— Я слышал, что наркоманы любят подлавливать новые жертвы.

— Ты прощаешь меня? — спросила Кэти и тоже встала.

— Нет, — ответил он. Он был растерян и взбешев, “Я не только не прощаю тебя, — подумал Эрик, — но я сделаю все возможное, чтобы ты не вылечилась единственно, что для меня сейчас важно, это избавиться от тебя. — Его переполняло чувство абсолютной и всепоглощающей ненависти к ней, — Да, именно это она и должна была сделать; в этом была она вся, Именно поэтому он так стремился уйти от нее”.

— Теперь нам придется выкручиваться вместе, — сказала Кэти.

Спокойно и твердо, как только возможно, он направился к выходу из кафетерия, шаг за шагом, мимо столиков и сидящих за ними людей. От нее.

…Он почти сделал это. Он почти…

Все вернулось на свои места. Но все изменилось, Стало другим.

Рядом с ним на стуле сидел Дон Фестенбург. Он произнес:

— Вам повезло. Но лучше я вам все объясню. Посмотрите сюда. На календарь. Вы перескочили почти на год вперед. — Эрик смотрел на календарь, но смысл увиденного не доходил до его сознания. Перед ним была витиеватая надпись: Сегодня 17 июня 2056 года. — Вы один из немногих счастливчиков, на которых наркотик действует таким образом. Большинство оказывается в прошлом и вязнет в попытках построения альтернативных миров, представляя себя почти Богом, пока в конце концов необратимые изменения в нервной системе не лишают их способности к разумной деятельности.

Эрик отчаянно пытался сказать что-нибудь подходящее к случаю. Но не мог ничего придумать.

— Расслабьтесь, — произнес Фестенбург, видя его тщетные усилия. — Я сам скажу все, что нужно; вы здесь еще на несколько минут, так что предоставьте это мне. Год назад, когда в кафетерии вас угостили порцией Дясв-Джи 180 мне посчастливилось присутствовать при этом событии и последующей суматохе; ваша жена впала в истерику, а вы — пропали. Она была задержана Секретной службой и во всем призналась.

— Ох, — стены комнаты пошатнулись, когда он машинально кивнул головой.

— Ну что? Вам лучше? Сейчас Кэти проходит курс лечения, но в это не стоит сейчас вдаваться.

— А что с…

— Ну да, ваша проблема. Ваша наркомания. Тогда, год назад, способа лечения не существовало. Но теперь — вы наверное рады будете это услышать — он найден. Это произошло всего пару месяцев назад, к я давно жду вашего появления. О Джи-Джи 180 мы знаем теперь так много, что я смог рассчитать время вашего появления здесь с точностью до минуты. — Фестенбург залез в карман своего пиджака и извлек из него маленькую стеклянную бутылочку. — Это антидот, производимый дочерней фирмой корпорации ТМК, Как он вам нравится? Двадцати миллиграммов этого вещества достаточно, чтобы избавить вас от наркомании даже после возвращения в то время. — Он улыбнулся, при этом его желтоватое лицо неестественно сморщилось, — Однако… Возникают некоторые проблемы.

— Эрик спросил:

— Как идут дела на войне? Фестенбург осуждающе возразил:

— Что вам до этого? Боже мой, Свитсент, вся ваша жизнь зависит от содержимого этой бутылочки-, вы просто не представляете себе, что такое этот наркотик.

— Молинари еще жив? Фестенбург покачал головой.

— У него всего несколько минут, и он тратит их на то, чтобы узнать о состоянии здоровья Молинари! Послушайте. — Он наклонился к Эрику, его губы при этом вытянулись в трубку, лицо надулось от возбуждения. — Я хочу заключить с вами сделку, доктор. Я прошу в обмен на эти таблетки на удивление мало. Я прошу вас принять мое предложение; в следующий раз, когда вы примете наркотик, — селя вы не вылечитесь — вы окажетесь в будущем, которое придет через десять лет, и это будет слишком поздно, слишком далеко.

— Слишком поздно для вас, но не для меня. Лекарство еще будет существовать, — сказал Эрик.

— Вы даже не хотите спросить, что я прошу взамен?

— Нет.

— Почему?

Эрик пожал плечами.

— Я чувствую себя неуютно; на меня оказывают давление, и мне это не нравится; я попытаюсь без вас воспользоваться возможностями, которые предоставляет мне этот наркотик. — Для него было достаточно знать, что лекарство все-таки существует, Это знание рассеяло его тревогу и дало свободу действовать так, как ему хочется. — Очевидно, самое лучшее — это использовать наркотик настолько часто, как это физиологически возможно, два или три раза, каждый раз проникая все дальше и дальше в будущее, а когда его разрушительное воздействие станет слишком велико…

— Даже один прием, — сквозь зубы процедил Фе-стенбург, — вызывает необратимые изменении в человеческом мозгу. Проклятый идиот, ты уже принял слишком много. Ты видел свою жену, ты хочешь стать таким же?

После долгого раздумья, Эрик ответил: — За то, что я получу взамен, да. Когда я приму наркотик второй раз, я буду знать, чем кончилась война, и если конец неблагоприятен для нас, я, вероятно, буду в состоянии посоветовать Молинари, как этого избежать. Что значит мое здоровье по сравнению с этим? — Он замолчал, для него все было кристально ясно. Обсуждать было нечего, он просто сидел и ждал, когда кончится действие наркотика. Он ждал возвращения в свое время.

Открыв стеклянный сосуд, Фестенбург высыпал белые таблетки, стряхнул их на пол и раздавил в порошок своим каблуком.

— Вам не приходило в голову, — спросил Фестенбург, — что за следующие десять лет Земля может быть настолько опустошена, что ТМК будет не в состоянии продолжать выпуск этого антидота?

Это было правдой, но как ни был он потрясен этой мыслью, ему удалось этого не показать.

— Посмотрим, — проворчал он.

— Честно говоря, я не знаю, что произойдет в будущем. Но у меня есть знание прошлого, — вашего будущего за этот прошедший год, — Он вытащил газету и развернул ее на столе перед Эриком, — Шесть месяцев спустя после случая в кафетерии. Вас это должно заинтересовать.

Эрик пробежал глазами передовицу и ее заголовок.

СВИТСЕНТ, ГЛАВНОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ ЛИЦО В ЗАГОВОРЕ ВРАЧЕЙ

ПРОТИВ ИСПОЛНЯЮЩЕГО ОБЯЗАННОСТИ СЕКРЕТАРЯ ООН

ДОНАЛЬДА ФЕСТЕНБУРГА, ЗАДЕРЖАН СЕКРЕТНОЙ СЛУЖБОЙ

Фестенбург резко выхватил газету, скомкал ее бросил позади себя.

— Я не говорю вам, что стало с Молинари — узнавайте это сами, раз вы не заинтересованы в заключении разумного соглашения.

После паузы Эрик сказал:

— У вас был целый год, чтобы изготовить фальшивый экземпляр “Тайме”, Я припоминаю, что такие штуки уже проделывались когда-то в истории, Иосиф Сталин проделал это с Лениным в его последний год жизни. Напечатал поддельный экземпляр “Правды” и показал его Ленину, который…

— Моя форма, — и бешенстве выкрикнул Фестенбург с трясущимся, красным от гнева и как бы готовым взорваться лицом. — Посмотрите на мои погоны.

— А почему, собственно, они тоже не могут быть поддельными? Я не говорю, что это так или что газета фальшивая. — В его положении он конечно не мог знать наверняка. — Я просто говорю, что это возможно и этого достаточно, чтобы воздержаться от принятия окончательного решения.

Неимоверным усилием Фестенбург немного овладел собой.

— Отлично, вы предпочитаете не рисковать. Все происшедшее слегка вас дезориентировало — я это понимаю. Но, доктор, будьте хоть на минуту реалистом; вы видели газету, вы знаете, что каким-то способом, каким — я не буду уточнять, я заменил Молинари на его посту. И еще — через шесть месяцев после того времени, в котором вы пойманы с поличным как заговорщик против меня. И…

— Исполняющего обязанности Секретаря ООН, — дополнил Эрик.

— Что? — . — уставился на него Фестенбург.

— Эта ситуация, к которой применим термин “рго tеmроrе”. Это переходная стадия. Я никогда не был — и не мог быть — пойман с поличным. Газета просто пересказывает версию обвинения; еще не было суда, не было приговора. Я вполне могу еще быть оправдан, факты могли быть подстроены, сфабрикованы вами. Вспомним Сталина в последний год его жизни, так называемый…

— Не читайте мне лекций о том, что я и без вас знаю, Я понимаю, о чем вы говорите; я знаю, как Сталин одурачил умирающего Ленина. И я знаю о заговоре врачей, состряпанном Сталиным во время его последней болезни. Хорошо, — голос Фестенбурга был ровен, — я признаю это. Газета, которую я вам только что показал… Она фальшивая. Эрик улыбнулся.