалы, все время хаотически меняющиеся.

– Молодец, Джун! – выкрикнул нейрофизиолог Эрик Тэйт, да так громко, что, теперь уже чуть кунявшие без дела миссис Клементс и миссис Боумэн вздрогнули и вытаращили глаза на возмутителя спокойствия. Одна из них, кажется, миссис Клементс, спросонья нажала не ту кнопку, и загорелось красное табло. Но она тут же спохватилась и высветила зеленое. Хименс, кажется, ничего не заметил. А миссис Боумэн захихикала. Ей вторил булькающим смехом и Кэшон, будто он и сам не спал. Кэшон потер ладонь о ладонь, предвкушая ждущие его впереди еще некоторые забавные сценки.

– Да, еще, – добавила Джун, развивая свою мысль, – генератор ГСД должен выдавать не по одной биокоманде, а небольшим пакетом, в котором имеются несколько однотипных сигналов. А уж сколько, это нужно уточнить.

– Мне приходится только восхищаться женской логикой, – засмеялся довольный Хименс, постукивая кулаком по столу. – Вот самое простое, и в то же время самое неординарное решение задачи! Умница наша Джун! Разложила задачу по полочкам! Все этапы ее решения! Единственной теперь проблемой остается найти желающих принять участие в эксперименте. Но и это не проблема. На бирже труда за умеренную плату можно подобрать несколько человек.

– Я этим займусь, – предложил Тэйт.

– Да, я как раз вам и хотел предложить. Вам и Грореману. Вам, конечно, не нужно напоминать – максимум секретности, никаких лишних разговоров. Временные «кролики» не должны заходить в другие отделы. И постараетесь подобрать «кроликов» с разными интеллектами. Как вы считаете, Тэйт, не вредно ли альфа-излучение для здоровья?

– Нет, Перри, если облучать непродолжительное время. Но все же нужно взять с них расписки о добровольном содействии науке и прогрессу.

– Это правильно, Тэйт. Я как-то об этом и не подумал. Этим займется Тони Эдкок. Он у нас большой специалист по таким делам, – сказал Хименс. – И по «хамчикам» тоже!

Совещание в спецзале фирмы «Хименс и Электроника» было окончено. Профессор попросил задержаться начальника координационного центра Паккарда, начальника отдела «Шумовые корреляции» Моррисона, ведущего конструктора Олсона. Сотрудники повскакивали и с шумом стали пробираться к выходу. Джун Коллинз медленно поднималась наверх, к выглядывавшему с антресолей Гарри Грорэману. Она, видимо, хотела еще раз посмотреть тот фильм, те редкостные кадры, на которых были засняты последние, а может быть, и предпоследние дни Семми Рикса.

Дик Ричардсон продолжал сидеть за своим персональным столиком. Он нужен будет профессору, знал он, при обсуждении еще некоторых деталей разработки будущего ГСД. Все мышцы Дика подрагивали, как у той породистой охотничьей собаки, учуявшей за покрытой густой травой кочкой притаившегося бекаса и принявшей уже соответствующую стойку. Он чувствовал всем нутром, что с этого дня что-то изменится, что начинается в его жизни новый этап, да и в работе фирмы «Хименс и Электроника», новый по содержанию, захватывающий и даже чуть рискованный и опасный. Но это его сейчас совершенно не пугало, а только радовало, наводило почему-то на думы о его наивном деде, с его разными «гениальными» проектами, вело его дальше, к его далекому предку, к энергичному и буйному инженеру Петру Гарину, властвовавшему одно время над всем миром.

Это будет уже не то четвертая, не то пятая их деловая встреча. И что на этот раз скажет друг губернатора Ральфа Хилдбера, его компаньон по фирме «Сверхточные приборы», изредка наведывавшийся в Нью-Йорк и звонивший тут же ему, смуглый Вито Фелуччи было неизвестно. И эта неизвестность всегда нервировала и выводила из себя профессора.