Иннокентий Анненский Трилистники Трилистники (1906–1915) ИЗ СТАРОЙ ТЕТРАДИ ТОСКА МАЯТНИКА Неразгаданным надрывам Подоспел сегодня срок: В стекла дождик бьет порывом, Ветер пробует крючок. Точно вымерло все в доме Желт и черен мой огонь, Где-то тяжко по соломе Переступит, звякнув, конь. Тело скорбно и разбито, Но его волнует жуть, Что обиженно — сердито Кто-то мне не даст уснуть. И лежу я околдован, Разве тем и виноват, Что на белый циферблат Пышный розан намалеван. Да, по стенке ночь и день, В душной клетке человечьей, Ходит — машет сумасшедший, Волоча немую тень. Ходит — ходит, вдруг отскочит, Зашипит — отмерил час, Зашипит и захохочет, Залопочет, горячась. И опять шагами мерить На стене дрожащий свет, Да стеречь, нельзя ль проверить Спят ли люди или нет. Ходит-машет, а для такта И уравнивая шаг, С злобным рвеньем «так-то, так-то» Повторяет маниак… Все потухло. Больше в яме Не видать и не слыхать… Только кто же там махать Продолжает рукавами? Нет. Довольно… хоть едва, Хоть тоскливо даль белеет, И на пледе голова Не без сладости хмелеет. КАРТИНКА
Мелко, мелко, как из сита, В тарантас дождит туман, Бледный день встает сердито Не успев стряхнуть дурман. Пуст и ровен путь мой дальний… Лишь у черных деревень Бесконечный все печальней, Словно дождь косой, плетень. Чу… Проснулся грай вороний В шалаше встает пастух, И сквозь тучи липких мух Тяжело ступают кони. Но узлы седых хвостов У буланой нашей тройки, Доски свежие мостов, Доски черные постройки, Все поплыло в хлябь и смесь Пересмякло, послипалось… Ночью мне совсем не спалось Не попробовать ли здесь? Да, заснешь… чтоб быть без шапки. Вот дела… — Держи к одной! Глядь — замотанная в тряпки Амазонка предо мной. Лет семи всего — ручонки Так и впилися в узду, Не дают плестись клячонке А другая — в поводу. Жадным взглядом проводила Обернувшись, экипаж И в тумане затрусила, Чтоб исчезнуть, как мираж. И щемящей укоризне Уступило забытье: «Это — праздник для нее. Это — утро, утро жизни». СТАРАЯ УСАДЬБА Сердце дома. Сердце радо. А чему? Теню дома? Тени сада? Не пойму. Сад старинный, все осины — тощи, страх! Дом — руины… Тины, тины что в прудах. Что утрат-то!.. Брат на брата… Что обид! Прах и гнилость… Накренилось… А стоит… Чье жилище? Пепелище?.. Угол чей? Мертвой нищей логовище без печей… Ну как встанет, ну как глянет из окна: «Взять не можешь, а тревожишь, старина! Ишь затейник! Ишь забавник! Что за прыть! Любит древних, любит давних ворошить… Не сфальшивишь, так иди уж: у меня Не в окошке, так из кошки два огня. Дам и брашна — волчьих ягод, белены… Только страшно — месяц за год у луны. Столько вышек, столько лестниц — двери нет. Встанет месяц, глянет месяц — где твой след?..» Тсс… ни слова… даль былого — но сквозь дым Мутно зрима… Мимо, мимо… И к живым! Иль истомы сердцу надо моему? Тени дома? Шума сада?.. Не пойму… |
